Экологические требования по-прежнему имеют много противников в среде предпринимателей. Но они уже имеют достаточно сторонников среди предпринимателей и капиталистов, поскольку согласие с ними денежных властей становится весьма вероятным.
Лучше уж не играть в прятки: экологическая борьба - не самоцель, она – этап. Она может создать трудности для капитализма и заставить его измениться; но затем, когда после долгого насильственного и хитроумного сопротивления он уступит, поскольку экологический тупик будет неотвратим, он преодолеет это неудобство, как и все прочие.
Вот почему надо прямо спросить: чего мы хотим? Капитализма, который приспосабливается к экологическому принуждению или же социальной, экономической и культурной революции, которая упраздняет капиталистическое принуждение и через это создает новые отношения людей к коллективу, к окружающей среде и к природе. Реформы или революции?
Не говорите только, что этот вопрос – второстепенный, и что главное – помешать им довести планету до того, чтобы она стала непригодной для жилья. Ибо выживание ради выживания также не является целью: стоит ли выживать в «мире, превращенном в планетарную больницу, планетарную школу, планетарную тюрьму, где главной задачей инженеров человеческих душ будет создание людей, приспособленных к этим условиям» (Иллич).
Если вы все ещё сомневаетесь, насколько хорош мир, который нам приготовили, прочтите досье на новые техники «промывки мозгов» в Германии и в Соединенных Штатах (Les Temps moderns, март 1974): вслед за американскими психиаторами и психо-хирургами, исследователи, связанные с Гамбургским универсиетом под управлением профессоров Гросса (Gross) и Сваба (Svab) исследуют методы, пригодные для ампутации у индивидов агрессивности, мешающей им сносить абсолютно тотальный обман; методы, которые предпишут им тюремный режим, а также труд на конвейере, скопление в перенаселенных городах, школе, конторе, армии.
Лучше уж попытаться определить, для начала, за что мы боремся, а не просто против чего. Хорошо бы также попытаться предвидеть, как капитализм будет затронут и изменен экологическими трудностями, чтобы создать то, что спровоцирует его исчезновение, не меньше.
Но вначале, что такое, в экономических терминах, экологическое принуждение (contrainte)? Возьмем, например, такие гигантские химические комплексы в долите Рейна, как Людвигсфахен (Basf) или в Роттердаме (Akzo). Каждый комплекс сочетает следующие факторы:
- природные ресурсы (воздух, вода, минералы), которые до сих пор считаются даровыми, потому что они не могут быть воспроизведены (reproduites) (заменены (remplacees))
- средства производства (машины, здания), которые являются мертвым капиталом, который изнашивается и требует замены (воспроизводства), предпочтения более выгодных и более эффективных средств, дающих фирме преимущество перед конкурентами
- сила человеческого труда, которая также должна быть воспроизводима (трудящихся надо кормить, заботиться о них, предоставлять жилье, воспитывать).
В капиталистической экономике комбинация этих факторов внутри процессов производства необходима для извлечения максимума возможной прибыли (что для фирмы, беспокоящейся о своем будущем означает также: максимум могущества, а это значит – инвестиции, присутствие на мировом рынке). Стремление к этой цели глубоко повлияло на способ комбинации различных факторов и на значение каждого из них.
Фирма, к примеру, никогда не задается вопросом, как сделать труд более приятным, чтобы завод тщательно берег природное равновесие и жизненное пространство людей и для того, чтобы его продукты служили общественным целям. Она интересуется лишь тем, как произвести максимум товарных ценностей при минимуме денежных затрат. А на этот последний вопрос она отвечает: «Надо ограничить чистое функционирование машин, редких и дорогих по отношению к физическому и психическому здоровью трудящихся, быстро и дешево заменимых. Надо ограничить низкие затраты на восстановление природного равновесия, разрушение которого не будет меня беспокоить. Надо производить то, что может быть продано подороже, даже если менее дорогие вещи могут быть более полезными».
Все несет на себе отпечаток этих капиталистических потребностей: природа продукции, технология производства, условия труда, структура и размер предприятий.
Но вот, как раз в долине Рейна, перенаселение, загрязнение воздуха и воды дошли до такой степени, что химическая промышленность нередко обязана фильтровать дымы и сточные воды, т. е. воспроизводить условия и ресурсы, которые до этого считались "природными" и даровыми. Эта необходимость воспроизводить окружающую среду сразу будет иметь очевидные последствия: надо инвестировать в очистку, следовательно, умножать массу мертвых капиталов; надо также обеспечить амортизацию (воспроизводство) очистных сооружений, а конечный продукт всего этого (относительную чистоту воздуха и воды) нельзя выгодно продать.
Короче говоря, существует одновременное повышение значения инвестированного капитала ("органической композиции"), издержек на воспроизводство всего этого и стоимость продукции, без соответствующего увеличения сбыта. Следовательно – одно из двух: либо норма прибыли снижается, либо цена продукции растет.
Очевидно, фирма будет стремиться увеличить отпускную цену. Но так просто она не выпутается: все другие фирмы, загрязняющие природу (цементная и металлургическая промышленность, черная металлургия и т.д.), будут также искать способ заставить конечного потребителя больше платить за их продукцию. Учет экологических требований будет иметь такой результат: цены будут склонны расти быстрее, чем реальная зарплата, покупательная способность населения также будет ограничена, и, таким образом, все будет происходить так, как если бы издержки на борьбу с загрязнением окружающей среды изымались из ресурсов, которыми располагают люди, чтобы покупать товары. В результате производство должно либо стоять на месте, либо падать. И это снижение роста и производительности, которое в другой системе могло бы стать благом (меньше машин, меньше шума, больше воздуха, более короткие рабочие дни) приведет к абсолютно негативным последствиям: вредная для экологии продукция станет предметом роскоши, недоступным для масс, но доступным для привилегированных слоев; бедные стали бы соответственно беднее, а богатые – богаче.
Учет экологических требований приведет к тем же последствиям, что и нефтяной кризис. И капитализм не поддастся кризису, а преодолеет его теми же методами, что и всегда: более удачливые финансовые группы используют финансовые трудности соперничающих групп, чтобы скупить их за бесценок и расширить свой контроль над экономикой. Центральная власть усилит свой контроль над обществом благодаря технократам, вычисляющим «оптимальные» нормы очистки и производства, предписывающим ограничения, расширяющим область «программируемой жизни» и сферу деятельности репрессивного аппарата. Народный гнев благодаря компенсаторным мифам направят на подходящих козлов отпущения (например, этнические или расовые меньшинства, «волосатых», молодежь) и Государство будет удерживать власть только благодаря могуществу своих учреждений: бюрократии, полиции, армии, милиции, которые заполнят пустоту, образованную дискредитацией партийной политики и исчезновением политических партий. Достаточно оглядеться вокруг, чтобы почувствовать во Франции и в других странах признаки подобного вырождения.
Вы скажете, что всего этого можно избежать? Разумеется. Но все это может случиться, если капитализм будет вынужден учесть экологические издержки без политической атаки на всех уровнях, которая лишит его господства и противопоставит ему совсем другой проект общества и цивилизации. Ибо сторонники развития правы по крайней мере в одном пункте: в рамках современного общества и современной модели потребления, основанной на неравенстве, привилегиях и стремлении к прибыли, не-рост или обратный рост может означать только застой, безработицу, увеличение разрыва между бедными и богатыми. В рамках современного способа производства нельзя ограничить или прекратить экономический рост, распределяя экономические блага наиболее справедливым образом.
В самом деле, сама природа этих благ чаще всего исключает справедливое распределение: как вы сможете «справедливо» распределить путешествия в Конкорд, ситроены DS или SM, апартаменты на вершинах небоскребов с бассейном, тысячи новых продуктов, редких по определению, которые каждый год выпускает промышленность, чтобы обесценивать старые модели и воспроизводить неравенство и социальную иерархию? И как «справедливо» распределить университетские звания, должности старшего мастера, главного инженера или заведующего кафедрой.
Разве не очевидно, что главная движущая сила роста заключена именно в бегстве от всеобщего, которое и стимулирует легко распространяющиеся неравенство - то, что Иван Иллич назвал «модернизация нищеты»? Как только массы получают возможность надеяться получить то, что было привилегией элиты, все это (степень бакалавра, машина, телевизор) обесценивается, порог нищеты повышается на одну отметку, создаются новые привилегии, недоступные массам. Непрерывно воссоздавая редкость (rarete) с целью воссоздать неравенство и иерархию, общество порождает больше неудовлетворенных потребностей, чем удовлетворяет их, «норма роста фрустрации легко превышает рост производства» (Иллич).
Пока мы будем рассуждать в рамках этой цивилизации неравенства, рост будет выглядеть в глазах массы людей как обещание (все же целиком иллюзорное), что они однажды прекратят свое «полу-привилегированное» существование, а не-рост – как их потребление в качестве безнадежных посредственностей. Итак, надо атаковать не рост, а укрепляемую им мистификацию, динамику растущих и всегда обманчивых потребностей, на которых он держится, соревнование, на которое он толкает людей, заставляя каждого из них стремиться возвыситься над другими. Это общество могло бы выбрать себе такой девиз: «То, что является благом для всех – ничего не стоит. Тебя будут уважать лишь в том случае, если у тебя есть нечто «лучшее», чем у других».
Итак, чтобы порвать с идеологией роста, надо утверждать противоположное: «Тебя достойно лишь то, что является благом для всех. Только то заслуживает быть произведенным, что ни для кого не является привилегией и никого не унижает. Мы можем быть счастливы с меньшим изобилием, ибо в обществе без привилегий не будет бедных».
Попытаемся представить себе общество, основанное на этих критериях. Продукция из действительно прочных тканей, обувь, сохраняющаяся годами, машины, легкие в починке и способные функционировать в течение века - все это можно представить в пределах техники и науки, также как и увеличение учреждений и общественных служб (транспорт, прачечные и т. д.) освобождающих людей от покупок дорогих, хрупких и пожирающих энергию машин.
Представьте себе в каждом коллективном доме два или три зала телевидения (по одному на каждую программу); одну игровую комнату для детей, прекрасно оснащенную мастерскую для поделок, прачечную-автомат с воздушной сушкой и глажением, и будете ли вы тогда по-прежнему нуждаться в вашем индивидуальном оборудовании, и станете ли вы торчать в пробках на дорогах, если есть удобный общественный транспорт, стоянки для велосипедов и мопедов на площади, плотная транспортная сеть, общая и для городов и для пригородов.
Представьте себе также централизованно планируемую крупную промышленность, выпускающую только необходимое: четыре или пять моделей прочной обуви и одежды, три модели вместительных и видоизменяемых машин, необходимых для общественных нужд. Это невозможно в развивающейся экономике? Да. Это вызвало бы массовую безработицу? Нет – рабочая неделя из двадцати часов, возможность изменить систему. Это было бы однообразным и серым? Нет – вообразите вот что:
Каждый квартал, каждая коммуна располагают открытыми день и ночь мастерскими, оснащенными всем, что может оказаться полезным, включая машины, где жители, индивидуально, коллективно или группами изготовляли бы для себя, а не для рынка, излишек, согласно их вкусам и желаниям. Так как они работали бы только двадцать часов в неделю (а может быть и меньше), взрослые могли бы все время учиться тому, что дети изучали бы в начальной школе: работе с тканью, деревом, металлами, работе электрика, механике, керамике, агрикультуре…
Это утопия? Это может стать программой. Ибо эта «утопия» соответствует наиболее прогрессивной и не ложной форме социализма: общества без бюрократии, где рынок отмирает, где всего всем хватает и где люди индивидуально и коллективно свободны формировать свою жизнь, выбирать то, что они хотят делать и иметь больше необходимого: общества, где «свободное развитие всех станет целью и условием свободного развития каждого». Маркс dixit.
