“Один и Гермес. Окрыленные лики богов на фасадах Санкт-Петербурга.”
А. Н. Фанталов.
(Сценические образы Вагнера и архитектурный декор Санкт Петербурга // Рихард Вагнер и Россия. – СПб.: Издательство РГПУ им. А.И. Герцена, 2001. – С. 137 – 145).
Ничто не проходит бесследно. Бывает, идеи дремлют столетиями, а затем прорастают и дают неожиданные всходы в самых разных областях бытия. Таким временем культурного пробуждения для народов окружающих Балтийское море стали вторая половина 19 - начало 20 веков. Некогда здесь существовало целостное культурно-историческое сообщество со свойственным только ему типом города, в котором ведущую роль играло международное сословие варягов. Таковы наши Новгород, Старая Ладога, западнославянские Аркона, Ретра, датский Хедебю, шведская Бирка и др. Уклад жизни, искусство, религиозно-мифологические взгляды их обитателей эволюционировали в сходном направлении.
Судьба не позволила балтийскому сообществу народов сложиться в самостоятельную цивилизацию. Но богатейшее культурное наследие Северной Европы не пропало. Оно послужило источником вдохновения для движения неоромантизма, возникшего в 1890-е годы и охватившего литературу, музыку, изобразительное искусство, ярко проявившегося в архитектуре. Это движение не могло не затронуть и Петербург, являющийся естественным преемником балтийских традиций России.
Неоромантики в каждой стране живо интересовались национальной историей, фольклором и искусством. Вместе с тем происходило и взаимопроникновение культур. Так, возникшее в зодчестве России особое направление, ориентированное на традицию деревянного рубленого жилища (Р. Ф. Мельцер, особняк на Каменном острове, Петербург, 1904 - 1907 гг.) оказало определенное влияние на сложение финской национальной школы. В свою очередь последняя, впитав архитектурное наследие средневековых крепостей и церквей Финляндии с их нарочитой угрубленностью, сыграла большую роль в формировании “Северного модерна” одного из самых значительных течений русского зодчества начала 20 века, широко представленного в Петербурге. Историософским обоснованием данного направления стала “норманнская теория” образования русского государства.
Российская архитектура рубежа веков в последние годы все больше привлекает внимание исследователей. Появился ряд интересных публикаций, посвященных эпохе эклектики и модерна. Однако, скульптурное обрамление зданий этого периода до сих пор специально не изучалось. А ведь именно в нем должна была отразиться, пожалуй самая характерная сторона неоромантизма - его увлечение мифами и фольклором, будь то скандинавская “Эдда”, германская “Песнь о Нибелунгах”, карело-финская “Калевала”, наконец, восточно-славянские “Былины”.
В связи с этим, у автора данной статьи возникла идея выявить в архитектурном декоре Петербурга образы северноевропейских мифологий, показав, что они занимают там свое место, наряду с широко известными героями античных легенд. Работа в библиотеках убедила меня, что, возможно, до сих пор не существует издания, где подробно было бы представлено скульптурное убранство зданий нашего города периода эклектики и модерна. Столице в подобном отношении повезло больше. В 1987 году издательство “Московский рабочий” выпустило альбом “Наряд московских фасадов”, включивший несколько сот фотографий, собранных энтузиастом старого города А. А. Колмовским. Тем не менее, исследования и атрибуции памятников в альбоме проведено не было.
Итак, решив перенести на родную почву метод Колмовского, я обошел, подобно ему все улицы старого Петербурга, фиксируя наиболее интересные мотивы. Среди них попадались легендарные герои и символы Египта, Греции, Итальянского Возрождения, персонажи, популярные в европейском модерне. Наибольший интерес, в свете нашей темы, вызвали, естественно, образы фольклора Северной Европы. О них и пойдет речь.
Но прежде всего, хотелось бы обрисовать вкратце основные этапы проникновения мифологических сюжетов в лепной декор Петербурга. Начало его фактически совпадает по времени с основанием нашего города.
На формирование петербургской архитектуры в течении всего 18 века первой половины 19 веков ведущее влияние оказывала культура Классицизма и Просвещения с их канонизацией античной мифологии как универсальной системы художественных образов. Более того, формы, восходящие к отличным от античности источникам, до 1830 гг., за единичными исключениями, вообще не допускались на фасады городских сооружений. Неудивительно, что в архитектурном декоре столь внушительное место занимают образы греческих богов и чудесных существ. В основном они связаны с царившим в классицизме культом Разума и персонифицируют светлое, гармоничное (“аполлоническое”) начало. Это, разумеется, сам Аполлон, окружавшие его музы, грифон - священное животное бога (пожалуй, самый распространенный мотив в обрамлении домов, превращенный в элемент орнамента).
Архитекторы и скульпторы Санкт-Петербурга широко обращались также к образу Афины - воплощенной Мудрости (с ней связаны многочисленные лепные головки Медузы Горгоны, изображающие эгиду богини). Часто встречающиеся фигуры атлантов, помимо функциональной роли, содержат в себе и смысловое начало, олицетворяя силы, удерживающие мироздание от хаоса.
Классицизм наложил неповторимый отпечаток на облик нашего города, создав великолепные архитектурные ансамбли. Но он слабо учитывал интересы отдельного человека. Общество постепенно уставало от холодного царства разума. Критическое отношение к классицизму выразил и Н. В. Гоголь, в статье “Об архитектуре нынешнего времени” грезивший о романтико-фантастическом зодчестве.
Параллельно происходили и серьезные сдвиги в социально-экономической сфере, сложнее становилась структура российского общества. Купечество превращалось в торгово-промышленный класс, приобретающий все больший вес в жизни страны.
В области архитектуры это вызвало приход эклектики, предваряющей модерн. А в тематике лепных украшений происходило, своего рода “смещение акцентов”. Аполлона все больше вытеснял Гермес. Его сложный образ, являющийся воплощением обмена, передачи и перехода из одного состояния в другое, как нельзя лучше соответствовал переменам в обществе.
Владельцам новых роскошных особняков пришелся по нраву этот греческий персонаж, которого они несколько узко поняли как бога торговли. Гермес начал завоевывать петербургские фасады, будучи вседа хорошо узнаваем. Еще в эпоху золотого века античности сложился его канонический тип: высокий, стройный юноша (одна из функций бога - покровитель борцов), безбородый, с коротко остриженными курчавыми волосами, в плоском, похожем на тазик шлеме с двумя маленькими крылышками. На ногах Гермеса были крылатые же сандалии, в руках кадуцей - жезл в виде палки, симметрично обвитой двумя змеями.
В лепном декоре эклектики и модерна в Петербурге чаще всего встречаются рельефные изображения лица этого бога, реже объемные скульптурные головы (например, на крыше здания Азовского коммерческого банка - Невский пр. д. 62, архитектор Б. И. Гиршович, 1896 - 1898 гг.). Рядом, на знаменитом доме Елисеева мы можем видеть даже великолепную статую Гермеса, пожалуй, наиболее интересную в городе. Иногда, в качестве элемента рельефа, отдельно используется жезл-кадуцей.
Фотограф Омар Зверков.
(Продолжение следует).
Алексей Фанталов.
Лики скандинавских богов на фасадах Петербурга и Москвы 2.
