Ukrologia

НЕСКОЛЬКО СЛОВ
О СЕВЕРНОРУССКОЙ
И ЮЖНОРУССКОЙ (УКРАИНСКОЙ)
АНТРОПОЛОГИИ

Сергей Обогуев

Предлагаемая вниманию читателя заметка была составлена в рамках случившейся в 1997 г. интернетовской дискуссии об антропологическом родстве (единстве) либо, напротив, раздельности между великорусским и малорусским (в частности, украинским) народами.

Свидомо-украинская сторона выставляла три тезиса (имеющих, вообще, широкое хождение в самостийном мифологическом наборе):

Великорусы, смешавшиеся с финскими и угорскими племенами, уклонились от славянского антропологического типа, сохраненного украинцами, и не являются украинцам сколь-либо близкими антропологическими родственниками (т.н.“доктрина Духинского”, см. приложение “К истории вопроса”).

Украинцы представляют собой компактный (с незначительными внутренними различиями) антропологический тип, отличающийся, как целое, от великорусов, а также других соседних народов.

Существование некоего целостного украинского антропологического типа, по частому мнению выражающих эту точку зрения, обосновывает существование целостной украинской нации (в наиболее ярких случаях говорится про украинские гены и т.п.).

Великорусы, напротив, антропологически неоднородны, а посему (делается вывод) им самая дорога распасться, по линиям этих неоднородностей, на несколько национальностей.

Настоящий очерк ставит целью осведомить читателя о взгляде на эти вопросы современной антропологической науки. Предваряя следующее далее подробное изложение, обозначим сразу ее основные выводы:

Основной массе великорусов (и, в частности, населению центра России, т.е. профильным “москалям”) специфически-финские, угорские или тюркские черты в сколь-либо значительной мере не присущи. Они наблюдаются лишь у некоторых периферийных великорусских подтипов, да и то в незначительной степени. У основной же массы великорусского населения они наблюдаются не в большей мере, чем у малорусского.

Тюркские черты присущи малорусскому населению вообще в заметно большей мере, чем великорусскому.

Собственно финское влияние отмечается у малорусов в сопоставимой с великорусами степени (но незначительной, в обоих случаях), причем некоторым малорусским группам соответствующие черты свойственны гораздо более резким образом, чем великорусам.

Угорский элемент в большинстве великорусских групп не прослеживается (в частности, нет его у “москалей”, т.е. великороссов центральной России, верхнеокской зоны); у ряда восточных групп великороссов, где можно ставить вопрос о некотором уральском влиянии, оно слабо, и явственнее проступает у малороссов-галичан.

Малорусское население современной Украины (УССР) весьма неоднородно антропологически – значительно более неоднородно, чем вся великорусская группа. При этом главные антропологические группы малорусов существенно ближе антропологически к главным великорусским группам, чем к другим малорусским группам. Иными словами, украинцы не представляют никакого цельного антропологического типа, отдельного от остального русского народа. В частности, галичане значительно более удалены антропологически от ядра украинского населения, чем большинство великорусских групп (за исключением периферийных, как то великороссов архангельской области).

По совокупности корреляции антропологических признаков, весь русский народ, включая великорусов, белорусов и южнорусов (за возможным вычетом галичан) антропологически обособлен как целое от соседних народов (противопоставлен им как целое), и по сравнению с антропометрическим растоянием до них высказывает единство русского антропологического типа. Внутри-русские различия (как то различия между малороссами центральной Украины и великороссами центральной Великороссии) существенно меньше антропометрического расстояния от любой из этих русских групп до, скажем, чехов, болгаров или словаков [*].

[*] Исключение составляют литовцы (центра Литвы), находящиеся весьма близко к пределам русского антропологического кластера. Для окончательного заключения об отношении русских (малорусов, великорусов и белорусов) к полякам достаточных данных по различным польским группам нет (не было на момент обработки представляемых ниже антропологических измерений), однако проживающие в Литве поляки отстоят от малороссов центрально-украинского антропологического типа практически на такое же далекое расстояние, что и чехи (но в другом направлении, и антропологически эти поляки ближе к великороссам, нежели к малороссам). Кроме того, некоторые периферийные группы (прежде всего, галичане) проявляют по меньшей мере сравнимую, если не бОльшую антропологическую близость к некоторым другим народам (венграм, румынам, молдованам, болгарам, чехам), чем к малороссам центральной, южной и северной Украины, или к великороссам.

Изложенные заключения опираются на обширные антропометрические данные, собранные и обработанные в 1950-е и 1960-е годы антропологическими экспедициями институтов этнографии АН СССР и (независимо) АН УССР. Полученные антропологами данные изложены и проанализированы в двух фундаментальных итоговых трудах, к изложению результатов которых мы сейчас и обратимся.

“Происхождение и этническая история русского народа. // По антропологическим данным”, том 88 (новая серия) серии “АН СССР. Труды института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая”, М. 1965	АН УРСР // Iнститут мистецтвознавства, фольклору та етнографії // В.Д. Дяченко, “Антропологичний склад українського народу”, Кїив, 1965

По иронии судьбы приключилось так, что просматривая одним глазом высказывания в интернете украински-свидомых ораторов, другим автор этих строк одновременно читал журнал “Москва” (номер за июнь 1996 г., статью С.Фомина “Русский вопрос и будущее России”, стр. 122-3), слова из которой мы, в виде пространного эпиграфа, и предпошлем более детальному изложению:

«...целый ряд публицистов, писателей и историков пытается внушить широкой публике мысль о том, что никакого русского народа уже давно и нет, а есть некая смесь различных народов, говорящая по-русски, но ничего общего не имеющая с теми восточными славянами, которые создали более тысячи лет назад русское государство. <...> Литераторы, отрицающие какое-либо кровное родство между русскими людьми, совершенно отбрасывающие фактор крови как объединяющее начало в русской нации и делающие акцент лишь на факторе духовного единства, не имеют, по-видимому, ни малейшего представления о такой науке, как антропология, которую со всем основанием можно отнести к разряду точных наук. Положение действительно более чем странное. С одной стороны, существуют научно-исследовательские институты, занимающиеся изучением расово-антропологических характеристик русского и других народов бывшего СССР, уже опубликованы и продолжают публиковаться тысячи научных книг, статей и докладов по данной тематике. Накоплено огромное количество антропологической информации. А с другой стороны, дилетанты-публицисты, судя по всему, не имеющие об этой информации ни малейшего представления, продолжают в различных вариациях муссировать в своих статьях расхожую остроту: “поскреби русского – найдешь татарина”. Невольно хочется их спросить: а какого, собственно говоря, татарина вы хотите найти, скребя русского человека? Ведь татары подразделяются на несколько весьма различных между собой антропологических типов: от европеоидного до четко выраженного монголоидного.»
«Любой народ любого государства состоит из различных антропологических типов. Так, например, израильский народ подразделяется на темнокожих восточных и светлокожих европейских евреев, во французском народе можно выделить смуглокожих, черноволосых южан, близких по своим расовым рактеристикам к арабам, и относительно светловолосых обитателей северных департаментов – потомков германского племени франков, от имени которых происходит название страны. В центральных районах Франции преобладают своего рода переходные типы между этими двумя крайностями. Это и не удивительно, если учесть, что французская нация сложилась в результате смешения представителей многих народов: галлов, римлян, франков, норманнов, бриттов и ряда средиземноморских. В Германии светловолосый нордический тип является меньшинством, преобладают шатены, и между населением различных земель существуют заметные антропологические различия. Весьма пестра по расово-антропологическому составу испанская нация, сложившаяся в результате смешения иберийских племен, римлян, кельтов, германцев и арабов. Известно также, как сильно по внешнему облику отличаются между собой жители Северной и Южной Италии. Таким образом, какой народ ни возьми – везде имеются различные антропологические типы. И тем не менее никто не ставит под сомнение существование французского, испанского, итальянского, немецкого, еврейского и т.п. народов. Только некоторые наши горе-историки пытаются отрицать существование целостного русского народа.»
«Чтобы не быть голословным, сошлюсь на результаты наследований Русской антропологической экспедиции (организованной Институтом этнографии АН СССР при участии Антропологического НИИ Московского университета), проведенных в 1955-1959 гг. в 107 различных районах РСФСР. Вот некоторые выводы этой экспедиции. Население отдельных областей Западной Европы по антропологическим признакам (и другим особенностям) различается между собой значительно больше, чем отдельные русские группы; размах колебаний в русских группах по сравнению с западноевропейскими заметно сужен, примерно вдвое. Следовательно, можно говорить об исходном кровном единстве всех русских антропологических групп, о кровном единстве русского народа.»
«Воздействие тюркских народов на антропологический состав великороссов имело достаточно ограниченный, локальный характер, в основном в пограничных районах. Даже включение казанских и астраханских татар в состав Московского государства не привело в те времена к широкомасштабнаму смешению с ними вследствие различий в религии. Более значительное воздействие тюркские народы (половцы, берендеи, печенеги, черные клобуки, крымские татары) оказали на формирование антропологического типа украинцев, особенно в Приднепровье и южных областях Украины. Антропологические данные опровергают утверждения украинских националистов, пытающихся представить великороссов в качестве некоей азиатской расы, не имеющих ничего общего с украинцами (которые являются якобы единственными наследниками Киевской Руси и подлинными славянами).»
«Ну а что же финны? Каково их воздействие на антропологический облик великороссов? Ведь хорошо известно, что в состав великорусского народа влился и ассимилировался ряд финских племен. Вот что говорится в том же докладе Русской антропологической экспедиции. Вливаясь в состав русского населения, финские труппы балтийской или уральской расы приводили к возникновению частных различий русского антропологического типа, не устраняя, однако, общности расового облика, создавшегося в глубокой древности, в эпоху сложения древнего восточноевропейского типа.»
«Почему же вливание в русский народ финской крови не привело к заметному изменению антропологических характеристик великороссов? По той причине, что и в основе восточных славян, и в основе финских племен, обитавших бок о бок на одной территории, лежал один и тот же восточноевропейский расовый тип. Вследствие единства исходного типа, отмечают антропологи, и последующей ассимиляции финнов различия между русскими и финскими группами иногда оказывались малозаметными.»
«Аналогичным образом и в советское время многочисленные межнациональные браки в действительности в большинстве случаев оказывались браками между великороссами, украинцами и белорусами, а также другими представителями восточноевропейского расового типа и не могли в силу этого привести к сколько-нибудь существенному изменению уже сложившихся антропологических характеристик русского народа.»
«Все русские антропологические типы тесно связаны между собой целым рядом общих расовых признаков. Антролологи определяют эту общность признаков как восточноевропейский комплекс.»
«На основе антропологических данных можно прийти к следующим выводам:»
«Русские по своим антропологическим признакам являются европейским народом. Контакты с представителями монголоидных антропологических типов не изменили существенным образом исходных (базовых) европеоидных признаков.»
«В рамках большой европеоидной (белой) расы русские обладают и рядом антропологических признаков, отличающих их от других европейских антропологических типов. В докладе Русской антропологической экспедиции об этом сказано ясно и недвусмысленно: составляя в целом разновидность европейской антропологической группы, общий русский тип по нескольким признакам, например по высоте носа, отклоняется от западных больше, чем эти последние различаются между собой. Следует вывод, что в составе русского населения имеется особый антропологический элемент – восточноевропейский.»
«Таким образом, великороссы (и в равной степени украинцы и белорусы) принадлежат к одной из древнейших разновидностей большой европеоидной расы – восточноевропейской расе. Несмотря на наличие различных антропологических типов великороссов, всем им присущи общие расовые характеристики, которые позволяют рассматривать их как в высшей степени антропологически целостный народ. Степень расхождений между различными русскими антропологическими типами значительно меньше, чем между антропологическими типами западноевропейских народов. Впрочем, не нужно и антропологических доказательств, чтобы говорить о существовании некоего общего, усредненного русского типа, о типично русской внешности. В толпе иностранцев русские люди по большей части мгновенно узнают друг друга, какую бы одежду русский ни носил.»
«Таким образом, подытоживая все вышесказанное, мы приходим к выводу, что кровное единство русского народа отрицать невозможно, как бы и кому бы этого не хотелось.»

Вот и посмотрим, насколько хороши самостийные тезисы с научной точки зрения.

Обратимся для того от журнальной публикации к материалам АН СССР и АН УССР по антропологии великороссов и украинцев – как собственной, так и сравнительной.

Выберем при этом в первую очередь два названных издания, которые считаются в украинской и российской научной антропологической литературе наиболее авторитетными и представляют результаты обработки наиболее обширных и систематических из существующих измерений.

Обратимся прежде к антропологическим характеристикам великорусов, а затем к рассмотрению антропологии малорусов, и сопоставлению их с великорусами и другими народами.

* * *

Материалы, на которые ссылается цитированный выше автор (С. Фомин), изданы в виде тома 88 (новая серия) серии “АН СССР. Труды института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая”, под заглавием “Происхождение и этническая история русского народа. // По антропологическим данным”, М. 1965.

Основные результаты исследования С. Фомин обозначил, но вот для сведения читателей еще несколько цитат из материалов экспедиции АН СССР:

«Основным материалом исследования послужили работы Русской антропологической экспедиции, организованной Институтом этнографии АН СССР (отдел антропологии) при участии Антропологического научно-исследовательского института Московского университета. В 1955-1959 гг. экспедиция исследовала 17 тысяч взрослых мужчин и женщин, уроженцев 107 различных районов РСФСР. <...> книга представляет собою наиболее полный обобщающий труд по русской антропологии.» (с. 3-4)
«Русская антропологическая экспедиция имела одной из задач характеристику основных антропологических элементов, вошедших в состав русского населения, и изучение общих вопросов его этногенеза, поэтому в плане работ экспедиции первое место занимало изучение этническое зоны формирования русского населения в XI-XIV вв. В эту зону входит центральная область страны между верхней Волгой и Окой – Ростово-Суздальская Русь, а потом Московское государство, с которым в XV в. слились великие княжества Рязанское, Смоленское, Тверское, а также область Великого Пскова и Великого Новгорода с отдельными поселениями по Северной Двине, Вятке и Каме.»
«Среднее и Нижнее Поволжье, за исключением отдельных городов-крепостей и казачьих городков по Волге, Уралу и Дону, заволжские и донские степи, некоторые районы Приуралья и другие были прочно заселены русскими в эпоху, когда этнический тип русских уже сформировался. Все эти территории <...> при всем их антропологическом интересе не имеют решающего значения для разрешения поставленных экспедицией задач.» (с. 24)

Антропологи измеряли довольно большое количество показателей, включая длину тела, продольный диаметр, поперечный диаметр, наименьшую ширину лба, скуловой диаметр, нижнечелюстной диаметр, физиономическую высоту лица, морфологическую высоту лица, высоту носа (от бровей), высоту носа (от переносья), ширину носа, ширину рта, высоту верхней губы, “толщину” обеих губ, цвет кожи, густоту волосяного покрова, пигментацию и форму волос головы, рост бороды, рост бровей, цвет глаз, ширину и наклон глазной щели, высоту и поперечный профиль переносья, наклон и форму ноздрей, высоту и профиль верхней губы, толщину верхней и нижней губ, профиль спинки носа (костный, хрящевой, общий), наклон и надбровье лба, профиль и скулы лица, подбородок, мочку, эпикантус, кончик носа, основание носа, складку верхнего века (внутреннюю, среднюю, наружную), высоту и выраженность борозд крыльев носа, а тажке выступание и слияние борозд крыльев носа.

Книга (414 страниц) наполовину или чуть больше состоит из таблиц, в которых приводятся сводные данные (средние значения, разбросы, квадратичные отколнения, корреляционные показатели) с точностью до 2-3-4 значащих цифр и из графиков.

Весь разбор в нашем очерке приводить смысла нет (желающие подробнее с ним ознакомиться найдут книгу в библиотеке), заключения же таковы:

«Для уточнения описания мы приведем количественную сравнительную характеристику [велико]русского типа. <...> Установление размаха колебаний и центрального варианта европейских групп облегчается тем обстоятельством, что отдел антропологии Института этнографии АН СССР располагает обширным материалом, охватывающим многие десятки различных территориальных групп немцев, австрийцев, итальянцев, венгров, румын. Эти данные дополняются имеющимися в литературе данными по антропологии норвежцев, шведов, испанцев <...> Население отдельных областей Западной Европы по антропологическим характеристикам (и другим особенностям) различается между собой значительно больше, чем отдельные русские группы. <...> Размах колебаний в русских группах по сравнению с западноевропейскими заметно сужен, примерно вдвое, а в длине головы, доле светлых радужин – иногда несколько меньше. В размерах ротовой области минимальная и максимальная величины в двух сериях почти одинаковы. Из 17 измерительных признаков <...> лишь три дают расхождения, превышающие один класс изменчивости. <...> В остальных размерах отклонения не достигают одного класса. [1]»
[1] С.О: “Класс” – нечто вроде “среднестатистического отклонения в группе от среднего значения”, усредненного по группам. Иными словами, размах отличий между отдельными великорусскими подгруппами (т.е. внутри великорусского народа в целом) по 3 позициям больше, чем соответствующие типичные колебания внутри отдельных западноевропейских народов, и по 14 позициям меньше. Можно поэтому говорить о большей антропологической цельности великорусского народа, сравнительно с западноевропейскими народами.
«Русское население по размерам головы и лица близко к некоторому центральному европейскому варианту, занимающему промежуточное положение между крайними долихо- и брахикефалией, узко- и широколицестью.»
«По окраске волос и радужины <...> и по другим балловым признакам существенно отклоняется от центрального западноевропейского варианта. В русских группах доля светлых и особенно средних оттенков заметно повышена, доля темных резко снижена. Рост бровей в русских группах сдвинут в сторону “минус”, что особенно сказывается в уменьшении частоты густых бровей.» (с. 131-133, 136-137)
«Таким образом, русское население Восточной Европы образует сравнительно однородную группу антропологических вариантов. Средние величины группы или совпадают с центральными западноевропейскими величинами, или отклоняются от них, оставаясь, однако, в пределах колебаний западных групп. Среди последних имеются варианты, по многим признакам одинаковые с восточноевропейскими.»
«Составляя в целом разновидность европейской антропологической группы, общий русский тип по нескольким признакам, например по высоте носа, отклоняется от западных больше, чем эти последние различаются между собой. Следует сделать вывод, что в составе русского населения имеется особый антропологический элемент – восточноевропейский.»
«Характерный для него комплекс: сравнительно светлая пигментация, умеренная ширина лица в сочетании с пониженным (или замедленным) ростом бороды <...> средневысоким переносьем – не подтверждает предположения об азиатском происхождении описанного комплекса.» (с. 138)
«В Западной Европе древнейшие признаки были полностью или почти полностью поглощены позднее сложившимися антропологическими комплексами. В Восточной Европе следы исходных вариантов сохранялись до последнего времени, сложилась особая разновидность европейской группы – восточноевропейская раса.» (с. 190)
«В отношении северо-восточной территории расселения русских <...> в эпоху средневековья антропологический тип славян этой зоны проявлял явно промежуточный характер при сопоставлении с “чудскими” и другими славянскими группами, современное же население обнаруживает гораздо больше связи с другими группами русского народа, нежели с окружающими финно-угорскими. По-видимому, это объясняется тем, что в эпоху средневековья в славянских курганах ярославского и костромского Поволжья очень велик процент “чудского населения”, подвергавшегося славянской колонизации. По всей вероятности, в дальнейшем усилилось проникновение в эту зону славянского населения.» (с. 255)
«Вливаясь в состав русского населения, финские группы балтийской или уральской расы приводили к возникновению областных различий русского антропологического типа, не устраняя, однако, общности расового облика, создавшейся в глубокой древности, в эпоху сложения древнего восточноевропейского типа. Этот тип лежал в основе не только финских групп, но и вятичской, и кривичской групп и некоторых других славянских, видоизмененных впоследствии влиянием понтийских элементов. Вследствие единства исходного типа и последующей ассимиляции финнов различия между русскими и финскими группами иногда оказываются малозаметными.» (с. 270)
«Выяснилось, что ни одна русская группа не воспроизводит полностью комплекс особенностей, свойственных центральным вариантам балтийского, уральского или неопонтийского расовых типов. Этот факт и многие другие привели к выводу, что в основе [велико]русских антропологических вариантов и некоторых дославянских лежит один общий антропологический слой, очень древний, восходящий к ранне-неолитическому или мезолитическому времени. Исходный общий тип, названный древним восточноевропейским, отчетливо выступает в суммарной характеристике современных групп русского населения. В расово-таксономическом отношении восточноевропейский тип <...> входит в круг разновидностей европейской группы как особая раса.”
«Сопоставление характеристик русских и нерусских групп одной и той же территории, полученных разными авторами и унифицированных по методу корректированных индексов (глава XIII) показало, что в современном населении различных зон имеется сходство между русским и нерусским населением.»
«Такое сходство может быть объяснено только тем, что в состав русского населения вошли местные дославянские группы и что древний восточноевропейский слой был общим для некоторых восточнославянских групп и некоторых финских.»
«В XIX веке смежные с русскими финские группы усваивали русскую речь, быт, хозяйственный уклад и вливались в состав русского населения.» (с. 272)

А вот и о клятых москалях, в более узком смысле слова:

«В антропологическом типе верхнеокской группы преобладают признаки древнего восточноевропейского типа, видоизмененные воздействием понтийских и неопонтийских элементов.» (с. 268)
«Верхнеокский тип не может быть включен в балтийскую серию вариантов и не имеет признаков влияния какой-нибудь уральской группы.» (с. 171)

Заглянем попутно в исследование о северных великорусах, т. е. имевших наибольшее соприкосновение с угро-финским элементом (Российская Академия Наук, Институт этнологии и антропологии, М.В. Витов, “Антропологические данные по истории колонизации русского севера”, М. 1997). Эта книга на 90% состоит из таблиц, составленных в ходе исследования более 80 территориальных групп русского Севера в 1953-1957 гг., что позволило произвести практически сплошное картографирование характеристик физического типа и наряду с русскими исследовать карел, вепсов, удмуртов и саамов.

«Обнаруживается, что ареалы несколько более сильного развития скул распространены <...> у аборигенов Севера – народов угро-финской языковой семьи (лопарей, карелов, вепсов, коми, удмуртов). У русских же скулы развиты заметно слабее. Все же у русского населения, примыкающего к угро-финнам, например бассейна Пинеги и Мезени, а также на водоразделах Онеги, Сухоны и Двины, развитие скул несколько большее.» (с. 11-12)

Впрочем, некоторые черты, сходные с угро-финнскими, присущи т. н. онежскому типу:

«На схеме <...> показано распространение этого типа только в областях, смежных с угро-финскими народностями, и на водоразделах.» (с. 12)

Словом, теория об угро-финскости великорусов не выдерживает соспоставления со статистическими таблицами антропологов, и угро-финская специфика проскальзывает у русского населения только в пограничных зонах.

«Теперь, когда вся территория была подвергнута сплошному обследованию, есть все основания считать, что распространение ильменско-беломорского антропологического комлекса в пределах европейского Севера связано не с угро-финским населением, а происходило в процессе так называемой новгородской колонизации или, говоря иначе, носителями предковых форм этого типа были новгородские славяне. <...> У карелов, вепсов и коми этот тип почти не проявляется; исключение составляют лишь удорские коми, соседящие с русскими поморами, легкая примесь этого типа может быть имеется в двух, опять-таки смежных с русскими, группах карелов.» (с. 14)

В русских группах, удаленных от предуральской части России в пространстве и времени переселения, антропологические особенности тоже оказываются невелики. Так, в книге “Русские сибирские старожилы” (М., “Наука”, 1973) приводятся результаты антропологического обследования русских групп, переселившихся в Сибирь в стародавние времена (старообрядцы, казаки и т.п.) и ведущих сравнительно изолированную жизнь. По большинству предельных значений в разбосе признаков они не выходят за рамки значений, характерных для великорусов в европейской части России, а по остальным признакам отклонения если иногда и встречаются заметные, то они не столь часты внутри самой группы (S в основном меньше 0.5, для нескольких показателей поднимается выше, но остается меньше 1.1; и только в одной из групп для высоты носа доходит до 1.5) – см. особ. стр. 89, 107, 117.

Приводим все эти сведения просто ради констатации истины. Если бы великорусское население обнаруживало в антропологическом отношении больше связи с лопарями и жителями страны Суоми, то это никоим образом не порочило бы великорусов и само по себе ничего не значило бы для их национальной и цивилизационной принадлежности, которые определяются несколько иными предметами, нежели длина усов или форма ушей. Но антропология, с точностью до 3-й значащей цифры, говорит именно то, что говорит, а потому фантазирование на эту тему пусто и неуместно. Конечно, кто хочет – сердцу не прикажешь – может носиться с теориями Духинского; но с разумной точки зрения это уже не представляет интереса.

Шутки ради заметим, что если уж разрабатывать фантастические теории, то продуктивнее и оригинальней будет в другом направлении; например, таком:

«Я уже упоминал об антропологической близости ильменцев к жителям северной Европы и, в частности, Скандинавии. Это находит объяснение не только в том, что в состав народов северной Европы вошли одни и те же элементы, восходящие к верхнепалеолитическим насельникам нашего континента, но и в весьма вероятной варяжско-скандинавской примеси у русских северо-запада. Вопрос этот требует специального исследования, но уже сейчас ясно, что физические особенности населения Новоладожского и Волховского районов довольно близки среднему типу шведов по данным Лундборга и Линдерса [54]. Это хорошо согласуется с историческими свидетельствами о связях Ладоги со Скандинавией, с одной стороны, и с Поморьем – с другой [69, 58, 78, 80]. Археологические находки и, в частности, недавно опубликованные рунические надписи подтверждают существование связей Новгородского и Скандинавского севера.» /Витов, с. 15/
Мы всегда подозревали, что шведы – самы настоящие русские... А Мазепа, польско-татарский бастард, туда же, полез между двух русских жерновов! ;-)

Самостийная теория о том, что антропологические различия между великороссами существенно больше, чем между малороссами (т.е. якобы великорусский тип более размыт, чем малорусский), тоже не выдерживает соспоставления с данными. В материалах Русской антропологической экспедиции (“Происхождение...”) на стр. 211-221 приведены графики частотного распределения следующих признаков:

цвета радужины
роста бороды
роста волос на груди
горизонтальной профилировки лица
общего профиля спинки носа
положения кончика носа
профиля верхней губы
носового указателя
длины тела
головного указателя
скуловой ширины
морфологической высоты лица
лицевого указателя
высоты верхней губы
губолицевого указателя

Для каждого из этих признаков приведены частотные кривые для великорусов, украинцев [1], прибалтов, белорусов, приуральских народов, народов поволжья и кавказских народностей.

[1] Здесь и далее мы употребляем термин “украинцы” согласно его употреблению в изданиях советского периода.

Действительно, разброс для великороссов оказывается на этих графиках несколько шире, чем для украинцев, но не намного [1] и нужно иметь в виду, что данные для украинцев на этих графиках не включают юга УССР и Галичины, что должно было бы “размазать” украинские значения по гораздо более широкой полосе [2]. Таким образом, гипотеза о “компактности” малороссов и неоднородности великороссов не выдерживает соприкосновения с измерениями.

[1] Исключение составляет цвет радужины, где у великороссов есть два пика – один, главный, совпадает с украинским, а другой, менее выраженный пик, находится на светлом конце распределения.
[2] Именно так оно и есть, ибо (см. далее) результаты, изображаемые на графиках, представляют только украинцев днепровско-волжской антропологической зоны. При включении понтийской и карпатской антропологических зон (в которых антропологические типы украинцев отличны от типов, характерных для днепровско-волжской зоны), украинские распределения должны существенно размыться.

Обращает на себя внимание, что пики в частотных распределениях у украинцев и у великороссов часто оказываются довольно близки друг к другу. В тех сравнительно более редких случаях когда это не так, русские обыкновенно коррелируют с прибалтами, а украинцы – с кавказцами (в смысле “лиц кавказской национальности”, а не Caucasians). Корреляции с народами приуралья и поволжья не наблюдается (ни у великороссов, ни у малороссов).

В качестве примера частотного распределения приведем один из таких графиков. 1 – русские; 2 – Прибалтика (эстонцы, латыши, литовцы); 3 – украинцы; 4 – белорусы; 5 – Приуралье (коми); 6 – Поволжье (чуваши, мари, мордва, удмурты, татары); 7 – Кавказ (грузины, армяне, осетины, азербайджанцы, греки, ассирийцы).

* * *

Обратимся теперь к украинцам. Массив аналогичных антропологических данных был собран в 1956-1963 гг. и обработан украинскими антропологами и этнографами (Украинской антропологической экспедицией). Результаты измерений и их обработки изданы в виде книги: АН УРСР // Iнститут мистецтвознавства, фольклору та етнографії // В.Д. Дяченко, “Антропологичний склад українського народу”, Кїив, 1965 [1]. Измерения проводились в основном по тем же параметрам (с небольшими добавлениями, как то “кольор шкіри”). В антропологической литературе, российской и украинской, данная книга указывается как наиболее авторитетное и по объему измерений наиболее полное исследование из существующих на тему об антропологическом составе украинской народности, покрывающее по данным выполненных измерений все области УССР (было исследовано более 80 территориальных групп украинцев и в сравнительном отношении – 40 групп иных народов УССР и соседних республик). В книге приводятся не общие рассуждения, взятые с потолка, а таблицы, схемы и карты на десятки страниц, и заключение делается на их основе.

[1] Далее все ссылки с указанием только номера страницы – на это издание.

Так что же говорит наука? Наука говорит вещи, для самостийных теорий самые неутешительные. Никакого цельного антропологического типа, обособляющего их от других народов, украинцы не составляют. Украинское население распадается на пять основных антропологических областей, причем каждая из них не является сугубо украинской, а помимо украинцев включает и другие соседние народы. Т. е. украинцы оказываются в антропологическом отношении разодраны между соседними народностями.

Из пяти областей три области (т. е. антропологических типа) являются общими для украинцев, великорусов и белорусов, а еще одна – очень близкой к некоторым великорусским областям по ряду ключевых параметров. Таким образом, с антропологической точки зрения украинцы представляют лоскутную нацию: сшивку из пяти лоскутов, каждый из которых в свою очередь – интернациональный; однако интернациональность эта носит, по совокупной корреляции, в первую очередь общерусский харктер.

Лоскуты эти таковы (см. заключение на стр. 126-7 и карту 32):

1) Центрально-украинская область (тип) охватывает наибольшую часть территории УССР. Помимо соответствующей части украинцев эта область включает юго-западных великорусов и очень близка к белорусам левых притоков Немана и великороссам верхнеокской антропологической области (см. тж. стр. 122-3). Внутри центрально-украинской области выделяется волынский вариант (при желании его можно считать за отдельный тип), соединяющийся с белорусами южной Белоруссии и великорусами волго-окского междуречья. Кроме того, великорусское население волго-клязьминского междуречья и в некоторой мере прилегающих заволжских районов четко соответствует центральным украинцам по пигментации (особенно глаз), волосяному покрову, размерам головы и иным признакам, отличаясь лишь размерами и профилем спинки носа (с. 124).
2) Валдайская антропологическая область (Валдай – это на юго-восток от озера Ильмень, что возле Новгорода) включает украинское население сев. черниговщины, сев. киевщины и окрестностей Николаева; белорусское население центральной и южной Белоруссии, великорусское население верхнего поволжья, ряда районов смоленской и великолуцкой областей (это одна из основных великорусских групп); большую часть литовцев и протягивается на поляков средней Польши. Подчеркивается антропологическая близость между центрально-украинской и валдайской областями.
3) Ильменьско-днепровская антропологическая область, кроме рипкинского и городнянского районов черниговщины локализуется в северной Белоруссии, а у великороссов – в некоторых районах приильменья и поволжья (напр. к характерным представителям этого типа относится население Дмитровского района Московской области, Углицкого района Ярославской, Красносельского района Костромской и др. [с. 78]); по всей видимости, простирается также на поляков сев.-вост. Польши. Население дон-сурской антропологической области великорусов (это болшая часть пензенской, рязанской, южная часть горьковской областей и некоторые районы Мордовской АССР) по практически всем признакам совпадает с ильменско-днепровской группой, отличаясь лишь более темным оттенком волос (с. 84-5).
4) Нижнеднепровско-прутская область является частью понтийской антропологической зоны. Нижнеднепровско-прутская область включает (вместе с соответствующей частью [1] украинцев) молдован, а понтийская зона – великороссов дон-сурской степной области (не путать с дон-сурской), значительную часть болгар, татар-мишаров, юго-западной группы мордвы-мокши (вот господам свидомым украинцам и первая наметка на угро-финнский тип; не соблюли-таки расовую чистоту).
[1] К югу от треугольника Одесса – Днепропетровск – сев.-вост. залив азовского моря (в сторону Ростова). За вычетом окрестностей Николаева (где господствует валдайский тип).
5) К карпатской антропологической области (типу) помимо галичан и карпатских русинов относятся восточные словаки, ряд групп чехов, южных поляков, венгров, а также румыны Буковины. К “украинцам Карпат” антропологически более или менее близки болгары сев-западной Болгарии, центральные и северные сербы и, по-видимому, большинство хорватов.

Примечание: Полезно не упускать из виду, что хотя между антропологическими и этнографическими или диалектными границами есть определенные соответствия, но «в одну этнографическую область (или диалектную зону) иногда входит не одна, а две или даже три антропологические области» (стр. 128), или – иными словами – данная этнографическая область (или диалектная зона) может быть распадаться на части между несколькими антропологическими областями.

Взаимное соотношение различных украинских антропологических типов и антропологических типов соседних народностей дается в книге на стр. 123 в виде графической схемы под названием: “Расположение украинцев разных районов и соседних народов по степени антропологической подобности”. На схеме различные типы нанесены в виде точек, соединенных между собой отрезками, длина которых пропорциональна степени антропологического отличия между этими типами (вычисляемого по матрице расстояний). Схема дает наглядное представление об относительной степени различия между разными типами.

Так, например, расстояние между антропологическим типом украинца, характерным для центральной Украины, и иными типами составляет (в мм. на схеме; за пропорциональностью, мы здесь не станем пересчитывать его обратно в нормированный коэффициент антропологической близости – “покажчик подібності”):

0 украинцы центральной Украины

22 южные украинцы

25 великороссы курщины

25 великороссы тамбовщины

28 украинцы Волыни

29 украинцы Полесья

33 белорусы юга Белорусии

40 великороссы междуречья Волги и Оки
(“москали”)

43 великороссы верхней Оки

43 украинцы нижнего поднепровья

45 великороссы костромского края

49 украинцы черниговщины

57 великороссы верхней Волги

57 белорусы центра Белоруссии

57 украинцы верхнего поднестровья

61 чехи юго-восточной Чехии [*]

63 литовцы центра Литвы

67 украинцы припрутья
(Буковина)

70 - 82 украинцы прикарпатья
(т. е. карпатороссы) [**]

80 молдаване Молдавской ССР

80 венгры закарпатья

84 хорваты Словакии

92 украинцы карпат (галичане)

96 поляки Литвы

97 великороссы архангельской области

103 чехи всех областей Чехии, в среднем

110 болгары УССР и Молдавской ССР

117 венгры южной Венгрии

125 румыны Буковины и Закарпатья

132 румыны южной Румынии

140 словаки юго-западной Словакии

[*] Следует иметь в виду, что в 1919 году часть Карпатской Руси была аннексирована к Чехословакии, с последующей насильственной чехизацией карпаторусского населения и одновременной колонизацией края чехами, поэтому население этого края, номинально считающееся чешским, в значительной доле антропологически является либо ассимилированными карпатороссами, либо смесью чехов с карпатороссами (а также, видимо, отчасти со словаками, в генезисе которых исторически также имеется заметная карпаторусская струя). Поэтому антропологическся близость “чехов юго-восточной Чехии” к русской группе не должна казаться удивительной.
[**] Для некоторых групп населения лемковщины этот показатель составляет 40-60, но из опубликованных материалов нельзя с отчетливостью понять, относятся ли эти значения к автохтонным группам карапатороссов, либо к послевоенным переселенцам, мигрировавшим в лемковщину после 1945 г. из других районов УССР.

Заметим, что если максимальное отличие между нанесенными на схему великорусами составляет 76 (от архангельских до тамбовских), то между украинцами – 92. Однако даже если отбросить крайние точки (соответственно архангельских великорусов и галичан), то дело выходит тоже не в пользу целостности украинского типа: великорусский оказывается заметно более компактным. Как видно на схеме, характерное расстояние между его подтипами – примерно в 2 раза меньше, чем между украинскими подтипами, наибольшее же составляет 46 (между курскими и верхневолжскими великороссами), в то время как у украинских подтипов – 82 (от черниговцев до украинцев припрутья), а если отбросить и последних из числа украинского народа, то все равно 68 (от черниговцев до украинцев нижнего поднепровья).

Итак, великорусский антропологический тип [1], согласно схеме исследователей АН УССР, оказывается более целостным.

[1] Условно взятый отдельно от малорусских групп, см. далее.

Но и это еще не все. Согласно той же схеме, черниговцы, волыняне и украинцы полесья (а также в некоторой степени украинцы центральной Украины) оказываются ближе к великороссам, чем к остальным украинцам.

Так, расстояние от черниговских украинцев до верхневолжских великороссов – 9, а от черниговцев до ближайших к ним украинцам, украинцам полесья – 22, до центральных же украинцев – вообще 49, до южных украинцев – 56, до украинцев нижнего поднепровья – 68; в то же время до великороссов верхней Оки – только 22, до великороссов междуречья Оки и Волги – 27.

Сходная картина наблюдается и для украинцев Волыни и Полесья (которые, впрочем, несколько ближе к украинцам центральной Украины) – они ближе великороссам, чем остальным украинцам.

Самый же главный вывод: не существует никакого украинского антропологического типа, отдельного от великороссов; вместо того, на схеме четко выделяется ядро, образуемое совместно всеми великороссами (кроме архангельских и, вероятно, некоторых иных периферийных групп), белорусами центральной и южной БССР, украинцами черниговскими, волынскими, полесскими. К этому ядру ближайшим образом примыкают украинцы центральной Украины. Затем на некотором отстоянии от ядра находятся украинцы южной Украины. Еще чуть дальше – украинцы нижнего поднепровья. И уже на заметном удалении от ядра – украинцы припрутья, карпатороссы, карпатские украинцы (галичане) и архангельские великороссы.

Карта 32 (“антропологическое и этнографическое районирование восточных славян”) также наглядно свидетельствует, что ядро “антропологической конденсации” включает: волго-окских великоросов, центральных украинцев (левобережья и правобережья), южных украинцев, южных великорусов (от границ УССР – до Самары), украинцев черниговщины и полесья, большую часть белорусов, а также великорусов на северо-восток от западной границы БССР.

Остальные группы, в т.ч. северо-восточные великорусы, украинцы Молдавии, галичане и карпатороссы отстоят от этого ядра. Впрочем, отстоят они на расстояние (как указано на стр. 126) сравнительно более слабое, чем отличия между собой различных групп итальянцев или немцев, у которых южные и северные группы резко различаются в антропологическом отношении. (Это заключение исследователей АН УССР повторено в словах С. Фомина о том, что русский народ в различных его ветвях являет большую степень антропологической целостности, чем крупные западноевропейские народы).

Данная структуризация находится в согласии с тем отмеченным выше обстоятельством, что из пяти украинских антропологических областей, три (центрально-украинская, валдайская и ильменьско-днепровская) наличествуют в составе всех трех народностей – украинской, великорусской и белорусской. При этом центрально-украинская область (главнейшая для украинцев) чрезвычайно близка в антропологическом отношении валдайской области (одной из главнейших для великорусов, и в частности для “москалей” в узком смысле термина).

Тот факт, что украинцы различных областей оказываются антропологически ближе к другим народностям, чем друг к другу, выражается и в иерархической классификации антропологических областей в более крупные единицы – антропологические зоны. Пять украинских областей оказываются включенными в три различные зоны (см. карту 32), каждую из которых они разделяют с другими народами.

1) Карпатский антропологический тип или область (галичане) включается в карпато-балканскую зону. Больше из украинцев или их северных и восточных соседей в эту антропологическую зону никто не входит. Входят в нее чехи, словаки, южные поляки, венгры, румыны, болгары, сербы и хорваты (некоторые из перечисленных народов – частично).
2) В понтийскую антропологическую зону входят из украинских антропологических областей: нижнеднепровская-прутская (с вариантами нижне-днепровским и прутским), из великорусских: дон-сурская степная и средневолжский вариант степной области, из смешанных: кубанская. Т. е. территориально это: вся южная часть УССР (примерно половина территории УССР), а на восток – от Кубани на юге до Самары на севере, а от Самары дальше на восток до Татарии. Эта зона кроме соответствующих частей великороссов и украинцев таже включает молдован, восточных румын, значительную часть болгар (на севере Болгарии), татар-мишаров и юго-западной группы мордвы-мокши.
3) Днепровско-волжская антропологическая зона включает из украинских антропологических областей: центрально-украинскую, затем волынский и полесский варианты центрально-украинской области; из великорусских антропологических областей: дон-сурскую, верхнеокскую, камско-сухонскую, ветлужский и клязьменский варианты ветлужско-клязьменской области; из смешанных украинско-великорусско-белорусских областей: валдайскую и ильменьско-днепровскую. Сюда же принадлежат все белорусы, в которых помимо упомянутых валдайской и ильменьско-днепровской областей выделяется (на западе) верхненеманская область, также относящаяся к днепровско-волжской антропологической зоне. К этой же зоне относятся и литовцы, образующие особый литовский вариант валдайской области.

Днепровско-волжская антропологическая зона – самая крупная на Украине зона, включающая более 60% всей территории УССР (не входит юг, но входит правобережье, левобережье и Слободская украина). В эту же зону входит большая часть владимиро-московских земель, включая Смоленск, Тверь, Ярославль, Москву, Орел, Тулу, Тамбов, Воронеж, Нижний Новгород, Хлынов.

Вторая следующая за ней по величине – понтийская зона – включает практически всю остальную территорию УССР (кроме маленькой Галичины и Карпатской Руси), т. е. весь юг УССР, а от Новороссии и Кубани протягивается через Царицын и Саратов на Самару и далее на восток. Она включает также всю Белоруссию и бОльшую часть Литвы.

В совершенном согласии с выводами Русской антропологической экспедиции АН СССР, Украинская антропологическая экспедиция АН УССР делает вывод (с. 105), что в основе облика различных групп украинцев и великороссов лежит древний восточноевропейский расовый тип, который по своим характеристикам близко соотносится с протоевропейским (кроманьонским) типом, который с давних времен (еще в бронзовую эру) обитал в восточной Европе и, по всей видимости, охватывал собой также и не-индоевропейские племена. По мнению АН УССР (с. 105), восточноевропейский тип наиболее ярко в наше время выражен среди украинских жителей Волыни и Полесья, а также наиболее близких (в морфологическом отношении) к ним (1) южных белорусов и (2) великорусов бассейна верхней Оки, междуречья Волги и Оки и некоторых иных районов.

Наибольшее отличие от восточнославянского антропологического типа являют галичане: «карпатско-украинское население имеет в значительной мере и невосточнославянский антропологический компонент, отличаясь от иных восточнославянских групп темной пигментацией, слишком значительным волосяным покровом и высоким процентом выпуклых спинок носа» (с. 124). Карпатская антропологическая область соединяется «не только с западными и южными славянами, а с румынами, венграми и отчасти с молдаванами» (с. 124).

Теперь об инородческих примесях, которые так волнуют некоторых самостийно-насторенных ораторов. Посмотрим, что говорит о них наука. Расписывать все примеси – будет долго (желающий может самостоятельно прочесть книгу), потому остановимся на примесях, наиболее волнующих пропагандистов украинской сознательности.

ТЮРКСКИЙ КОМПОНЕНТ. «...земли серединной Надднепрянщины, Поросья и южного Левобережья были заселены торками, берендеями, ковуями, каепичами и иными т. н. черными клобуками, а отчасти и печенегами... они смешивались с древнерусским населением... Большую часть половцев ассимилировали татары. Некоторые группы торков, берендеев, печенегов, а также половцев и позднее татар были ассимилированы славянским населением. Этнонимические названия их сохраняются в ряде названий современных украинских сел на большей части Украины, а чаще всего встречаются в Среднем Поднепровье и прилегающих местностях.» (с. 108-9)

В общем-то известный факт, что южнорусские князья, в отличие от украинских псеводонационалистов, мало думали о чистоте арийских генов и охотно женились на половчанках; в жилах многих князей южной Руси текло до трех четвертей половецкой крови. Последующий приход монголов, а затем многовековое соседство с буджакскими, ногайскими и крымскими татарами также не прошли бесследно для украинцев – что и подтверждает академическая публикация АН УССР.

«Вкратце рассмотрим тюркскую топонимику на Украине. Ее очень много, тюркские гидронимы выступают сплошным массивом в Крыму, на Измаильщине, в Приазовье, в южной части Одесской области, много их в целом на Донбасе, в бассейне Сиверского Донца, а особенно на Полтавщине, Поросье и Переяславщине... Еще шире отражена тюркская топонимика в названиях современных сел, она охватывает все западные области... Тюркский элемент заметен и в современных украинских прозвищах, в некоторых селах (напр. Ираклиевского р-на Полтавской обл.) он выявлен очень четко, особенно в таких прозвищах как Ханделий (удалой хан), Хандюк (ханский слуга), Кучук (малый), Каракаш (чернобровый). В ряде сел сберегается ассимилированный, но четкий татарский элемент, а кое-где и, вероятно, половецкий или черноклобуцкий.» (с. 109)

«В восточнославянских языках, особенно украинском, как известно, много лексических тюркских заимствований. Давние связи с тюркскими языками прослеживаются и в карпатских наречиях» (с. 109).

«Тюркский [антропологический] компонент заметен у украинцев среднего Приднепровья (развитие складки верхнего века, уменьшение доли суженных лиц, небольшое уплощение поперечного профиля носа и т. д.) и в целом, в несколько МЕНЬШЕЙ мере, – у большей части великороссов, юго-восточных белорусов, остальных украинцев.» (с. 127)

Впрочем, еще Гоголь писал (во “Взгляде на составление Малороссии”), что: «места около Киева начали пустеть, а между тем по ту сторону Днепра люднели... разгульные холостяки... стали похищать татарских жен и дочерей и жениться на них. От этого смешения черты лица их, вначале разнохарактерные, получили общую физиогномию, больше азиатскую. И вот составился народ, по вере и месту жительства принадлежавший Европе, но, между тем, по образу жизни, обычаям, костюму, совершенно азиатский.» Тут же Гоголь выражает мнение, что именно азиатскому влиянию обязаны происхождением такие характерные черты его соплеменников как «азиатская беспечность», «хитрость», «величайшая лень и нега», «желание казаться пренебрегающим всякое совершенство».

Нашим резвым самостийным “теоретикам” стоит перечитать написанные об их предшественниках слова Кельсиева: «Они торжественно объявили, целиком со слов Духинского, что в москалях нет ни капли славянской крови, что великорусский гнёт терзает Малороссию, что малороссийский народ принадлежит к иному племени, чем великорусский, и представляет собою чистейший славянский тип (хотя они забывали, что тип многих из малороссов до невероятности калмыцкий или киргизский, что весьма естественно, потому что у нынешних южноруссов чрезвычайно много всякой половецкой, печенежской, тюркской, косожской, хазарской и т. п. туранской крови)...»

ЧЕРКЕССКИЙ И ЮЖНОКАВКАЗСКИЙ ЭЛЕМЕНТЫ. Требуют большего исследования, однако отражены в топонимике (напр. названия сел Абазівка, Обезівка на Полтавщине, очевидно, происходят от черкесского прозвища Абаза). В топонимике среднего Поднепровья известно название Черкасы, а на Слобожанщине это имя связывается уже с самим украинским этносом; в XVII ст. великороссы называли украинцев просто черкасами, отличая их от пятигорских черкасов (адыго-черкесов). (с. 109). Как указывалось выше, в частотных графиках Русской антропологической экспедиции антропологические особенности украинцев, в тех случаях когда пик оказывается отличным от великорусского, обыкновенно коррелируют с пиком распределения у кавказских народностей.

«Кроме основного, восточнославянского ядра, [у украинцев] фиксируется примесь южного, очевидно иранского... компонента. <...> У украинцев основной, центральноукраинской области этот компонент выявляется в более темной пигментации глаз и в значительном развитии третичного волосяного покрова по сравнению с украинцами Волыни и Полесья. Монголоидная, очевидно тюркская примесь – более поздняя, относится к печенегско-половецкому и позднейшему, татарскому периоду... Антропологический средневековый тюркский элемент проявляется у украинцев Надднепрянщины в увеличении складки верхнего века, небольшем снижении горизонтального профиля лица, незначительном уплощении поперечного профиля спинки носа и т. д.» (с. 122)

Известно, что еще в XIV ст. многочисленные колонии армян обосновались в городах Зап. Украины и, конечно, там происходило смешение. Были и другие примеси. Контакт с греками в больших масштабах начался только с XVIII века, но зато при этом не было никаких препятствий для смешанных браков православных и украинцев. Наконец, многие столетия тек ручеек, иногда насильственно расширяемый, несущий еврейские гены. Имеются в виду так называемые выкресты, крестившиеся обычно добровольно, но временами к тому принуждаемые, как это было во время восстания 1648 г. Еврейских предков многие украинцы получили еще до отмены большевиками церковных браков. Напомним замечание Н. Костомарова, что когда два украинских помещика начинают сводить счеты, то один обязательно найдет у другого в роду грека, а тот у него – еврея.

Кстати, о последних. Случайно попавшаяся нам на глаза страничка http://www.khazaria.com/khazar-history.html сообщает буквально следующее (обращаем внимание самостийно-мыслящих товарищей на конкурирующую теорию):

«Столица современной Украины, Киев, была основана хазарами. Киев – турецкий этноним (Kui = “речной берег” + ev = “поселение”). В Киеве обитала община евреев-хазар. Другие города со значительным хазарским населением включали Херсон, Чуфут-Кале, Феодосию, Тмутаракань, Олбию и Саркел. Правители во всех этих городах и краях обычно были евреями.»
Насчет еврейских правителей Киева – до начала советской власти – мы не беремся судить, а вот дань действительно поляне (в т.ч. кыяне) евреям платили, и продолжалось так пока Святослав, сын новгородца Игоря и псковитянки Ольги, не сделал им голокост. Погибли однако далеко не все тамошние иудеи: на Кубани, в северном Крыму и в Тмутаракани еврейское население по-прежнему удержало свои политические и финансовые позиции. Кроме того, некоторая часть двинулась на соединение со своими единоверцами в Европе. Однако по крайней мере некоторая часть (особенно хазар-неиудеев, из нижних слоев общества) должна была после ликвидации Хазарии смешаться со славянским населением южной Руси. Напомним, что хазары – преимущественно тюркское племя, по крайней мере часть его, как полагается, принадлежала к монголоидной расе.
В смлу сказанного остается лишь пожалеть, то два небезывестных доктора украинских наук не включили в свою книгу теорию о почетных еврейских корнях Украины. Приходится самим евреям их исследовать (см. напр. Ефим Макаровский, “Еврейские корни Руси”, NY 1996 – книжка вполне подстать двухдокторной).
Но “делу время, потехе час”, вернемся от шуток к просвещению.

УГОРСКИЙ ЭЛЕМЕНТ (он же уральский). Ранее уже говорилось, что галичане относятся к одной антропологической зоне с венграми и не входят в какую-либо из двух антропологических зон, к которых принадлежат остальные украинцы вместе с белорусами и большей частью великороссов. Кроме того, мадьяры мигрировали на запад через территорию УССР, тут у них были поселения (см. карту 29), простиравшиеся от Слобожанщины через среднее Приднепровье и через нынешнюю Львовскую область. В VIII-IX вв. на территории УССР существовало мадьярское государство – легендарная Лебедия. Фиксируется угорская этнонимика (мажар, маджар) – имя речки и нескольких населенных пунктов на Днепропетровщине и Слобожанщине. «Мадьярская ономастика выявляется в украинском прозвище Мажаренко, распространенном в указанных районах и, очевидно, в некоторых иных прозвищах.» (с. 109-110) Однако «угорский элемент, который прослеживается в топонимике западных областей УССР и частично в Поднепровье, антропологически заметно не выявляется, за исключением схожести с ним украинцев Карпат [галичан]» (с. 127).

Есть некая ирония в том, что поураленными (поугренными) оказались как раз именно те, кто больше всего волнуется об якобы угорстве москалей (быть может, по известному рецепту “Держи вора!” :-)).

Что касается предполагавшегося некогда влияния уральского элемента на дон-сурской великорусский тип, то «высказанное предположение... как показали новые материалы, плохо согласуется с тем фактом, что именно в этой зоне повышена доля светлых радужин, рост наиболее интенсивен, вогнутый профиль спинки носа сравнительно редок...» (“Происхождение...”, с. 170).

ФИНСКИЙ ЭЛЕМЕНТ. В гидронимике восточного Поднепровья есть следы мордовского клина, напр. финскими считаются такие украинские гидронимы как Воргол, Ворожба, Кирявка, Яха – все они располагаются в северо-восточных районах УССР, включая Полтавщину. «При сравнении народного искусства, в первую очередь вышивок и орнаментов, бросается в глаза огромное сходство, а часто и полная тождественность их у украинцев и финских народов Повольжья и <...> мери» (с. 110).

Что касается великороссов, то как известно, северные великороссы отличаются от остальных великороссов и украинцев сравнительно большей светлостью глаз и волос. Эта особенность, однако, связана прежде всего не с присутствием финского элемента как такового [1], а с проявлением восточно-балтийского комплекса, к которому относятся напр. литовцы, эсты, который проявляется также в части белорусов и др. народностей, в том числе и некоторых украинских группах («В то же время некоторые группы украинцев более светлы и более низкорослы, чем собственно великорусские группы» [с. 128]).

[1] Выше уже указывалось, что финский элемент выражен только в узких зонах пограничного контакта великороссов и финских племен; кроме того, как раз финноязычное население, живущее по берегам средней Волги имеет наиболее темные глаза во всей европейской области СССР (“Происхождение...”, с. 228).

О возникновении этого комплекса писалось выше (см. цитаты из “Происхождения...”, со стр. 255-272), он не перешел к некоторым славянам (вятичам и кривичам) и иным народностям от финнов, а унаследован как теми, так и другими от их более древних предшественников, которым были свойственны некоторые общие черты.

Балтийский комплекс распространяется от Финляндии до Немана (т. е. в Белоруссию, особ. на гомельских и могилевских белорусов) и дальше на запад – до рек Вислы и Прегеля (в Польшу; возможно, он проявляется у мазуров) и от Ботанического залива до верхнего Днепра и даже до среднего Поднепровья (см. “Происхождение...”, с. 167, 181, 268). При этом на территории СССР к собственно балтийской зоне (см. карту 32), а не ее отдельным слабым проявлениям, относятся только северная часть литовцев, эсты, а также «большая часть латышей, а из восточных славян – лишь ряд групп северных великроссов, составляющих только 3-4% великорусского народа» (с. 120). Что касается Украины, то «балтийская антропологическая зона на Украину не заходит, однако в Рипкинском районе на Черниговщине – прямой переход к ней, т. к. он является островком, периферией ильменско-днепровской антропологической области, население которой занимает промежуточное положение между светлыми северными европеоидами (с которыми оно соединяется значительной долей светлоглазых – до 60%) и населением средней полосы Европы с умеренной пигментацией волос и глаз (с которой ильменцев и рипкинцов связывает относительное потемнение волос – до 25% черноволосых и 15-25% светловолосых). Этот тип, к которому принадлежит большая часть северных белорусов... является прямым наследником средневековых новгородцев, распространен также в ряде районов восточного Верхнего Поволжья. Весьма близкие аналогии к ильменцам представляют поляки многих районов северной Польши, отдельные литовские группы, а также великорусское, мордовское и мещерское население окско-сурской антропологической области и отдельных групп коми» (с. 120). У украинцев проявление восточнобалтийского комплекса заметно более всего среди украинцев валдайской антропологической области (127).

Итак, если называть великороссов “финскими бастардами” (через северных великороссов), то туда же нужно зачислить белорусов, поляков, украинцев (через черниговцев) и литовцев (титульную нацию небезызвестного Великого Княжества).

При этом действительно вологодско-вятская группа великороссов и великорусские группы средней Волги могут содержать некоторую примесь финского элемента. Речь идет не о сходстве, такого сходства нет; выясняется лишь антропологический элемент, воздействие которого вызвало некоторые отклонения в данных группах от общего русского типа. При этом вологодско-вятская группа «ясно отличается от восточнофинских и в целом сходна с другими русскими антропологическими вариантами, в частности с ильменским». То же относится и к средневолжским группам. (“Происхождение...”, с. 168)

Каким образом получилось что современные северо-восточные великорусское население «обнаруживает гораздо больше связи с другими группами русского народа, нежели с окружающими финно-угорскими» (“Происхождение...”, с. 255) можно гадать – быть может, славянские гены оказалсь доминантными, или, может, финское население было вытеснено славянским и отступило, или же колонизационный поток славян оказался численно гораздо более преобладающим над финским населением, по крайней мере в позднейшее время; но во всяком случае северо-восточные великороссы являются определенно русскими, а некоторые черты сближающие их с финскими группами носят самый поверхностный характер.

Светлая окраска глаз и волос, выдаваемая иногда по недоразумению (или злонамерению) за финский признак, характерна не только для части Черниговщины. Темных глаз вообще на Украйне меньше, чем светлых. Однако если в некоторых районах светлых глаз больше чем темных в 10-15 раз (северная Черниговщина, отдельные районы Львовщины), то в других только в 1.5-2 (некоторые районы Карпат, Закарпатья, нижнего Поднепровья) – это кстати к вопросу о “целостности украинского населения”. (с. 31)

Светлых глаз больше всего в северной Черниговщине, западной Бойковщине, по-Сянье, Тростянецком районе Винничины (в котором только 3% темных глаз – вот они, финские бастарды ;-)). У белорусов пигментация глаз более светлая, чем у украинцев, количество светлоглазых изменяется от 35-40% (верхний Неман) до 60% (северная Белоруссия). Как ни неприятно это может быть слышать нашим самостийным друзьям, великороссы ряда районов Поветлужья, Московской (!!) и Владимирской областей, а также некоторых южных, степных и юго-вост. областей Восточноевропейской равнины имеют такую же пигментацию глаз, что и наиболее темнопигментированное украинское население (25-30-35% светлых и 10-15% темных глаз). В северных областях (Архангельской и Ленинградской) процент светлоглазых достигает 60-70%, т. е. примерно севернобелорусских показателей. В среднем у великороссов на несколько процентов больше светлых глаз и на 2-3% меньше темных, чем у украинцев , т. е. отличия средних значений гораздо меньше как внутривеликорусских, так и внутриукраинских вариаций (с. 31).

Завершим на этом обзор инородческих примесей в украинском населении. Публикация АН УССР указывает еще не несколько источников примесей, но они второстепенны по сравнению с указанными выше. Нужно также добавить, что упомянутые смешения не идут ни в какое сравнение с масштабами антропологического слияния, которое происходило между самими восточнославянскими народами, в первую очередь между великорусами и восточными малорусами.

(Некоторыми замечаниями этой главы мы обязаны очерку Кирилла Резникова.)

* * *

В заключение, повторим наиболее существенное из сказанного выше:

Украинцы не составляют в антропологическом отношении более цельного типа, чем великороссы. (Это лишь научная констатация обыденного наблюдения, что различие – кстати, не только антропологическое, но этнографическое и национальное – между помором и донским казаком меньше, чем между украинцами Слобожанщины и галичанами).

Более того, украинцы вообще не составляют антропологического типа, осособленного от великорусов. Различные группы украинцев соединяются антропологически не с другими украинцами, а с соседними неукраинскими народностями.

В первую очередь эти соединения – с великорусами, а также находящимися внутри великорусского антропологического кластера белорусами.

Антропологические различия между типами общерусской группы меньше отличий внутри крупных западноевропейских народностей; т. е. (обще)русская группа как целое проявляет высокую степень антропологической собранности.

Теории о существенном финско-угорском влиянии на великорусский антропологический тип не имеют оснований.

Исходя из результатов кластерного анализа матрицы антропологических расстояний, русский народ [1] следует классифицировать как единую антропологическую общность, обособленную от других народов [2], и состоящую, в антропологическом отношении, из трех ветвей: великорусской, малорусской и карпаторусской. Белорусский народ находится, антропологически, внутри великорусского подкластера.

[1] За возможным вычетом галичан.

[2] Кроме указанного выше исключения литовцев, а также возможной сравнительной близости поляков к северно-великорусским группам (но, насколько можно судить по полякам Литвы, их меньшей близости к малорусам) – однако не нарушающей определенность великорусско-малорусского ядра.

Эта антропологическая общность представляет весь русский народ как антропологическую эволюционную единицу.

Завершается исследование АН УССР таким выводом (с. 125):

«Данные антропологии решительно опровергают заявления про особый “украинский” антропологический тип. Отдельные группы украинского народа более подобны и более породнены с отдельными группами соседних народов [чем между собой].»
«В целом наиболее четкие морфологические параллели и наиболее интенсивные родственные связи выявляются меж украинцами и <...> великоруссами (“росіянами”) и белорусами.»
«Достаточных данных для сравнения с поляками у нас пока нет, но присутствие польско-украинских связей в целом очевидно.»
«Что касается чехов, словаков и югославянских народов, то отдельные группы украинцев (прежде всего, карпатские [вкл. галичан]) являют черты подобия с этими народами, в некоторых отношениях даже в большей степени, чем с великорусами и белорусами. Но в целом интенсивность южных и западных связей [остальных] украинцев несравненно меньшая в сравнении с восточноевропейскими их связями. <...>»
«В целом морфологически и генетически украинцы ближе всего к великорусам и белорусам, хотя отдельные их [украинцев] группы имеют довольно тесную связь с иными соседними, славянскими и даже неславянскими народами.» (с. 127-8)

Одна из глав указанного издания АН УССР специально рассматривает, в свете полученных данных, историю теорий об “особом украинском антропологическом типе” (все такие теории ведут происхождение от Ф. Вовка, через В. Антоновича и С. Рудницкого до позднейших горе-“теоретиков”, так или иначе полагающих в основу вовковскую схему). Дело, разумеется, не в том, являются эти теории “националистическими” или “не националистическими”, или же “буржуазными” или “не буржуазными” (Вовк был ярым социалистом), но в том, что они не имеют научных оснований и с данными антропологической науки несовместны.

В заключение напоминим, что т. к. антропологический склад обуславливается в первую очередь генотипом (особенно если вычесть влияния среды, разные на Севере и на Юге), то выводы антропологической науки ставят решительный крест на гипотезы о существовании “украинского гена” или “украинского генного комплекса” (на чем настаивали некоторые современные украинские ораторы): как оказывается, разные группы украинцев генетически, а следовательно и по происхождению связаны в первую очередь не между собой, а с разными группами соседних народов (прежде всего – с великорусами и белорусами).

Завершая антропологический экскурс, откликнемся на высказанное одним из оппонентов замечание, что будто бы у украинцев объем головного мозга выше, чем у великороссов. В действительности никакой подобной корреляции нет, но шутки ради примем это предлагаемое допущение. Тогда нужно заметить что если в среднем у современного человека объем головного мозга составляет 1456 куб. см. (БСЭ, 3-е изд., “Головной мозг”), то «Для неандертальцев <...> характерен крупный мозг (до 1700 куб. см)» (там же, статья “Неандертальцы”). Из чего в совокупности с гипотетическими данными самостийников напрашивается вывод, что украинцы имеют древнее благородное происхождение от неандертальцев и стоят к ним ближе, чем остальное современное человечество. Украина же – древнее неандертальское государство, с тех самых пор борющееся за свою независимость.

ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ № 1

В заключение темы, мы не можем отказать себе в удовольствии процитировать весьма любопытную антропологическую теорию, выдвинутую малороссийским историком А.В. Стороженко, по совместительству родовитым земельным дворянином и Пирятинским (Полтавской губернии) помещиком. Он обсуждает любопытный вопрос о расовой принадлежности и антропологическом типе “свидомого украинца” (т. е. “сознательного украинца” или, сокращенно, созукраинца).

Прежде – несколько слов об авторе.

«Мария Патрикеевна Ильяшенко (род. 23 июня 1873 года в Киеве), с 26 апреля 1892 года – за А.В. Стороженком, колежским ассесором, владельце имений при д. Кучакове Переяславского уезда и при селе Повстине Пирятинского уезда [Полтавской губернии]» – такую запись находим в Родословнике малороссийского дворянства Модзалевского.

Андрей Владимирович Стороженко родился 13 августа 1857 г. в семье старого малороссийского рода. Впервые имя Стороженок появляется в 1610 году в документах о сношениях старшего запорожского полковника Андрея Стороженка с канцлером Львом Сапегой. Во второй половине XVII века особенно заметен прилуцкий полковник Иван Стороженко, участвовавший в Переяславской раде и по семейному приданию (но вряд ли достоверному) женатый на Марии Богдановне Хмельницкой. В XVIII веке в сохранившихся документах наиболее часто возникают Степан Григорьевич Стороженко, сотник яблоновский и Григорий Андреевич Стороженко, сотник прилуцкий и иваницкий, премьер-майор. Вообще же страницы семейного архива испещрены более мелкими упоминаниями о многочисленных Стороженках, участвующих в 1700-х и первой половине 1800-х годов как офицеры русской армии в турецких войнах, Отечественной Войне, польских и молдавских кампаниях, венгерском походе, подавлении пугачевского мятежа и как казаки – в персидском походе. Перед читателем предстают уланские офицеры, секунд-майоры, сотники, малороссийские полковники, поручики, войсковые канцеляристы, бунчуковые товарищи. Некоторые Стороженки учавствуют в гражданском государственном управлении, как например черниговский губернский маршал Н.М. Стороженко.

Малороссийское дворянство составляло довольно небольшую группу, поэтому не удивительно, что Стороженки состояли в прямом родстве с Искрами, Милорадовичами, Дараганами, Лизогубами, Борозднами, Полетиками и др.

Дед Андрея Владимировича – Андрей Яковлевич Стороженко (8 марта 1791 – 4 июля 1858), тайный советник, сенатор, долго находился на государственной службе в Варшаве (министр внутренних и духовных дел при Паскевиче). Андрей Яковлевич живо интересовался историей Малороссии и был собирателем рукописей, относящихся к ней. Издал под псевдонимом книжку “Мысли малороссiянина по прочтенiи повЪстей пасичника Рудаго-Панька, изданныхъ имъ въ книжкЪ подъ заглавiемъ: Вечера на хуторЪ близъ Диканьки и рецензiй на оныя Андрiя Царыннаго” (СПб., тип. Н. Греча, 1832). В ней А.Я. высоко талант оценивал Гоголя, но пенял ему за неточное изображение обычаев и говоров малорусского народа. Псевдоним А. Царынного будет в 1925 году использован внуком А.Я.

Среди коротких знакомых А.Я. и его сына, Владимира Андреевича (отца Андрея Владимировича) находим Греча, П. Плетнева, Булгарина, Липранди, А.Л. Данзаса, М.В. Юзефовича, географа Н.Г. Фролова, историка А.В. Терещенко, литератора В. Владиславлева, А. Воейкова и др.

Автору этих строк неизвестно, без дополнительного разыскания, в каком отношении состояли к А.В. историк литературы Николай Ильич Стороженко и Николай Васильевич Стороженко (автор книги “Западно-русские провинциальные сеймики во второй половине XVII века. Исследование по архивному материалу.”, Киев, 1888).

Из под пера самого А.В. вышли исторические исследования “Очерки переяславской старины; исследования, документы и заметки” (Киев, 1900), “Стефан Баторий и днепровские козаки: исследования, памятники, документы и заметки” (Киев, 1904) и некоторые другие. Кроме того, А.В. предпринял издание родового архива и бумаг, как собранных предками, так и оставшихся в пирятинском имении от его прежних владельцев – в восьми- или девятитомнике “Стороженки”, отпечатанном в Киеве в 1900-х годах. Кстати, именно в “Стороженках” был впервые опубликован знаменитый “Малороссийский Родословник” В.Л. Модзалевского.

А.В. принадлежат три издания, посвященные украинскому движению:

А. Стороженко, “Происхождение и сущность украинофильства”, Киев, 1912
А. Стороженко, “Малая Россия или Украина?”, Ростов на Дону, 1919
А. Царинный, “Украинское движение. Краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминаниям”, с введением кн. А.М. Волконского, Берлин, 1925

Для правильного понимания последующего текста следует иметь в виду, что самоназвание “украинец” в начале века употреблялось весьма узкой группой, в основном состоявшей из социалистической полуинтеллигенции. Народным массам оно было неизвестно и воспринималось в качестве оскорбительной клички, сходной со словом “хохол”. Это также поясняет, почему А.В., приступая после погрома 1905 года (благородно названного “революцией”) к изданию родового и пирятинского архива, писал в предисловии, что делает это, дабы грядущие поколения знали, кем были эти люди – Стороженки, чем они дышали и жили, как мыслили, и что он спешит приступить к изданию, «пока бумаги не изничтожили жиды и украинцы» (т. е. погромщики; известно, что крестьянские бунты в 1905 г. часто начинались после появления полуинтеллигентских эмиссаров – социалистических революционеров из города).

В предисловии к другому тому Стороженко писал:

«пока малороссийское земельное дворянство было представителем своего народа, до тех пор невозможны были такия явления, как современное насыщенное марксизмом политическое украиноманство, стремящееся свести на нет результаты исторической жизни Малороссии за последния три столетия, укоренить в ней инородную “штунду”, навязать ея народу перегруженный полонизмами и латинизмами, исковерканный фонетическим правописанием лженародный язык и возвратить население Малороссии в то состояние жалкаго отщепенца от великаго русскаго корня, ополяченнаго недоноска, в каком оно находилось в конце XVI и в начале XVII века, – в эпоху замысла и введения Унии, и в каком, по условиям нынешнего времени, оно быстро покорилось бы игу воинствующего Израиля»

События последовавших лет по большей части, увы, подтвердили эти предвидения.

Но вернемся к антропологической теме. Последняя книга А.В. (“Украинское движение. Краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминаниям”, 1925), написанная им на излете жизни в эмиграции, представляет весьма ценное историческое сочинение, в котором описаны многие важные события и явления (между прочим, в нем отчетливо указывается на процесс формирования новоукраинского литературного языка, ушедшего из русской языковой группы и, в частности, от малорусского наречия). Книга представляет в основном фактический материал исторического характера, но в самом конце автор выдвигает любопытную антропологическую гипотезу (об антропологическом типе созукраинца), которую мы и воспроизводим:

«Мы лично, родившись и проведя, по окончаніи образованія, почти полвЪка сознательной практической жизни в глубинЪ лЪвобережной Малороссiи, да и всяк, жившiй в малорусской деревнЪ и служившiй на уЪздных должностях, требовавших ежедневнаго общенія с малорусским сельским населенiем, если он не впитал в себя яда украинской ереси, – мы можем засвидЪтельсвовать и подтвердить, что нам никогда не представлялось надобности обращаться к “мовЪ”. Мы говорили по русски, не подражая московскому выговору, а так, как вообще в семьЪ и в обществЪ говорят на югЪ, и селяне прекрасно нас понимали, а мы понимали селян. Никакiе словари Гринченка или Уманца не были нам нужны. Школа, суд, военная служба, передвиженіе по желЪзным дорогам, отхожіе промыслы, газеты – пріучали населеніе к общерусскому литературному языку, который постепенно вытЪснял из обихода старинный малороссiйскiй говор. Язык живет и мЪняется, как всякое произведеніе человЪческаго духа. За пятьдесят лЪт нашей сознательной жизни говор малорусской деревни коренным образом измЪнился, утратил всю ту польскую примЪсь, которая в нем по традиціи держалась от времени владычества поляков в Малороссіи, и заметно приблизился к русскому литературному языку. В лЪвобережной Малороссіи этот процесс шел быстрЪе, а в правобережной – медленнЪе, вслЪдствiе наличности крупных польских имЪній (напр., гр. Браницких, гр. Шембеков, гр. Потоцких, гр. Собанских и сотен других владЪльцев), которые, благодаря своей польской администраціи, являлись центрами полонизма и вліяли на охраненіе в малорусской народной рЪчи польских налетов, главным образом, в словарЪ, создававших впечатлЪнiе, будто эта речь – несовсЪм русская. “Мова” в самых народных низах выходила из моды и теряла свои старинныя особенности, – становилась “археологической”. ИзрЪдка, на должности мирового судьи, когда приходилось имЪть дЪло с какой-нибудь захолустной бабой, удобнЪе было задавать ей вопросы, подлаживаясь под ея говор, чтобы лучше добиться правды. В глазах правовЪрных украинцев мы совершали ужасное преступленіе: мы “вжывалы звычайного огыдного русско-малороссійскаго жаргону” (см. Андріевскій: “З мынулого” Ч. 1, стр. 48; украинцы, может быть, не догадываются, что они выражаются по-польски: “wzywali zwyczajnego ohydnego rusko-malorosyjskiego zargonu”). ТЪм не менЪе так складывалась в отношенiи языка повседневная жизнь. ВсЪ считали себя русскими и различались только по степени развитія и образованія, но не по народности. В той мЪстности, гдЪ нам суждено было родиться и работать, проживало много старообрядцев из стродубских слобод: Воронка, Елiонки, Лужков. Эти типичные великорусы тоже нисколько не чувствовали себя чужими, несмотря на религіозную разницу, и прекрасно уживались и сообщались с основным малорусским населеніем. Во время войны 1914, 1915 и 1916 гг. в одном из воинских присутствій Малороссiи перед нашими глазами прошли тысячи запасных, новобранцев, раненых, увЪчных и больных. <...> ВсЪ эти тысячи людей к присутствiю обращались и между собою разговаривали по русски с примЪсью нЪкоторых мЪстных отличiй или отмЪн. Только в видЪ рЪдких исключенiй, примЪтных сразу для опытнаго глаза, появлялись среди этих толп “свидоми украинци”. Обыкновенно это были семинаристы, народные учителя, кооператоры и подобные представители сельской полуинтеллигенцiи, распропагандированные из Галиціи.»
«“Украинцы” – этой особый вид людей. Родившись русским, украинец не чувствует себя русским, отрицает в самом себЪ свою “русскость” и злобно ненавидит все русское. Он согласен, чтобы его называли кафром, готтентотом, кЪм угодно, но только не русским. Слова: Русь, русскiй, Россiя, россiйскiй – дЪйствуют на него, как красный платок на быка. Без пЪны у рта он не может их слышать. Но особенно раздражают украинца старинныя, предковскія названія: Малая Русь, Малороссiя, малорусскiй, малороосійскiй. Слыша их, он бешено кричит: “Ганьба” (позор, по польски hanba). Это объясняется тЪм, что многіе из украинцев по тупости и невЪжеству полагают, будто бы в этих названiях кроется что-то пренебрежительное или презрительное по отношенію к населенію Южной Россіи. Нам не встрЪчалось ни одного украинца, который захотЪл бы выслушать научное объясненіе этих названiй и правильно усвоить себЪ их смысл. Между тЪм по существу, как мы упоминали выше, названiе “Малая” в приложенiи к Руси или Россіи является самым почетным, какое только можно себЪ представить. Оно, по терминологiи, усвоенной средневЪковьем от древнегреческих географов, опредЪляет, что Русь или, по греческому выговору, Россія, собравшаяся в X вЪкЪ около Кіева, была первоначальной, исконной, основной Русью, прародиной русскаго племени.»
«Как же понять такой парадокс, что русскіе ненавидят свою “русскость”, как что-то им чуждое и отвратительное? Мы полагаем, что это странное явленiе может быть объяснено только из ученія о расах. Населеніе Южной Россіи в расовом отношеніи представляется смЪшанным. В основЪ своей русское, оно впитало в себя кровь цЪлаго ряда племен, преимущественно тюркскаго происхожденiя. Хазары, печенЪги, такіе мелкіе народцы, как торки, берендЪи, ковцы, извЪстныя под общим именем черных клобуков (каратулей), половцы, татары, черкесы – всЪ эти племена преемственно скрещивались с русскими и оставили свой слЪд в физических и психических особенностях южнорусскаго населенія. Наблюденія над смЪшенiем рас показывают, что в послЪдующих поколЪнiяхъ, когда скрещиванiе происходит уже только в предЪлах одного народа, тЪм не менЪе могут рождаться особи, воспроизводящіе в чистом видЪ предка чужой крови. Знакомясь с дЪятелями украинскаго движенія, начиная с 1875 г., не по книгам, а в живых образах, мы вынесли впечатлЪнiе, что “украинцы” – это именно особи, уклонившіеся от общерусскаго вида в сторону воспроизведенiя предков чужой тюркской крови, стоящих в культурном отношеніи значительно ниже русской расы. Возьмем, напримЪр, таких извЪстных “украинцев”, как покойный Орест Иванович Левицкій (Левко Маячанец) или Владимiр Николаевич Леонтович (В. Левенко). Наблюдая цвЪт их смуглой кожи и густо-черных волос, выраженіе их лица, их походку, жесты, рЪчь, вы невольно думали: вот такими наверное были тюрки, что поселились под Переяславом-Русским и “ратились” на Русь, или берендЪи, основавшіе Берендичев, нынЪшнiй Бердичев. Среди наблюдавшихся нами “украинцев” такiе типы составляли подавляющее большинство. Так как по убЪдительным для нас новЪйшим изслЪдованiям нЪмецкаго антрополога Бургера-Филлингена извЪстно, что в низших расах воплощаются духи тоже низших душевных качеств, то понятно, почему “украинцы” отличаются обыкновенно тупостью ума, узостью кругозора, глупым упрямством, крайнею нетерпимостью, гайдамацким звЪрством и нравственною распущенностью. Такія свойства низшаго духа в полной мЪрЪ присущи были самому украинскому святому и пророку Тарасу Шевченку. Поэзія его дЪйствует на души его поклонников не возвышающим, а понижающим образом. Она не смягчает их, не облагораживает, не вызывает в них нЪжных, добрых чувств, а, напротив, огрубляет, развращает, озвЪривает. “Украинская идея” – это гигантскiй шаг назад, отступленіе от русской культуры к тюркскому или берендЪйскому варварству. В древне-русской лЪтописи часто повторяется о тюркских кочевниках, что они “заратишася” на Русь, т. е. пошли на Русь ратью, войною. Возрождаясь в “украинцах”, они опять идут войной на Русь в области культурной: они хотЪли бы стереть всякiй слЪд “русскости” в исконной сердцевинной, Малой (в греческом пониманіи) Руси. Все русское для них – предмет глубочайшей ненависти и хамскаго презрЪнiя. Мы неоднократно упоминали выше о том, что украинское движеніе с начала XX-го вЪка сделалось орудiем политических интриг против Россіи, главным образом, со стороны ВЪнскаго кабинета, который строил планы включить богатЪйшую Южную Россію, под названiем “Украины”, в состав Придунайской монархіи. Возбудителями и проводниками такой идеи являлись польскіе политическіе дЪятели в Галиціи. Теперь роль Австро-Венгріи приняла на себя Чехо-Словакія. Воспитывая на свой счет украинских янычар в лицЪ разных будущих педагогов, агрономов, химиков, техников, шофферов, машинистов и тому подобных “демократических” деятелей, она расчитывает имЪть в них передовую рать, которая поможет ей, “украинским” корридором через Закарпатскую Русь и Восточную Галицію, связаться с завЪтной областью пшеницы и сахара, угля и желЪза, мЪди и каменной соли – для сбыта произведеній чешской промышленности и для полученія южно-русскаго сырья. Обманулась на украинцах Австро-Венгрiя, обманется и Чехо-Словакія. С помощью отродившихся представителей низшей расы ничего прочнаго создать нельзя. Только духовно-преображенная, сильная Россія, объединяющая под знаменем общерусской культуры всЪ вЪтви русскаго племени и сбросившая с плеч груз этнографической Польши, постоянно ослаблявшей русскую мощь, с доступом через Босфор и Дарданелы к міровым торговым путям, только такая Россія обезпечит спокойствіе Европы и даст возможность западным народам нормально развивать свою хозяйственную дЪятельность. Без возстановленiя Россіи Европа вЪчно будеть хворать. МенЪе всего поможет ея выздоровленiю искусственно созданная соціалистическая “Украина”.»

ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ № 2

Напоследок – небольшое литературное приложение, подарок от Пантелеймона Кулиша, отца-основателя и апостола украинского движения, главного автора казацкого мифа, идеолога и литературного соавтора сочинений, выходивших под именем Тараса Шевченко. Казакоманом “неистовый Кулиш” был в тот период, когда мысли свои об Украйне он брал из романтических мечтаний, это продолжалось до середины 1860-х годов, когда он вплотную засел за архивные первоисточники малороссийской истории. Десять лет спустя Кулиш выпустил трехтомную “Историю воссоединения Руси” (переиздать которую, сколько можно судить по каталогам, в независимой Украине до сих пор не решились – это главный-то труд главного украйнофила). К концу жизни, уже многое пережив и передумав, поскитавшись и по Галиции, Кулиш писал стихотворения в таком вот примерно духе:

НАЦIОНАЛЬНИЙ ИДЕАЛ
Як налягло на Русь татарське Лихолітьтє,
Зісталось в Киёві немов би тількі сьмітьтє.
На Клязьму й на Москву позабегали люде,
И визирали, хто з Киян туди прибуде.
И всі, що руськоі єдиности жадали,
На Клязьму й на Москву помалу прибували.
И засьвітився сьвіт по застумах московських,
И надив буйтурів до себе запорозьких.
И, покидаючи свою руіньню дикость,
Вбачали під Петром империі великосьть.
Империя, се власьть була над ворогами,
Над Ханом, Турчином, Литвою и Ляхами.
Боявсь про Чигирин султан и споминати,
Давай на Буджаки необзир утекати.
Ляхва з Литовцями не раз укупі бита,
Під плахою в жінок ховала езуіта.
И що б там ні було гіркого на Вкраіні,
А густо забуяв наш нарід на руіні.
Де нас десятками за Паліів лічили,
Там миліонами край рідний ми осіли.
Навчили ми Ляхву латину занедбати,
Полщизною листи й літописі писати <...>
Собі ж добро свое найкрашче приховали:
Про рай, сьвій рідний край, с Тарасом засьпівали.
Та письня по Урал и Волгу розлилася, –
Стара в ній рушчина з новою понялася.
Тепер Боянська Русь козацтво занедбала,
Руінним поломъєм хвалитись перестала. <...>
Уставши с попелів козацькоі руіни,
Кликнімо до синів Славянськоі родини:
Озьвітеся, брати, з восходу и з заходу
До неприязного всім деспотам народу. <...>
Топімо ж у Дьніпрі ненависьть братню дику,
Спорудимо втрёх одну империю велику,
И духом трёх братів осьвячений диктатор,
Нехай дае нам лад свободи император.
(Куліш, “Дзьвін”, с. 15-7)
Сьмітьтє – сор, мусор, дрянь (польск. smiecie); застум – укромное, глухое место; надив – привлеча; забуяв – роскошно разросшись, выросши во множестве (от zabujac); лічили – считали (liczyc); занедбати – оставить, выбросить из ума (zaniedbac).

ДО ТАРАСОВЦIВ
Не вернуцьця сподівані,
Не вернецьця воля!
      Шевченко.

Чого ви пиндитесь в темноті,
      Мов ті жаби в болоті,
Потіете в своім багні,
      В Сизифовій роботі?
Из вашоі літератури,
      Сьліпучоі дури,
Як ми колись просьвітимось,
      Сьміятимуцьця кури.
Про що вона, ся гич, письменним?
      Про що и людям темним?
Хиба запалювать люльки
      Балакунам корчемним?
Та вже нема таких “балаків”,
      Які були за козаків,
Що пліндрували Жидову,
      Не милували й письмаків.
Колиб на пъяний плач бандури
      Воскресли гайбадури,
Списали б вам вони хвалу
      На вашій власьній шкурі.
(Куліш, “Дзьвін”, с. 96-7)
Пиндючитися – спесивиться, важничать, раздуваться от спеси (ср. pinda, pindrzyc); багно – болото, грязь (bagno); гич – огородный стебель с листьями; письменний – грамотный (pismienny); пліндрувати – грабить, разорять; гайбадур – разбойник; власьній – собственный (wlasny).

НА ПЕРЕЛОЗI
Може зъорю переліг той,
    А на перелозі
Я посію моі слёзи
    Моі щирі слёзи.
Може зійдуть и виростуть
    Ножи обоюдьні,
Роспанахають погане,
    Гниле серце, трудне.
И вицідять сукровату,
    И нальлють живоі
Козацькоі тиі крові,
    Чистоі, сьвятоі.
      Шевченко.

На перелозі сіяли ми сьлёзи,
Щоб виростали ножі обоюдьні;
Тепер надію покладаймо в Бозі,
Що вже почезли ті жалі безумні.
Тепер в нас пахне щирим руським духом,
А не ляхвою и не Татарвою,
Що гріли нас під нашим же кожухом
И надихали думкою лихою.
Пустине дика, краю ти мій рідний!
Покинь сьпівати про свое козацтво,
Бешчесно славить дух ёго ехидний,
В имъя прогресу вихвалять хижацтво.
Посіймо правду на тім перелозі,
Що ми зъорали бес путя списами;
Згадаймо, як лилися ревні сьлёзи
По тих, що через козаків пропали.
Не ріки, море сьліз не розлилося,
Огненне море – можна б утопити
В тім морі все, що с Січи підьнялося
Гарячу кров ис християн точити.
Козацька слава широко сягала
По ворохібнях розбишацтва диких;
Голота коршми здобиччу сповняла,
Казилось пекло з радощів великих.
Да вже казитись чортівня не буде:
Заглухла в пекло січова дорога,
Рошчовпали добро и лихо люде.
И схаменулась Украіна вбога.
Посіймо ж правду в нас на перелозі
Замісь ножів крівавих обоюдних,
И покладаймо всю надію в Бозі,
Що вже не вернемось до справ безумних.
(Куліш, “Дзьвін”, с. 31-2)
Переліг – несколько лет не оранное поле; щирим – истинным (szczery); ворохібнях – мятежах; розбишацтва – разбойничества; рошчоповали – уразумели; схаменулась – опомнилась, одумалась; справ – дел (sprawa).

А сие – персонально моему давнему оппоненту, в благодарность за то, что он подвинул меня написать эти заметки:

СЬЛIПЧЕНКОВI
Сьліпченку, ти, сьліпий сьліпого батька сину!
Засьліплено перет тобою Украіну,
И ти, сьліпий, того сьліпуючи не бачиш,
Очима темними, як темний старець плачеш.
Засьліплено іі недлмислом, брехнею:
Бо величаецьця крівавою грязею,
Що в ній твоі діди по пояс утопали,
Аж покіль из багна на Волгу повтекали.
Туда припленталась до вас химерна Баба,
Причена гомінка, воронізька нахаба.
Мов жабище з багна, на сьвіт вона дивилась,
И з вами про багно казками поділилась.
С крівавого багна багно літературьнє
Зробили ви собі, о кодло некультурьнє!
Вам по душі прийшлась козацька помста дика,
Задоволнила вас усобиця велика.
И радуетесь ви, що е вам що писати,
Казками неуків порожніх забавляти.
Каліки розумом, стидовище природи!
Про волю кричите, цураетесь свободи.
За деспоцтво с панів лупити раді шкуру,
И волну гризете, мов пацюки, бандуру.
(Куліш, “Дзьвін”, с. 46-7)
Багно – болото, топь, грязь (bagno); гомінка – разговор (от: гомоніть); нахаба – напасть, беда; помста – месть (pomsta); пацюки– поросята, крысы.

К ИСТОРИИ ВОПРОСА

Мы писали ранее в заметке о галицких делах, что в силу оторванности от культуры остальной Руси и подавления остатков старой русской культуры, еще сохранившейся в Галичине, галичане представляли благоприятный материал для денационализации или перерождения остатков национального самосознания, в том числе и языка.

Идея этого перерождения лучше всего была выражена о. Валерианом Калинкой, самой выдающейся личностью в польском иезуитском ордене “Змартвыхвстанцев” (т.е. “воскресших из мертвых” – с очевидным намеком на Польшу). Калинка – приближенный Адама Чарторыйского (полновластного полонизатора Малороссии при Александре I и вождя польского движения заграницей в послеалександровскую эпоху), член парижского бюро перед восстанием 1863 г. При содействии профессора львовского университета Лиске и генерала “Змартвыхвстанцев” Селиненки, Калинку определили в Галичину. Первым его делом по прибытии стало открытие воспитательного заведения-интерната для русской молодежи (1 февр. 1881). Сойм, возглавляемый поляками, ассигновал большие средства на работу интерната (по словам Франко, 10 тыс. р. в год). Цель этого заведения и вообще воззрение Калинки на малорусский вопрос выражаются в следующих словах его:

«Между Польшей и Россией живет огромный народ, ни польский, ни российский. Польша упустила случай сделать его польским, вследствие слабого действия своей цивилизации. Если поляк во время своего господства и своей силы не успел притянуть русина к себе и переделать его, то тем меньше он может это сделать сегодня, когда он сам слабый [?!]; русин же стал сильней [?!], чем прежде. Русин сегодня сильнее вследствие сознания своей национальности, расслабления польского элемента [!] и демократического духа, проникающего его. Сельский русский люд не сознает еще своей национальности, но не любит ляха, как своего господина, богатого человека и исповедника иной веры. Просвещенные русины ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом нерасположении поддерживают его. Все русины вместе состоят материально под властью [?] и нравственно под влиянием России, которая говорит подобным же языком и исповедует ту же веру, которая зовется Русью, провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве, и при этом раздает земли и леса ляхов, где может, и обещает их повсюду, где раздать еще не может. Исторический процесс, начавшийся при Казимире, продвинутый вперед Ядвигою, законченный передвижением католичества и западной цивилизации на 200 миль к востоку, проигрывается [?] настоящими поляками на наших глазах. Контрнаступление Востока на Запад, начатое бунтом Хмельницкого, катится все дальше, и отбрасывает нас к средневековой границе [династии] Пястов. Окончательный приговор еще не пал, но дело обстоит хуже некуда.»
«Как нам защитить себя? чем?! Силы нет, о праве никто не вспоминает, а хваленая западная христианская цивилизация сама отступает и отрешается. Где отпор против этого потопа, срывающего все преграды и катящегося, сбивая все на своем пути, несущегося неостановимо и затопляющего всё окрест? Где?! Быть может, в отдельности этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть Москалем?! Сознание и желание национальной самостоятельности, которыми русины начинают проникаться, недостаточны для того, чтобы предохранить их от поглощения Россией. Опорная сила поляка хранится в его душе, – между душою русина и душою москаля, однако, основного различия нет, нет непереходимой границы... Была бы она, если бы каждый из них исповедывал иную веру, и поэтому-то уния была столь мудрым политическим делом. Одному Богу ведомо будущее, но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и в конце концов – начав с малого – к полной отдельности души. Раз этот пробуждавшийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих, но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, а с Востоком только формой. ИНУЮ ДУШУ ВЛИТЬ В РУСИНА – вот главная задача для нас, поляков! С тем фактом (т.е. с пробуждением Руси с не-польским сознанием) мы справиться сегодня уже не в состоянии, зато мы должны постараться о таком направлении и повороте в будущем потому, что только таким путем можем еще удержать Ягайлонские приобретения и заслуги, только этим способом можем остаться верными призванию Польши, сохранить те границы цивилизации, которые оно предначертало. Пускай Русь останется собой и пусть с иным обрядом, но будет католической – тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей. Тогда возвратится Россия в свои природные [!] границы – и при Днепре, Доне и Черном море будет что-то иное... А если бы – пусть самое горшее – это и не сбылось, то лучше [Малая] Русь самостоятельная, нежели Русь российская. Если Грыць не может быть моим, то да не будет он ни моим, ни твоим! Вот общий взгляд, исторический и политический, на всю Русь!»
Из этого далее проистекает для поляков указание: не только, в противоположность прежней польской политике, не препятствовать национальному развитию самостийной Украины (Калинка еще пишет: “Руси”), но наоборот, всячески поддерживать украинский сепаратизм и укреплять и ширить среди малороссов унию с католицизмом.
(Stanislaw Tarnowski, hrabia, “Ksiadz Waleryan Kalinka”, W Krakowie, 1887, стр. 167-170; курсивом мы выделили слова, в оригинале отсутствующие и добавляемые в некоторых апокрифических переводах, однако выражающие мысль Калинки столь ярко и сосредоточенно, что, мы полагаем, он с ними безусловно согласился бы – хотя, возможно, признав их слишком откровенными для пользы польско-католического дела)

Результат, правда, окажется для Польши плачевным: оперившиеся галицкие “украинцы” будут ненавидеть поляков не меньше, чем великороссов. Но таков уж польский дар предвидения...

Калинка, однако, лишь явно сформулировал то, что хорошо сознавалось поляками и до него, и нам будет небезинтересным кратко проследить практику переливания душ в нескольких наиболее важных и изученных случаях; для того оставим на время Галичину и обратимся к Малороссии.

Небезинтересно для начала, кто же был автором теории племенной отдельности малороссов от великороссов и кто впервые ввел в оборот слово “украинский” как имя народа, а не географическое обозначение центральной части Малороссии (т.е. бывшей окраины Польши). Если не считать доморощенных казаческих попыток 1770-х произвести малороссов от козаров (хозар), ничего еще об украинском народе не говоривших, то можно, пожалуй, согласиться с А.В. Стороженко, большим знатоком малорусской истории, прослеживающим историю этого “национального” имени до выходивших на французском языке в последние годы 18-го века сочинений замечательного французского ученого Яна Потоцкого (в частности, Jan Potocki, “Voyage dans les steppes d’Astrakhan et du Caucase”, переизд. 1829, Paris; и особенно “Fragments historiques et geographiques sur la Scythie, la Sarmatie et les Slaves”, Brunswick, 1795). Но все-таки гр. Потоцкий выводил украинцев от древне-русских племен, перечисленных в “Повести временных лет”. Следующий по времени польский ученый, трактовавший об украинцах, Фаддей Чацкий (Tadeusz Czacki, “O nazwiku Ukrajnj i poczatku kozakow”, переизд. Собр. соч. Варшава, 1843-1845), знать не хочет ясной еще для Самуила Грондского, польского летописца 17 века, этимологии слова украина – “a verbo polonico Kray”, а уверяет, что украинцы произошли от особой, никому не ведомой, орды укров: укры-Украина-украинцы [1]. Таким образом, выходило, что в украинцах нет ничего русского и что Екатерина, участвуя в разделах Польши, ложно думала, что “Отторженная Возвратих”.

[1] «Известный основатель Кременецкаго лицея Фаддей Чацкий в книжке: “O naswisku Ucrainy i poczatku kosakow” – выводит украинцев от укров, которые были будто бы дикой славянской ордой (horda barbarzynskih Slowian), пришедшей на Днепр из Заволжья в первые века по Р.Х. Выдумки польских ученых проникли на левый берег Днепра в умы образованных малороссиян, но здесь встретили горячий отпор со стороны автора “Истории Руссов”, появившейся в начале 1800-х годов и приобретшей вскоре чрезвычайную популярность в Малороссии. “С сожалением должен сказать”, пишет он, – “внесены некоторые нелепости и клеветы в самыя летописи малороссийския, по несчастию, творцами оных природными Русскими, следовавшими по неосторожности безстыдным и злобным Польским и Литовским баснословцам. Так, например, в одной ученой историйке выводится на сцену, из древней Руси или нынешней Малой России новая некая земля при Днепре, называемая тут Украиной, а в ней заводятся польскими королями украинские казаки, а до того будто бы сия земля была пуста и необитаема, и казаков в Руси не бывало, Но видно г. писатель таковой робкой историйки не бывал нигде из своей школы и не видал в той стране, называемой им Украиной, русских городов, самых древних и по крайней мере гораздо старейших от его королей Польских.»
«К сожалению, голос В.Г. Полетики, предполагаемаго автора “Истории Руссов”, скрывшегося под именем архиепископа Георгия Конисского, мало кем был услышан. Польские влияния разными, едва уловимыми путями проникали в чисто русскую общественную жизнь...»

Мы говорили, что Киев еще в 1860-х был городом преимущественно польской культуры; в Александровскую же эпоху проводилась безудержная полонизация Малороссии. Ближайшим сотрудником Александра и руководителем русской внешней политики был ... Адам Чарторыйский, имевший в своем послужном списке множество польских патриотических перлов, вплоть до прямого участия в боевых действиях против России, а после 1823 г. возглавивший польскую ирриденту за рубежом. Россию он ненавидел, по его собственным словам, настолько, что отворачивал лицо при встрече с русскими. Для нас важно, что в течение 20 лет с 1803 г. Чарторыйский состоял попечителем учебного округа, охватывавшего Белоруссию и малорусское правобережье, покрыв его густой сетью польских поветовых школ; оттуда, между прочим, и вышли Гощинский и Залеский – авторы “украинских” стихотворений на польском языке (заметим, что число поляков в правобережной Малороссии не превышало 3.5-4%, а в левобережьи не достигало и 1%; когда сознательные украинцы вспоминают о большом количестве школ в Малороссии в начале XIX века, хорошо бы им ведать, чьи это были школы, и на каком языке и что в них преподавали).

Ближайшим просветителем правобережья был друг попечителя, наш знакомый Фаддей Чацкий, состоявший с 1803 г. до смерти в 1813 г. ревизором училищ в губ. киевской, подольской и волынской. Училищный устав, выработанный Чацким при участии известного польского террориста Гугона Коллонтая, был в 1805 г. Высочайше утвержден; в том же году состоялось открытие классической гимназии в Кременце (с 1819 г. – лицей). О характере этого учреждения можно судить по тому, что в 1831 г., когда был получен указ о его закрытии, там не нашли ни одного ученика – все ушли в польские повстанцы.

Из среднеучебных заведений Юго-Западного края непоследнее место принадлежало в ту пору униатскому училищу базилианского ордена в г. Умани киевской губ. В нем учителя-поляки фанатизировали молодежь в пропольском и прокатолическом духе и учили, что Россия – за Днепром, а здесь – Украина, населенная особой ветвью польского народа – украинской. Именно из стен этого училища вышел ополяченный (уже родители его были польскими патриотами) малоросс Франциск (Францишек) Генрикович Духинский (1817-1893), автор теории о туранском происхождении великороссов [*]. Теория эта была на-ура встречена в Европе (Франции, в первую очередь), ибо давала “научную” подкладку европейской лихорадке русофобии, и – как ни трудно в это поверить – оставалась там общепринятой вплоть до трудов Альфреда Рамбо (Rambaud), т.е. до конца 1870-х гг.

[*] См. например такие его издания как: Franciszek Henryk Duchinski, “Necessite des reformes dans l’exposition de l’histoire des peuples aryas europeens et tourans, particulierement des Slaves et des Moscovites”, Paris, F. Klincksieck, 1864; “Польша, Россия, Малороссия”, Париж, 1860; “Zasady dziejow Polski i innych krajow slowianskich i Moskwy”, Paryz : W druk. i lit. Renou i Maulde, 1858-1861; “Discussion sur la place de la linguistique dans les etudes ethnographiques: discours de Duchinsky de (Kiew)”, Paris, 1867, Societe d’ethnographie (Extrait du Recueil des actes de la Societe); “Pomnik Nowogrodzki, peryodyczne wyjasnienia projektu Rzadu moskiewskiego, aby uroczyscie obchodzic w nastepnym 1862 r., jakoby tysiac-letnia rocznice zalozenia dzisiejszego Panstwa moskiewskiego w Nowogrodzie, miewane publicznie (obecnie w Paryzu)”, Paryz, 1861.

В наиболее развернутом виде теория Духинского изложена в выпущенном им в 1858-1861 гг. трехтомном “труде” под заглавием “Основы истории Польши и других славянских стран и Москвы” (“Zasady...”). Опус этот давно забыт и ни одним ученым всерьез не воспринимается, но он интересен как документ общественно-политической мысли своего времени. Излагая взаимоотношения поляков с прочими славянскими народами в прошлом, автор наибольшее внимание уделяет Руси. Русь, по его словам, представляет простую отрасль, разновидность народа польского; у них одна душа, одна плоть, а язык русский – только диалект, провинциальное наречие польского языка. Русь – это галицкие русины и малороссы, которые только и достойны называться русским именем, тогда как современные русские присвоили это имя незаконно и в старину назывались московитами и москалями. Московскому народу даровала это имя высочайшим повелением Екатерина Вторая, запретив древнее имя “москвитян”. В этом сказался как бы стыд варвара, вступившего в высшее культурное общество и захотевшего украсить себя именем благородного народа, спрятав свое хамское, дикое имя подальше. В то время как русские, то есть русины – чистые славяне, москали ничего общего со славянством не имеют. Это народ азиатский, принадлежащий не к арийской, а к туранской ветви народов. Отсюда выводятся низкие умственные и нравственные качества москалей и все ничтожество их культуры.

Таким образом, именно Духинский является автором теории не только “туранства”, но и “москальства” великороссов. Последних он ни за что не хотел называть русскими и требовал, чтобы они “nie Rosyanami, nie Ruskiemi, nie Rusinami, a prosto Moskalami zwani byli”, ибо “Moskale uzywaja (используют) nazwy Rosyan, Rusinow, Ruskich, jako jednej z glownych broni (орудиий) przeciwko (против) Polsce” [*].

[*] “Do zradu narodowego powstania”, Pisma Franciszka Duchinskiego, том III, стр. 283-4, Rapperswyl, 1901-1904.

Данная теория обрела за последнее время, в определенных кругах, настолько бурную загробную жизнь, что мы сочли уместным указать на её первоисточник.

“Пей, Иванушка, козлёночком станешь.”

0	украинцы центральной Украины
22	южные украинцы
25	великороссы курщины
25	великороссы тамбовщины
28	украинцы Волыни
29	украинцы Полесья
33	белорусы юга Белорусии
40	великороссы междуречья Волги и Оки (“москали”)
43	великороссы верхней Оки
43	украинцы нижнего поднепровья
45	великороссы костромского края
49	украинцы черниговщины
57	великороссы верхней Волги
57	белорусы центра Белоруссии
57	украинцы верхнего поднестровья
61	чехи юго-восточной Чехии [*]
63	литовцы центра Литвы
67	украинцы припрутья (Буковина)
70 - 82	украинцы прикарпатья (т. е. карпатороссы) [**]
80	молдаване Молдавской ССР
80	венгры закарпатья
84	хорваты Словакии
92	украинцы карпат (галичане)
96	поляки Литвы
97	великороссы архангельской области
103	чехи всех областей Чехии, в среднем
110	болгары УССР и Молдавской ССР
117	венгры южной Венгрии
125	румыны Буковины и Закарпатья
132	румыны южной Румынии
140	словаки юго-западной Словакии