|
|
|
Евреи борьбы.
Еврейское национальное движение в СССР
(1967-1989 гг.)
Михаэль Бейзер
На свете есть страна, где я не буду лишним.
Юрий Колкер. 1983 г. Ленинград.
Введение.
Ленин считал сионистское движение реакционным и буржуазным, отвлекающим внимание еврейских трудящихся от классовой борьбы. Неудивительно, что после Октябрьской революции советская власть повела борьбу с сионистами, которая с годами становилась все жестче.
Эмиграция из СССР никогда не была свободной, но иногда выборочно разрешалась из прагматических соображений. По неполным данным, до Второй Мировой войны эмигрировали примерно 70.000 евреев, половина которых прибыла в Подмандатную Палестину.
В ходе ликвидации сионистского движения на аннексированных Советским Союзом в 1939-1940 годах территориях Прибалтики, Польши и Румынии многие его активисты были репрессированы. Сразу после войны бывшие польские и часть румынских евреев получили возможность уехать в свои страны, а затем совершить алию. Многие из тех, кто не смог уехать легально, пытались нелегально перейти советскую границу, но были арестованы и осуждены на длительные сроки тюремного заключения.
Что же касается собственно советских евреев, то их лояльность подверглась испытанию в годы войны и после ее окончания. Юдофобия, существовавшая в СССР подспудно, прорвалась наружу в зоне оккупации, в тылу и на фронте, стала явственно ощущаться в кадровой политике властей. После освобождения захваченных немцами территорий советское руководство препятствовало возврату евреев к родным очагам, особенно на Украину, в то время как официальная пропаганда упорно замалчивала тот факт, что евреи были главной жертвой нацистов. Катастрофа и антисемитизм усилили национальные чувства не только у традиционных, но и у советизированных евреев, веривших в дружбу народов и равнодушных к своему происхождению.
В стране стали возникать первые сионистские группы. В 1945-1946 годах в городе Жмеринка (Винницкая область) действовала подпольная группа школьников «Эйникайт» (Единство), которая распространяла рукописные листовки сионистского содержания. Члены группы были арестованы и осуждены на длительные сроки заключения. Однако их деятельность не пропала даром. В 1948 году евреи Жмеринки обратились в газету Правда с коллективной просьбой о немедленном выезде в Израиль.
Усилению сионистских настроений способствовало то, что СССР не только решительно выступил в ООН за создание двух независимых государств на Ближнем Востоке, но и первым установил дипломатические отношения с Израилем. Образование Израиля вызвало в еврейской среде бурю энтузиазма. Участники недавней войны обращались в органы власти и в Еврейский антифашистский комитет с просьбами отправить их добровольцами для защиты молодого еврейского государства. Предпринимались попытки сбора денег в пользу Израиля. Многие поверили, что теперь им разрешат репатриацию. Однако планы советского правительства были иными. 21 сентября 1948 года в статье, опубликованной в газете Правда, известный писатель Илья Эренбург недвусмысленно предупредил, что создание Израиля не имеет отношения к равноправным советским евреям.
Вскоре после войны в СССР развернулась небывалая по размаху и жестокости антисемитская кампания. Убийство еврейского актера, режиссера и общественного деятеля Соломона Михоэлса (1948), роспуск возглавлявшегося им Еврейского антифашистского комитета и расправа с его членами, запрет культуры на языке идиш, кампания против "безродных космополитов" (1949), сфабрикованное органами госбезопасности дело кремлевских "врачей-вредителей" (1953) вошли в историю как черные годы советского еврейства.
Пятилетняя травля евреев в послевоенные годы образовала непреодолимую пропасть между ними и государством. В стране снова появились сионистские группы и кружки: в Москве - Виталия Свечинского, Михаила Маргулиса и Роман Брахмана, а также кружок ивритских писателей Моше Хьёга и Цви Прейгерзона, Одессе - Иосифа Хорола и Алексея Ходоровского, в Харькове - Ефима Спиваковского. Органы госбезопасности вылавливали участников этих групп и отправляли в ГУЛАГ на срок от 10 до 25 лет.
«Оттепель» послесталинского периода была ознаменована, среди прочего, и первыми каплями еврейской эмиграции в Израиль (53 человека в 1954 году, 106 - в 1955-м и 753 - в 1956-м). В основном уезжали пожилые люди под маркой «объединения семей». После 20-го съезда партии (1956) вернулись из лагерей заключенные сионисты. Расстрелянных идишистских писателей реабилитировали посмертно. В 1957 году Московской хоральной синагоге разрешили издать молитвенник и открыть маленькую иешиву. Менее явным стал антисемитизм в кадровой политике.
Приезд израильской делегации на Московский фестиваль молодежи и студентов (1957) вызвал настоящий ажиотаж среди советских евреев. Многие искали личных встреч с израильтянами, говорили о своем желании эмигрировать, просили материалы об Израиле, учебники иврита. Однако советская власть не прощала своим поданным несанкционированных контактов с иностранцами, тем более с гражданами Израиля. За контакты с израильской делегацией и с членами израильского посольства, за распространение материалов об Израиле поплатились свободой десятки сионистов: семья Подольских, Тина Бродецкая, Давид Хавкин, Наум Каганов в Москве; Барух Вайсман, Меир Дрезнин, Гирш Ременик и Яков Фридман – в Киеве, Иосиф Камень в Днепропетровске, Анатолий Рубин - в Минске, Гедалия Печерский, Евсей Дынкин, Натан Цирюльников - в Ленинграде.
Синагога стала местом встреч национально настроенных евреев. В 1959 году на праздник Симхат Тора у Московской синагоги собралось 30 тысяч человек, в основном молодежь. «На ура» принимались выступления израильских спортсменов, музыкантов и певцов, деятелей кино. Популярностью пользовались выступления Нехамы Лифшиц, Михаила Александровича, Сиди Таль, Анны Гузик, Эмиля Горовца, исполнявших песни на идиш.
Арестами 1957-1962 гг. властям не удалось разгромить сионистское движение. Во второй половине 50-х годов появился еврейский самиздат. Размножение самиздатовской литературы в условиях, когда доступ к множительной технике тщательно охранялся государством, было непростым и опасным делом. Одним из наиболее активных распространителей израильской литературы в 60-е годы был переехавший в Москву бывший член жмеринской сионистской группы Меир Гельфонд. В самиздате были изданы стихи Х.-Н. Бялика, фельетоны Владимира Жаботинского, исторические сочинения Семена Дубнова, а также подпольно переведенные на русский язык книги "Мои прославленные братья" Говарда Фаста и "Эксодус" Леона Юриса, ставший своего рода Библией целого поколения сионистов в СССР.
Рижские сионисты Иосиф Шнайдер, Дов Шперлинг, Иосиф Янкелевич, Иосиф Хорол, Леа и Борис Словины, Геся Камайская, занимались размножением и распространением самиздата в Прибалтике, Москве, Ленинграде и даже в Сибири. В Вильнюсе работали Марк Брудный, Марк Мойзес, супруги Гольцманы, в Томске - Вениамин Цукерман. В Новосибирске организаторами сионистской активности в те годы являлись супруги Вольт и Эстер Ломовские и Тальмон Пачевский.
Важной формой укрепления национального самосознания и сионистского воспитания советских евреев стали траурные митинги, проводившиеся в местах массовых расстрелов в годы войны – в Румбуле (Рига), Бабьем Яру (Киев), Понарах (Вильнюс), в "Яме" на месте минского гетто, Дробницком Яру (Харьков). Участники митингов боролись за право установки памятных знаков, на которых бы ясно указывалось, что убитыми были евреи, а не просто "мирные советские граждане", как того требовали власти.
1967-1979 гг.
Блестящая победа Израиля над объединенными армиями арабских государств в Шестидневной войне не только пробудила в сердцах советских евреев чувство национальной гордости, но и усилила их отчужденность от собственного государства, союзника врагов Израиля. "Советские граждане еврейской национальности" превращались из "евреев молчания", по определению писателя Эли Визеля, в "евреев надежды", какими их увидел в восьмидесятых годах британский историк Мартин Гилберт. Росло число тех, кто связывал свое будущее с Израилем и был готов бороться за репатриацию.
13 июня 1967 г. московский студент Яков Казаков публично отказался от советского гражданства и потребовал предоставить ему возможность выехать в Израиль. "Я не желаю быть гражданином страны, где евреи подвергаются насильственной ассимиляции, где мой народ лишается своего национального лица и своих культурных ценностей... Я не желаю вместе с вами быть соучастником уничтожения государства Израиль...", - написал он в обращении, адресованном депутатам Верховного Совета СССР. В феврале 1969 года Казаков получил выездную визу.
В Ленинграде действовали молодежные подпольные сионистские группы под руководством Давида Черноглаза и Гилеля Бутмана, которые в 1966 году объединились в одну организацию, имевшую устав и программу, сеть ульпанов по преподаванию иврита и связи с сионистскими группами других городов. Кроме Черноглаза и Бутмана, в Комитет организации входили Арон Шпильберг, Соломон Дрейзнер, Владимир Могилевер, Лев Ягман, Лассаль Каминский, Анатолий Гольдфельд и Лев Коренблит.
В Москве, в отличие от Ленинграда, инициатива чаще исходила не от молодежи, а от старших и более опытных сионистов, прошедших лагеря и тюрьмы: Меира Гельфонда, Виталия Свечинского, Давида Хавкина, Израиля Минца. В группу Минца входили молодые Иосиф Бегун и Владимир Слепак. Каждая группа действовала автономно. Московские сионисты были связаны с диссидентским движением, иностранными журналистами и дипломатами.
К осени 1969 года по инициативе переехавшего из Ленинграда Арона Шпильберга в Риге сформировалась молодежная сионистская организация в составе Иосифа Менделевича, Элияху Валка, Якова Цейтлина, Моше Друка и других. Общая численность рижских групп превышала 150 человек. Особенностью национального движения в Риге было то, что оно имело поддержку в широких еврейских и даже нееврейских кругах.
В Одессе в конце 60-х действовали две сионистские группы: одна, под руководством Абрама Шифрина, включала Рейзу Палатник и Ишаяху Авербуха, вторую возглавлял Моше Мелхер. Авербух, начинавший как диссидент, был связан с Борисом Мафцером и Рут Александрович в Риге, которые переправляли в Одессу издания еврейского самиздата. В Киеве Борис Кочубиевский написал и распространил в самиздате статью «Почему я сионист?», что в 1968 году привело его на скамью подсудимых.
Распространению идей сионизма способствовали негласные квоты, ограничивавшие поступление еврейской молодежи в престижные вузы. Молодые евреи были вынуждены ехать учиться в провинцию, увозя с собой искры сионизма. Таким путем сионистская деятельность проникла в Рязань, Томск, Новосибирск, Иркутск. На «процессе шести» в Рязани (1970) еврейский активист Юрий Вудка и его товарищи были суждены по стандартному обвинению в «антисоветской пропаганде».
В конце 60-х евреи СССР начали обращаться в советские и международные организации с коллективными письмами и обращениями о предоставлении им права на эмиграцию, предусмотренного Всеобщей декларацией прав человека и другими международными соглашениями. 6 августа 1969 года 18 глав семей грузинских евреев направили письмо в ООН. "Мы верим: молитвы наши дошли до Бога. Мы знаем: призывы наши дойдут до людей. Ибо просим мы немного – отпустите нас в землю предков…", писали они. Другое письмо, адресованное генеральному секретарю ООН У Тану и подписанное 531 грузинским евреем, заканчивалась словами "Израиль или смерть!".
4 марта 1970 года в рамках проводимой властями антиизраильской пропагандистской кампании в Москве состоялась телевизионная пресс-конференция "придворных евреев". Московские сионисты ответили на нее «Открытым заявлением», подписанным сорока отказниками. С 1968 по 1978 год из СССР было отправлено более 2.300 коллективных и личных писем евреев, обращенных к советским властям и западной общественности.
В августе 1969 года в Москве образовался подпольный Всесоюзный координационный комитет (ВКК) движения, который должен был содействовать деятельности отдельных сионистских групп. В первый состав ВКК вошли представители Москвы (М. Гельфонд, В. Свечинский и Д. Хавкин), Ленинграда (В. Могилевер и С. Дрейзнер), Риги (Э. Валк и Б. Мафцер), Харькова (Е. Спиваковский), Киева (Анатолий Геренрот) и Тбилиси (Гершон Цицуашвили). ВКК постановил издавать печатный орган движения Итон и выбрал его редколлегию. Выпускать журнал решили в Риге.
В 1969 году количество разрешений на выезд из страны по израильской визе достигло почти трех тысяч. Но число евреев, безуспешно добивавшихся права на репатриацию, намного превышало эту цифру. Некоторым казалось, что выход из тупиковой ситуации лежит в отчаянной демонстративной акции. Такой акцией стала неудавшаяся попытка угона небольшого пассажирского самолета из Ленинграда в Швецию. Комитет ленинградской сионистской организации после колебаний и консультации с правительством Израиля, отверг план угона, как нереальный и губительный для сионистского движения. Однако операция под кодовым названием «Свадьба» все же была подготовлена и начата группой рижан и ленинградцев во главе с бывшим политическим заключенным Эдуардом Кузнецовым и бывшим военным летчиком Марком Дымшицем.
Утром 15 июня 1970 г. в ленинградском аэропорту "Смольное" и в Приозерске, месте промежуточной посадки самолета, все участники операции были схвачены силами госбезопасности. В то же утро в Ленинграде арестовали восемь сионистов, не участвовавших в попытке угона. За этим последовали новые аресты. Всего в Ленинграде, Риге и Кишиневе было предано суду 34 человека.
Приговор, вынесенный «угонщикам» на первом ленинградском («самолетном») процессе в декабре 1970 года отличался необычайной суровостью, если учесть, что угон самолета не состоялся, и никто не пострадал. Дымшиц и Кузнецов были присуждены к расстрелу, жена Кузнецова Сильва Залмансон, Иосиф Менделевич, Анатолий Альтман, Арье Хнох и другие - к 10-15 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях особого и строгого режима. Старший брат Сильвы Вульф Залмансон получил 10 лет по приговору военного трибунала. Только международная волна протестов заставила заменить смертные приговоры Дымшицу и Кузнецову на 15 лет лишения свободы.
За первым ленинградским процессом последовали второй процесс в Ленинграде. Антиеврейские процессы состоялись также в Риге, Кишиневе, Свердловске и Одессе, Самарканде и Луцке. На них были осуждены десятки активистов сионистского движения, не имевшие отношения к угону. Максимальный срок получил Гилель Бутман – 10 лет.
Заключенных сионистов называли "узниками Сиона". Поскольку в советском уголовном кодексе не было предусмотрено специального наказания за "сионистскую деятельность", их обычно обвиняли в "антисоветской агитации и пропаганде" (как, например, Иосиф Бегун), в "распространении клеветнических сведений, порочащих советский государственный строй" (Владимир Лифшиц), а то и в шпионаже (Анатолий Щаранский). Порой еврейских активистов арестовывали по сфабрикованным обвинениям в уголовных преступлениях, например, хранении наркотиков или оружия (Алексей Магарик, Александр Холмянский), в злостном хулиганстве (Владимир Кислик), а иногда вместо судебного преследования изолировали в психиатрических лечебницах (Надежда Фрадкова).
Целью госбезопасности было использовать самолетный инцидент, чтобы покончить с еврейским движением. Но результат оказался прямо противоположным - движение активизировалось, вышло из подполья. Борьба за выезд в Израиль стала открытой.
Евреи все чаще выходили на демонстрации. 24 февраля 1971 года большая группа отказников из нескольких городов провела демонстрацию в приемной Президиума Верховного Совета СССР, требуя разрешения на выезд в Израиль и официального признания права евреев на репатриацию. За ними последовали подобные акции евреев Литвы и Грузии на московском Центральном телеграфе, киевских евреев в Бабьем Яру. Отказники Белоруссии провели забастовку в приемной Министерства внутренних дел, евреи Грузии устроили голодовку.
Часть этих акций достигала своей цели - их участники получали выездные визы, другие заканчивались арестами. 1 июня 1978 года московская активистка Ида Нудель повесила на своем балконе плакат "КГБ, отдай визу в Израиль!", за что была приговорена к четырем годам ссылки по статье " злостное хулиганство".
Реагируя на усилившуюся поддержку борьбы советских евреев на Западе и надеясь, что сионистское движение в СССР ослабнет, когда "смутьяны" уедут, советское правительство резко увеличило количество разрешений на выезд. В 1971 году страну покинули 12,9 тысяч евреев, в 1972-м - 31,9 тысяч. Получение выездных виз сопровождалось долгой бюрократической процедурой, массой унижений, осуждением "изменников родины" на собраниях трудовых коллективов, а также обязательным лишением советского гражданства. В 1972 году правительство постановило взимать с уезжающих непосильную плату за полученное ими высшее образование. Однако инициатива сенатора Джексона законодательно связать предоставление Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования в торговле со свободной эмиграцией евреев, вынудила Брежнева пойти на попятную.
В потоке репатриантов 1969-1971 годов большинство ветеранов и лидеров сионистского движения оставило СССР. Во главе борьбы за выезд в Израиль встали представители научно-технической интеллигенции Москвы, такие как Александр Воронель и Марк Азбель, Виктор Польский и Владимир Престин, Павел Абрамович и Иосиф Бегун, Дина Бейлина.
В Минске в борьбу за выезд в Израиль включились герои войны, отставные полковники Ефим Давидович, Лев Овсищер и Наум Ольшанский. Минчанин Израиль Рашаль сочинил песню "Кахоль ве-лаван" (Голубой и белый), ставшую чуть ли не гимном советских сионистов.
В Свердловске к началу 70-х признанными лидерами движения стали Валерий Кукуй, Юлий Кошаровский и Владимир Маркман. Кукуй и Маркман были привлечены к суду и приговорены к трем годам заключения "за клевету" на советскую власть. В Новосибирске борьба за выезд концентрировалась вокруг полковника медицинской службы в отставке Исаака Полтинникова. Здесь же Феликс Кочубиевский выступил с инициативой создания Общества содействия дружбе между народами СССР и Израиля, за что и был арестован. В Киеве наиболее активными были Владимир Кислик, Александр Цацкес, Моше Леонардес и Александр Мизрохин, в Тбилиси - братья Григорий и Изя Гольдштейны.
Среди советских евреев, попавших «в отказ» оказалось немало научных работников, в прошлом связанных с оборонной промышленностью. Им, годами лишенным возможности работать по специальности, грозила реальная опасность профессиональной дисквалификации. Чтобы не отстать от научного прогресса, ученые решили проводить домашние научные семинары. Первый такой семинар в 1971 году организовал у себя дома московский профессор кибернетики Александр Лернер. С 1973 года в Москве работал еженедельный домашний семинар ученых, в котором участвовали Марк Азбель, Александр Воронель, Виктор и Ирина Браиловские, Александр Иоффе, Владислав Дашевский и другие. На семинаре часто выступали иностранные гости, в том числе лауреаты Нобелевской премии. Большинство докладов было из области физики и математики, но проводились также занятия по иудаизму и еврейской истории. В 1974-1979 годах семинары ученых-отказников работали в Кишиневе и Ленинграде.
Появились и юридические семинары: в Ленинграде - на квартире у Абы Таратуты (руководитель Валерий Сегаль), в Москве - на квартире Дмитрия и Беллы Рам (руководитель Марк Беренфельд). Здесь обсуждались правовые вопросы, связанные с репатриацией и репрессиями властей против активистов движения.
Рост потока эмигрантов привел к его "отрыву" от влияния сионистов. Все чаще евреи выбирали в качестве конечного пункта не Израиль, а США и другие западные страны. Это явление получило название нешира. В 1976 году число ношрим (прямиков) почти сравнялось с числом олим (репатриантов), а затем и превысило его. На рост неширы повлияла война Судного дня (1973). Немалую роль сыграло и решение Запада предоставлять советским евреям статус беженцев и разнузданная антиизраильская пропаганда в советских средствах массовой информации.
Любые упоминания о позитивной роли евреев в истории или их мученичестве нещадно вымарывались из публикаций, предназначенных массовому читателю, оставляя место только для образа сиониста-врага. Лавинообразно росло количество антисионистской (по существу антисемитской) литературы. За период с 1967 по 1985 год вышло 340 таких книг. Их авторы широко цитировали антиеврейские высказывания Маркса, обвиняли сионистов в сотрудничестве с нацизмом. Сионизм определялся как воплощение мирового зла, контролирующего западную экономику и политику. В сознание читателей внедрялись идея международного еврейского заговора и даже вера в "кровавый навет". Советская "антисионистская" продукция переводилась на множество языков, распространялась среди иностранных туристов, а также в западных и арабских странах; она во многом способствовала распространению антисемитизма в современном мире.
Еврейское национальное движение развивалось на фоне усиления движения диссидентского. Влияние последнего на сионистов особенно ощущалось в Москве, где многие активисты алии выросли из диссидентов, сохранили с ними тесные связи, заимствовали у них формы борьбы. По рукам ходили пособия диссидента Владимира Альбрехта "Как вести себя при обыске?" и "Как вести себя на допросе?" Советским сионистам не раз пришлось применить эти руководства на практике.
Органы госбезопасности боролись с еврейским движением теми же методами, что и с другими инакомыслящими: слежкой, прослушиванием телефонных разговоров и отключением личных телефонов, "профилактическими" беседами в КГБ, избиением непокорных, обысками и, наконец, тюремными заключениями и ссылками.
Владимир Слепак, Виталий Рубин, Анатолий Щаранский, Наум Нейман считали, что совместная борьба с режимом оппозиционных сил будет эффективнее. Их оппоненты, сочувствуя диссидентам, утверждали, что сотрудничество с ними навлечет на еврейское движение дополнительные репрессии. Так и произошло в случае со Щаранским.
Анатолий (Натан) Щаранский, выпускник Московского физико-технического института, в середине 70-х участвовал в семинарах ученых-отказников, подписывал и составлял сам письма протеста в различные советские инстанции и обращения к западной общественности, выходил на демонстрации. Являясь членом Московской группы по контролю за соблюдением Хельсинкских соглашений в области прав человека, он представлял отказников и диссидентов перед иностранной прессой, дипломатами и политиками. Через него на Запад попадала информация о преследованиях еврейских активистов.
22 января 1977 года центральное телевидение показало фильм "Скупщики душ", представивший еврейских активистов, в том числе и Щаранского, "платными агентами международного сионизма". Затем газета Известия обвинила его и еще нескольких активистов в шпионаже по заданию ЦРУ, после чего он был арестован. После многомесячного следствия, в июле 1978 года состоялся суд, приговоривший его к тринадцати годам лишения свободы за шпионаж.
В заключении Щаранский неоднократно объявлял голодовки протеста, одна из которых длилась 110 дней. Мощная кампания за его освобождение, в которой большую роль сыграла его жена - Авиталь, сделала имя Щаранского широко известным в западном мире. Вопрос о его освобождении поднимали главы государств на встречах с советскими руководителями. 11 февраля 1986 года Щаранского обменяли на пойманного в США советского шпиона.
К середине 70-х годов количество заявлений на выезд стало уменьшаться. Чтобы усилить алию и, одновременно, ослабить неширу следовало пробуждать национальное самосознание широких слоев ассимилированной интеллигенции, то есть заниматься более интенсивным распространением еврейской культуры. Так считали Владимир Престин, Вениамин Файн, Павел Абрамович. К ним присоединились те, кто ратовал за легализацию еврейской культуры в СССР, полагая, что алия не разрешит все проблемы советских евреев (Михаил Членов).
С мнением "культурников" не соглашалась небольшая, но влиятельная группа "политиков" (В. Слепак, А. Лернер, А. Щаранский, А. Лунц, Д. Бейлина и И. Нудель). Они призывали ограничиться только борьбой за выезд, а из всех форм культурной работы признавали только преподавание иврита, утверждая, что легализация еврейской культуры в Советском Союзе создаст иллюзию решения «еврейского вопроса» и отвлечет евреев от мысли о репатриации. Однако практика показала, что культурная работа позволила привлечь в движение тысячи евреев, вначале не помышлявших об алие, а впоследствии оказавшихся в Израиле.
Помимо преподавания иврита культурная деятельность включала в себя устройство домашних спектаклей и пуримшпилей, фестивалей еврейских песен, подпольных библиотек, выпуск самиздатовских журналов по истории и культуре, организацию выставок еврейский художников, семинаров по иудаике и даже научных симпозиумов.
Международный симпозиум на тему "Еврейская культура в СССР – состояние и перспективы" было решено провести в Москве 21-23 декабря 1976 года. В оргкомитет под председательством профессора Вениамина Файна вошли Владимир Престин, Михаил Членов и другие – всего тридцать активистов из десяти городов. Приглашения для участия в симпозиуме получили все профильные советские организации, а также ученые и видные деятели культуры из Израиля, Англии, Швеции, США.
Власти же объявили симпозиум «провокационной сионистской затеей». КГБ провел обыски на квартирах организаторов, а также в Ленинграде, Киеве, Минске, Кишиневе, Вильнюсе и Горьком, конфискуя все, что имело какое-то отношение к еврейской культуре. Были приняты оперативные меры для того, чтобы не допустить приезда в столицу зарубежных гостей и иногородних участников. Утром 21 декабря все члены оргкомитета и лица, подозреваемые в том, что они могут принять участие в симпозиуме, были задержаны милицией и подвергнуты домашнему аресту. Несмотря на столь тщательную «зачистку», около 50 человек (в их числе академик Андрей Сахаров с женой), собрались на частной квартире, где заслушали и обсудили несколько докладов.
В Ленинграде двенадцать еврейских художников создали группу «Алеф», в которую входили Евгений Абезгауз, Александр Окунь, Татьяна Корнфельд и другие. В 1975-1976 годах группа провела три выставки на частных квартирах - в Ленинграде и Москве. На картине Абезгауза «Наша алия», представленной на выставках, была изображена стая воронов, вьющихся над искореженным маген-давидом.
В середине 70-х годов еврейский самиздат приобрел форму периодических изданий. Основным издательским центром являлась Москва, где выходили самиздатовские журналы Тарбут (Культура, 1975–1979), Евреи в современном мире (1978–1981), Наш иврит (1978–1980), Выезд в Израиль: право и практика (1979–1980) и другие.
В Москве с 1972 по 1979 год выходил и толстый журнал Евреи в СССР, где публиковались философские и исторические очерки, проза и поэзия, демографические и политологические обзоры. По диссидентской традиции на обложке журнала указывались фамилии, адреса и телефоны его редакторов. Первыми редакторами были Александр Воронель и Виктор Яхот, последним - Виктор Браиловский. Журнал вошел в историю, как наиболее солидное неподцензурное периодическое издание, развивавшее еврейскую культуру на русском языке и формировавшее национальное самосознание, как трибуна для обсуждения насущных проблем еврейского движения. Всего вышел 20 номеров журнала.
Другим центром еврейской самиздатовской периодики стала Рига, где выходили литературно-публицистический журнал Хаим (Жизнь, 1979-1986) и периодический сборник Дин у-мециут (Закон и действительность), в котором освещались актуальные правовые вопросы репатриации.
В 80-е годы, после прекращения издания московских журналов, центр еврейского периодического самиздата переместился в Ленинград, где начал выходить Ленинградский Еврейский Альманах (ЛЕА) (1982-1989). В подготовке его номеров принимали участие Юрий Колкер, Семен Фрумкин, Михаил Бейзер, Виктор Биркан и другие. С учетом усилившихся репрессий пришлось держать состав редакции в секрете. ЛЕА публиковал в основном материалы по еврейской истории и культуре. Его тираж был сравнительно большим - не менее 70 экземпляров, всего вышло 19 номеров.
Одной из самых распространенных форм деятельности еврейских активистов являлось преподавание иврита. В начале 80-х годов только в Москве было около ста учителей иврита, обучавших более тысячи человек. В марте 1979 года в столице прошла "Неделя иврита" (организатор - Павел Абрамович), в которой участвовали до тысячи человек. Перебравшийся из Свердловска в Москву Юлий Кошаровский организовывал летние лагеря-семинары для учителей иврита в Одессе, Крыму и Прибалтике. Александр Холмянский и Юлий Эдельштейн координировали работу сети ульпанов по всей стране. Среди ленинградских преподавателей выделялись Валерий Ладыженский, Иосиф Радомысльский, Леонид Зейлигер, Роальд Зеличонок, Семен Якерсон.
Движение за репатриацию было связано со значительными материальными расходами. Средства требовались для поддержки узников Сиона и их семей, а также уволенных с работы отказников, для размножения самиздата, организации еврейских праздников, для обеспечения верующих кошерной пищей, для покрытия части непосильных для многих семей расходов, связанных с отъездом в Израиль.
Для всего этого, как правило, использовалась зарубежная помощь. Из-за рубежа приходили посылки и денежные переводы. Приезжавшие в Советский Союз интуристы привозили предназначенные на продажу вещи. Центральная роль в этой деятельности принадлежала израильскому "Нативу", использовавшему финансовую помощь американского "Джойнта". Посильную помощь также оказывали еврейские и нееврейские организации Запада, боровшиеся за права советских евреев, и движение любавичских хасидов "Хабад".
Материальную помощь, предназначенную семьям узников Сиона, распределяли Ида Нудель, а затем Наталья Хасина. Средства на общественные нужды поступали из-за «железного занавеса» также через В. Престина, Ю. Кошаровского, А. Таратуту и других лидеров движения. Дефицитные импортные лекарства распределяли Лев Гольдфарб, Инна и Игорь Успенские - в Москве, Алла и Борис Кельман - в Ленинграде. Значение помощи мерилось не только деньгами. Ощущение, что где-то далеко, за тысячи километров, есть люди, которым не безразлична судьба советских евреев, придавало активистам движения силы в их изнурительной борьбе с режимом.
Правительство СССР принимало все меры к тому, чтобы помешать поступлению зарубежной помощи. Милиция не раз задерживала иностранных интуристов и отбирала привезенные вещи. Во второй половине 70-х прием денежных переводов из-за границы был вообще запрещен, а таможенные пошлины на посылки резко повысились. Некоторых активных сионистов занесли в "черный список", им посылки не доставлялись.
1980-1989 гг.
В декабре 1979 года советская армия вторглась в Афганистан. Закончился период «разрядки» в отношениях между Востоком и Западом. Для евреев это означало практическое прекращение выезда из СССР. Наступила эпоха массового длительного "отказа".
Причиной отказа могло служить экспертное заключение с места работы о том, что податель ходатайства имел доступ к военным или государственным тайнам - настоящим или вымышленным. ОВИР (Отдел виз и регистрации иностранцев) мог признать недостаточной степень родства с израильским родственником. Отказывали и тем, чьи близкие родственники в СССР - отец, мать, бывший супруг - возражали против отъезда. Причиной отказа могло быть и расплывчатое "несоответствие интересам государства". Иногда отказы выдавались вовсе без объяснения причин. Случались и "вечные отказы", когда человеку объявляли: "Вы никогда не уедете!"
Отказывали всегда в устной форме. Никакой справки, где бы указывалась продолжительность действия отказа, не выдавали. Попытки обжалования заводили отказника в кафкианский лабиринт советской бюрократии, изматывали нервы.
Нередко ОВИР под разными предлогами отказывался принимать заявления на выезд. Широко использовалась и такая уловка: почта прекращала доставку адресатам вызовов из Израиля. Предвидя неминуемый отказ, многие желающие уехать евреи откладывали подачу ходатайства до лучших времен.
Получив отказ, возвратиться к прошлой, "нормальной" жизни было чаще всего невозможно. Многие в процессе подачи документов теряли квалифицированную работу. Порой целые семьи лишались источников существования. Молодых ждала служба в армии, так как отказников исключали из вузов, студенты которых были освобождены от срочной службы. После демобилизации им могли снова отказать в разрешении на выезд - из-за того, что бывший солдат приобщился к военным секретам.
Большинству отказников 80-х пришлось ждать разрешения на выезд по семь-девять лет. У семей Браиловских (Москва), Фрадкиных и Таратуты (Ленинград) отказ длился по 15 лет. Слепаки, Престины, Кошаровские, Абрамовичи, Лернеры пребывали в отказе по 17-18 лет. А семья бессарабского еврея Файвеля Городецкого, впервые подавшая заявление в 1964 году, смогла репатриироваться лишь через четверть века (!).
Многие отказники оказались надолго разлученными со своими уехавшими близкими; тяжело больные теряли надежду на излечение в Израиле. Ленинградец Юрий Шпейзман, страдавший от лимфосаркомы, получил разрешение после многолетней борьбы и умер по дороге в Вене. Инне Флеровой (Москва) не позволили выехать в Израиль для пересадки костного мозга, в которой срочно нуждался ее брат. Люди среднего возраста безвозвратно теряли «в отказе» лучшие, самые продуктивные годы жизни, так необходимые для устройства на новом месте, утрачивали высокую квалификацию, достигнутую годами учебы и производственного опыта.
Нередко отказники оказывались в социальной изоляции: друзья и бывшие сослуживцы, будучи лояльными советскими гражданами, исключали их из круга общения. Даже близкие родственники порой избегали контактов, опасаясь за свою карьеру, оберегая детей от "дурного" влияния. В нервозной обстановке «отказа», случалось, распадались семьи, когда один из супругов винил другого в неудавшейся затее с отъездом. Иные шли на сотрудничество с органами безопасности за обещание последующего выезда или пытались дать взятку за пересмотр дела в ОВИРе.
В этих условиях, когда число отказников исчислялось десятками тысяч, возросла роль культурной работы, особенно домашних семинаров. Еще с 1973 г. в Москве действовал домашний семинар по проблемам культуры и религии, который вели сначала Виталий Рубин, затем - Аркадий Май. Другой московский семинар, исторический, возглавили Л. Прайсман и М. Членов. Те или иные формы семинаров по еврейской культуре существовали в Риге, Кишиневе, Одессе, Харькове и других городах СССР.
В Ленинграде был особенно популярным квартирный семинар по еврейской истории и традиции под руководством Григория Кановича, Льва Утевского и Григория Вассермана. КГБ преследовал участников семинара, устраивал облавы. На лекции, посвященной Дню Независимости Израиля, был арестован и осужден "за нападение на милиционера" математик Евгений Леин.
В 1982 году Михаил Бейзер организовал в Ленинграде историко-культурный семинар с научным уклоном. Подготовленные слушателями доклады перерабатывались затем в статьи для журнала ЛЕА, который стал своеобразным печатным органом семинара. Кроме отказников, в работе этого семинара принимала участие Наталия Юхнёва, известный ленинградский историк и этнограф. Открытые семинары по еврейской культуре середине 80-х годов существовали в Ленинграде (руководители Роальд Зеличенок и Владимир Лифшиц), Харькове (Александр Парицкий), Кишиневе (Петр Ройтберг и Михаил Гронберг), Риге (руководили поочередно: И. Малер, Ф. Левич, Семен Шварцбанд, Лев Фабрикант). Усилению национального самосознания евреев в период массовых отказов способствовали и заседания московской Еврейской историко-этнографической комиссия, заявленной при журнале Советиш Геймланд и руководимой этнографами Михаилом Членовым и Игорем Крупником.
Эффективной формой культурной деятельности была организация "подпольных" еврейских библиотек общего пользования. Одна из первых таких библиотек была создана в Ленинграде, после того как Аба Таратута приобрел частное собрание старых еврейских книг и журналов.
Большой популярностью пользовались домашние пуримшпили, в которых актуализировалась традиционная история о Мордехае и Эстер, с юмором представлялась повседневная жизнь отказников, высмеивался подавляющий евреев советский режим, а в зрителей вселялась надежда, что все аманы, в конце концов, получат свое. Авторами первых пуримшпилей были М. Нудлер (Москва), Борис Локшин и Валентин Файнберг (Ленинград), ставили спектакли ленинградцы Михаил Макушкин, Елена Романовская и Семен Фрумкин, москвичи Лев Каневский и Игорь Гурвич, Александр Островский и многие другие. Леонид Кельберт даже создал домашний театр и поставил в нем пьесу В. Файнберга "Массада".
В начале 1976 года местом массовых сходок отказников стала большая лесная поляна, в трех километрах от подмосковной станции "Овражки". Душой и «мотором» этих сходок были супруги Анатолий и Евгения Шварцман. Здесь проводили занятия по иудаизму и еврейской истории, конкурсы еврейской песни, отмечали еврейские праздники, устраивали спортивные игры и пикники. После того, как в мае 1980 года "Овражках" собралось более тысячи человек, КГБ заблокировал доступ туда евреев.
В 1986 году в Москве образовалась сионистская группа «Еврейские женщины против отказа», куда входили тринадцать женщин, в том числе Инна Успенская, Мара Абрамович, Елена Дубянская. Параллельно действовала группа «Еврейские женщина за эмиграцию и выживание в отказе» (Юдифь Ратнер, Нели Май, Белла Гулько и другие). Женское движение помогало решать порожденные отказом семейные проблемы, старалось привлечь к борьбе советских евреев за право на выезд международные женские организации. Обе группы вместе участвовали в демонстрациях и пресс-конференциях, встречах с общественными и политическими деятелями стран Запада, устраивали голодовки протеста.
Часть отказников обратилась к еврейской религии. Верующему еврею нелегко было существовать в советских условиях, где никому не гарантировался субботний отдых, до синагоги порой было не дойти пешком, а кошерная пища не продавалась в магазинах. Первыми московскими хозрей бетшува (вернувшиеся к религии) были Карл Малкин, Павел Гольдштейн, Натан Файнгольд и Элияху Эссас, создавший в 1977 году кружок по изучению Торы. Другой религиозный кружок работал в Москве под руководством Владимира (Зеева) Шахновского. В Риге в конце 70-х пришли к религии Мендель Гордин и Иосиф Менделевич.
Большинство религиозных отказников примкнуло к Хабаду или к ортодоксальному "литовскому" направлению иудаизма. Лидерами Хабада в Москве были Григорий Розенштейн и Зеев Вагнер, в Ленинграде - Ицхак Коган. Среди "литовцев" высоким авторитетом пользовались москвичи Э. Эссас и В. Шахновский, ленинградец Григорий (Цви) Вассерман. Постепенно в кругу хозрей бе-тешува были созданы необходимые условия существования в рамках традиции. Верующие сами обеспечивали себя кошерной пищей, появились свои моэли: Дмитрий Лифляндский в Москве и Александр Шейнин в Ленинграде. В 1982 году в самиздате вышла книга Розенштейна и Михаила Шнайдера Я верю, где в доступной форме излагались основы еврейской религии и традиции.
В конце 70-х астрофизик Владимир (Зеев) Дашевский собрал группу старшеклассников для изучения Торы, еврейской философии и истории. Преподавание иудаизма велось на языке, понятном советской молодежи, а в роли учителей, помимо Дашевского, часто выступали наиболее продвинутые ученики, такие как Пинхас Полонский, а также гости из-за рубежа. Со временем эта группа превратилась в движение «Маханаим» национально-религиозной ориентации. Большинство лидеров "Маханаим" впоследствии эмигрировало в Израиль, где они продолжают свою образовательную деятельность в рамках организации с тем же названием.
Таким образом, на закате советской эпохи отказники закладывали основы еврейской общественной, религиозной и культурной жизни в СССР, которая расцвела в годы "перестройки".
Провозглашенный Михаилом Горбачевым весной 1985 года новый политический курс, не сразу привел к облегчению еврейской эмиграции. И при новом генсеке продолжались аресты активистов. Лишь спустя пару лет, "перестройка" начала ощущаться и на еврейской улице. Состоявшаяся в марте 1987 года у Смольного демонстрация ленинградских отказников не была разогнана и завершилась приглашением демонстрантов на беседу в обком партии. Фотография демонстрации была опубликована в Вечернем Ленинграде, чего никогда раньше не было.
Возобновилась алия, были освобождены из заключения узники Сиона. К концу 1989 года эмигрировали практически все многолетние отказники. Власти перестали преследовать ульпаны по преподаванию иврита и выпуск еврейского самиздата. Сначала в Таллинне (Шахар), а потом и в других городах появились независимые еврейские периодические издания. Государство разрешило регистрацию еврейских культурно-просветительских и общественных организаций. В декабре 1989 года в Москве состоялся учредительный съезд Ваада - Конфедерации еврейских организаций и общин СССР.
В течение последующего десятилетия большая часть советских евреев оказалась в Израиле.
От редакции сайта: Данный материал является одной из версий статьи Михаэля Бейзера, опубликованной в каталоге выставки под редакцией Рахель Шнольд, изданном Бейт Хатфуцот (Музеем диаспоры), Тель-Авив, в 2007 г. Иллюстрации – из архива Ассоциации «Запомним и сохраним» и из каталога.
|
"Розовая тетрадка"