Вести из Атлантиды

"Как надоел мне этот Аристотель!
С тех пор, как пропил грацию эфеба,
Не радует он мне ни глаз, ни слух.
Сплошные "энергейя, энтропия",
И рассужденья вместо созерцанья!
Подобьем знания он тщится развратить
Незрелых в восприятии творенья!
Зачем стремиться к равновесью нравов?
И в чем значенье термина "прогресс"?
Грядущее - всего лишь теорема,
Которую докажут недоумки.
В бездействии спасение души;
Любое изменение - измена.
Пускай Левиафан, священный монстр,
Питаемый усталостью и болью,
Ползет лениво и не торопясь,
Чтоб ни единый клерк его нутра
Не предъявлял претензий мирозданью;
И пусть лишь смерть, что непонятна им,
Они зовут по-варварски, "свободой",
Не зная, что и там метемпсихоз
Успешно восстановит справедливость!" -
Так думает стареющий Платон.
Увы, он - жертва разочарованья.
Забыт Сократ и даже Пифагор.

Но времена менялись с каждым днем,
Сметая всех, кто не успел укрыться:
Аль-Искандер свел Запад и Восток,
И Цезарь утвердил тщету свободы,
И Воскресенье обновило мир,
И Магомет построил бедуинов;
И вот, спустя немало инкарнаций,
Тот, кто когда-то звал себя Платоном,
Сидит в дешевой брауншвейгской кнайпе.
Он думает сейчас о смысле жертв,
О бытии, присущем проигравшим:
Сколь счастливы средь них, должно быть, те,
Кто пал во исполнение пророчеств:
Для них найдется Тир На Н-Ог с Валгаллой,
Убогий иль шикарный парадиз;
Но те, чья смерть составила избыток -
Куда идут они? Теперь он знает.
Он знает, мы увидим их в тот день,
Когда вдоль наших стен промаршируют
Войска незримой ныне Атлантиды.

_______________________________________

Ян Палах

На кукольном наречии гуситов
О времени он спросит у кого-то,
Почти незримый в сумраке, разлитом
Над серой мостовой у поворота,
Где неуместный странник содрогнется
И медленно отступит в темноту,
А призрак, исчезая, улыбнется -
Как Витезлав на Карловом мосту.

________________________________________

Сомнение Адольфа

Что лучше, натюрморт или пейзаж?
Формат холста, пожалуй, позволяет
Создать и то и то... Что предпочесть?
Адольф задумчив. Краски дорожают.
Проблемы - словно чехи и жиды:
Их много, и они плодятся быстро.
Нет, Пруссия не лучше Остеррайха,
Здесь и не пахнет Зигфридом с Кримхильдой...
Дождливый день и деньги на исходе...
А может, бросить все, вернуться в город,
Где фатер-муттер строили ковчег,
Остаться неудачником, плебеем?
Но это значило предать их жизнь,
Предать их слабость, жалость, неудачи...
И он сказал: "Великая победа!
Йа, натюрморт. Натюрлих, натюрморт!"

________________________________________

Горацио

Ну что ж, не многим выпала судьба
Остаться вечным пленником обета.
Печальный долг, унылая борьба.
Тебе придется, странствуя по свету,

Ни с кем уже не чувствуя родства,
Не отличая дальнего от ближних,
Хранить свободу и не уставать
В чужой судьбе оказываться лишним,

Как и в своей, и лишь глубокой ночью,
Касаясь своего лица в тиши,
С недоуменьем различать наощупь
Последний оттиск стершейся души.

Да, пленница просодии и ритма,
Душа твоя убога и чиста,
И продолжает путь по лабиринту
В истертой жесткой плоскости листа.

Ритм сохранен и шаг все так же тверд,
Проверены цезуры, ударенья,
И ты все говоришь, но Гамлет мертв,
А все, что дальше - недоразуменье.

________________________________________

Кулау-прокаженный

Проказа съела пальцы рук,
Оставив для курка обрубок.
Мишенью стал весь мир вокруг,
В пределах замкнутого круга.

Теперь он проклят и гоним,
Он, не сдававшийся ни разу,
Отвержен племенем своим,
Отравлен желтою проказой.

И он свершил свой ход конем,
Ушел в последнее изгнанье.
Тому, кто знает обо всем,
Последний выстрел был посланьем.

Но небо поглотило звук,
Никак не вняв его призыву.
И хищник, что бродил вокруг,
Ушел, поморщившись брезгливо.

Лишь белый человек, солдат,
Придя, остановился рядом,
И долго изучал распад
Внимательным английским взглядом.

________________________________________

The pilgrim's progress

    Налево от Андреевского спуска,
где раньше был ирландский монастырь,
который расхерачили татары,
стоит слегка нелепый серый замок.
Он назван в честь Ришара Курдельона,
который, правда, не был здесь и близко.
    Хотя, с Европой в доле это место
(с цивилизацией, сказал бы Тютчев):
сюда спешила королевна Гита
когда Вильгельм пускал британцам кровь,
варяги здесь копили золотишко,
которое у греков увели,
и проч., и проч. Теперь здесь, вроде, тихо.
Погода и политика стабильны.
Что было колыбелью, стало склепом,
не очень ясно, правда вот, чего.
    Хотя, зачем так мрачно? Пусть не склеп,
пусть лавка древностей, святилище забвенья,
приют воспоминаний-полусказок.
    Княгиня Хельга, конунг Вальдемар
плюс голос ветра, шум дубов и тисов
для северного праздного пришельца
составят неплохое лукоморье.
    Итак, избрав одно из сих деревьев,
вложив персты в узор его морщин,
представив - это древо Иггдрасиль,
хранящее все тайны мирозданья,
нетрезвый странник хочет обратиться
в ушедший мир, за тридевять времен,
туда, в тысячелетнее далеко,
где Ярослав, Олег и Мономах.
Он хочет знать, как видели они
грядущее? И кто мы есть для них?
Наследники надежд и поражений,
Или посмертный тягостный кошмар?
    Увы, они молчат, не отзовутся.
Для них терпенье стало безразличьем.
Предел для сострадания и мести
преодолен, дальнейшее - молчанье.

    Но неустанный взгляд зовет вперед,
взыскуя смысла без истолкований.
Вперед и вверх! За куполом холма
готова перемена декораций.
     Да, вид поистине великолепен.
Не стыдно козырнуть таким ландшафтом
ни перед кем. Простор монументален.
    Но главное - на дальнем рубеже,
где мощь реки граничит с мощью Солнца,
глаз различает в плавящемся горне
едва заметный парусный кораблик.
    Должно быть, это Брендан-мореход,
плывущий к обетованной отчизне,
как было то завещано ему -
наедине с волной и Провиденьем.
Не временем, но верою ведом,
в своей неописуемой свободе
он обгоняет наш громоздкий мир,
уставший от инфляции и тренья,
от ярости, предательств и борьбы,
скользя по кромке пламенного неба,
как жизнь скользит по льду небытия.

________________________________________

                        ***

День испаряется, как пролитый эфир,
но, вспыхнув, озарить усталый мир
не может, и прохладный полумрак
пронизывает время и пространство.

Что за тоска венчает этот день!
Зайти к друзьям? Попробуем, зайдем,
купив вина и выдумав предлог,
и предварительно приняв на грудь немного.

Секретов нет и откровений нет
меж теми, кто знаком десяток лет -
в местах, где не прощают и не лгут,
где так невыносимо достоверны

сужденья друг о друге по себе.
И где, как встарь, витийствует БГ -
пустой гарнир к тибетскому дымку,
намеки для дешевыя богемы...

  Пора бы двигать, засиделся я.
Все неудачно, время льется зря -
усилье в направленьи пустоты,
тупая монотонная попытка...

        Но над границей мира бьется жизнь,
сливаясь насмерть с тьмою и забвеньем,
и слабый отзвук тех далеких битв
порой с трудом, но достигает слуха,
чтобы ожить тревожною тоской:
и в горних нам не обрести покой,
скрывает вечный и безликий враг
места и сроки будущих атак,
прогнозы неизбежных поражений;
возможно, к лучшему.

                     И тусклый лунный свет
смиряет мысль, упершуюся в бред.
Проигран день, и вещи взяты в плен
усталостью, подобием смиренья;

архангелы столпились в небесах,
скупое время тикает в часах,
и всюду - ночь.

________________________________________

Возвращение Орфея

В ту ночь, когда он, наконец-то, понял,
Что тайный компромисс мечты и смерти,
Которому он следует в любви, -
Всего лишь невозможность обернуться,
Он смог уйти, и, пронося свою
Невыразимую немую боль
По выцветшим окраинам Аида,
Он твердо знал уже, что подсознанье

Надежно спрячет этот дар судьбы -
Сей диамант, алмаз, точней - карбункул,
Горящий, но без пламени и гари,

До тех времен, когда она и он,
Как весь их смертный мир и антимир,
Достигнут абсолютного слиянья.

________________________________________

Vita nuova

Будущее приходит, когда исчезают боги,
Любовь возвращается в край надежды и славы,
И, словно треснувший колокол, бьется сердце.
Когда от вещей остается одно лишь время.
     Время, что требует постоянной жертвы
И порождает соблазн забвенья,
Связуя общим печальным смыслом
Случайности, неудачи, ошибки и нестыковки,
Окисление, воспаление, метастазис;
Далее - полный распад, царствие энтропии.
И лишь упрямая память варвара, проходимца
Держит цвета и формы ненужных вещей и лиц,
Прочий хлам, реквизит забытого театра -
Идолы, идеалы, совесть и справедливость,
То, что выбиралось, не выбираясь,
Что копилось само собой и пребудет, казалось, вечно,
Но послужит ценой свободы в свободном мире,
Платой статиста за бесконечность,
Лептой желающих заработать
Продолжение жизни в ином формате,
Пропуск в бесплодное совершенство
Дизайна, кутюра, реклам, демонстраций монстров,
Неспособных нарушить стерильность мира.

Будущее приходит вместе с крушеньем шифра:
Все секреты раскрыты и нечему больше верить.
Лабиринт обернулся калейдоскопом,
Нить Ариадны - иглой хирурга,
Минотавр - комплексом герострата;
Так что все инстинкты древнего героизма
Становятся неуместны и неприличны.
     Что же, примем, не сетуя, мир без цели.
В конце концов, он не лишен преимуществ цирка,
Где никто не знает, клоун он или зритель
(мало того, это уже не важно),
И неведенье это дает способность
Любить, терять, не любя, не теряя.
     Такова будет новая жизнь, вторая.

________________________________________

Исход

Вначале были волны, много волн
Потом - песок, прибой, и скалы, скалы;
И океан, избытком жизни полн,
Исторг из недр бессмертное начало;

Потом была бессмысленная боль,
Трава и камни вперемешку с глиной,
Тепло, вода, теряющая соль,
Холмы, тоска, и небо над равниной;

Потом - тревога, неустанный бег,
Слепая бесконечная погоня,
Забвение, триумф и красный смех,
И первый камень в сморщенной ладони;

Потом - леса и город вдалеке,
Гора, равнина, облако и башня,
Забавы нимф в поющем роднике,
Закат и распростершаяся пашня;

Потом пришла наука лгать и мстить,
И мерить время по законам страха,
Пытаясь рассчитать и возместить
Крупицы ускользающего праха;

И так, смещая звук и смысл имен,
Во власти неудач и диссонансов
Сменялись, равновесно и бесстрастно,
Каскады исчезающих времен -

Часы надежды и года терпенья,
Века молитв, скитаний и постов;
Но после дней молчанья и забвенья
Наступит час утраты многих слов.

И в этот час из области молчанья,
Из замкнутого вакуума толпы,
Застывшей в непонятном ожиданьи
В преддверьи неизведанной тропы,

Неузнанный, несмело отвернувшись,
Забыв законы чести и родства,
Проделав шаг вовне, соприкоснувшись
С иною твердью, с миром торжества,

Плененный неожиданной свободой,
Роняя ношу из усталых рук,
Минуя ритуалы перехода,
И, незаметно сделав полный круг,

Вновь зачерпнет из океана воду,
Тревожную и плотную как ртуть, -
Единственный из призванных к Исходу,
Прошедший путь и сохранивший путь.
__________________________________________________________________________