Что видела делегация американского Карпаторусского Союза в Карпатской Руси в 1938 году.
Как было создано первое автономное карпаторусское правительство.

В 1938 году мы совершили поездку в Карпатскую Русь в качестве делегатов Карпаторусского Союза.

Мы думаем, что в теперешнее время необходимо чтобы наш народ в Америке припомнил себе, какое было тогда положение нашего народа в старом крае при чехах. Для этого мы опубликовываем то, что мы в 1938 году видели и установили в Карпатской Руси. Напечатать все в этой книжечке невозможно за недостатком места. Сообщим только самое главное.

Этого будет достаточно для того, чтобы каждый из нас понял, что нашему народу должно быть предоставлено право решить всенародным голосованием, плебисцитом, что должно случиться с Карпатской Русью после войны.

о. Иоанн Янчишин, финансовый секретарь
Д-р Алексей Геровский, генеральный секретарь
Иван Поп, председатель

Весною 1938 г. делегация Карпаторусского Союза ездила в Карпатскую Русь. Была отправлена она по решению совета КР Союза, в котором в то время были объединены все наши братские организации.

То, что мы там видели и что мы установили, мы напечатали вкратце в календаре, который недавно был издан в Перт Амбое. Наш отчет очень заинтересовал наших людей. А чешских агентов он чрезвычайно рассердил и они донесли ФБИ (Федеральное Бюро Расследования), что мы мадьярские и советские агенты. Дома пан Бенеш подлаживается к Советам, а здесь его агенты пугают американцев советскими агентами.

Было высказано пожелание, чтобы мы опубликовали полный отчет о нашем посещении Карпатской Руси. Это было бы чрезвычайно полезно, но стоило бы много денег, которые необходимо собрать. А пока мы перепечатываем то, что было в календаре, с важными дополнениями, которые покажут нашим людям в Америке, как жилось нашим братьям при чехах. Мы пишем только о том, что мы достоверно знаем, что мы видели или установили.

Пражское правительство угнетало наш народ во всех отношениях: в политическом, национальном, культурном, социальном и экономическом. Мы не нашли во всей Карпатской Руси ни одного русского человека, начиная с губернатора Константина Грабаря и кончая рабочими гуцулами под Черногорою, кто бы был доволен чешским правлением.

Мы обязаны помочь нашему народу в старом крае. Каждый культурный народ так поступает. Вспомните об американских евреях, как они стараются помочь всем евреям во всем мире и своему старому краю – Палестине. Вспомните об ирландцах. Они из Америки освободили свой старый край. И за это их все уважают. Говорить “I don't care” (мне все равно) – значит показывать свою некультурность.

Победа над Гитлером освободит Карпатскую Русь от Тисовской Братиславы и от Гортиевского Будапешта. Наша задача состоит в том, чтобы обеспечить нашему народу право свободно выявить свою волю, когда кончится война. В Карпатской Руси следует произвести плебисцит, то есть, всенародное голосование о том, что должно случиться с Карпатской Русью после войны. Это будет в согласии с Атлантической хартией и это будет в духе демократии.

Такому справедливому и демократическому решению противятся пан Бенеш и его агенты. Они кричат, что Карпатская Русь “патржи (принадлежит) республице” и что она должна остаться в “еднотной” (единой) Чехословацкой республике как ее неотъемлемая часть. Это значит, что не должно даже быть автономии, ибо в “еднотной” республике не может быть автономной части. Чешские агенты стараются убедить наш народ в том, что так должно быть, ибо иначе быть не может.

Эти чешские намерения – главная опасность угрожающая свободе Карпатской Руси после войны. Гитлер войну проиграет и с ним проиграют войну также и мадьяры. Никто Карпатской Руси мадьярам не отдаст и никто в Карпатской Руси не будет голосовать за то, чтобы Карпатская Русь осталась под мадьярами. Но если мы будем молчать и не будем требовать плебисцита для нашего народа, то может случиться, что Карпатскую Русь опять отдадут чехам против воли нашего народа. В России наших хлопцев определили в чехословацкую бригаду. Эта бригада называется “чехословацкой”, хотя большинство там наше, русское, и чехов и словаков там трудно найти. К тому же бенешовские чешские газеты называют наш край Карпатской Украиной, так же как ее называл Волошин и как ее называет Гитлер. Повторяем: нет опасности, что Карпатскую Русь оставят мадьярам, ибо Будапешт проиграет вместе с Гитлером. Но Бенеш и его агенты протягивают уже теперь свои руки, чтобы прикарманить наш край. Народного голосования они не хотят. Если они сделали столько добра нашему народу, как они говорят, то отчего же они боятся голоса народа?

Мы хотим только одного: чтобы нашему народу было дано право самому решать свою судьбу, свободно и без страха. Это возможно только через плебисцит, через всенародное голосование. Разумеется, что такое голосование должно состояться под контролем незаинтересованной державы, лучше всего под контролем Америки, которой мы все верим.

Иван Поп, глава делегации

12 апреля 1937 года Совет КР Союза постановил послать делегацию в Европу для того, чтобы выяснить положение Карпатской Руси и возможность добиться автономии, согласно сен-жерменскому договору. В заседании приняли участие представители всех карпаторусских братских организаций: Соединения Греко-католических Русских Братств, Собрания и Соединения Русских Православных Братств. Все решения были приняты единогласно. В делегацию были избраны: 1) Председатель КР Союза Иван Поп, председатель сокольского отдела Соединения Греко-католических Русских Братств; 2) Иван Секерак, председатель Соединения Греко-католических Русских Братств, 3)Николай Пачута, секретарь Соединения Русских Православных Братств, 4) Андрей Добош, председатель Собрания и 5) д-р Алексей Геровский, генеральный секретарь Карпаторусского Союза. Впоследствии Н. Пачута отказался по причине болезни и его заменил, с общего согласия, о. Иоанн Янчишин, финансовый секретарь КР Союза.

КР Союз выпустил воззвание “Ко всем верным сынам Карпатской Руси в Америке”, в котором было сказано: “В Европе очень неспокойно. Война висит на волоске... Вероятно Чехословакия будет ее первой жертвой. Если будет война, то непременно будет решаться судьба Карпатской Руси. Мы должны приготовиться, чтобы в решительную минуту прийти на помощь нашим русским братьям в Карпатах”.

Из этого видно, что люди, руководившие политикой КР Союза ясно предвидели то, что потом случилось.

Ввиду того, что ни Секерак, ни Добош поехать не могли, делегация, отправившаяся в Европу, состояла только из трех членов: председателя КР Союза Ивана Попа, финансового секретаря о. Иоанна Янчишина и генерального секретаря д-ра А. Геровского. Делегаты уехали из Нью Йорка 7 апреля 1938 г. на французском пароходе La France и прибыли в Париж 4-го мая.

В Париже глава чешского посольства д-р Черни заявил делегатам, что д-ра Геровского в Чехословакию не впустят и что он ему визы не даст. Если бы д-р Геровский все-таки перешагнул границу Чехословакии, то его арестуют, согласно постановлению суда. Он советовал, чтобы И. Поп и о. Янчишин одни поехали в Чехословакию, а д-р Геровский чтобы подаждал в Париже, пока его дело не выяснится. Мы ему ответили, что мы поедем или все вместе или никто из нас не поедет. Через два дня в Париж приехал из Карпатской Руси Андрей Бродий, как представитель Русской Народной Рады. Он послал телеграмму министру председателю, д-ру Милану Годже, и министру иностранных дел д-ру К. Крофте. 10 мая Геровский получил из Чехословацкого посольства письмо за подписью д-ра Черни, в котором было сказано: “Согласно решению господина министра-президента д-ра Годжи, Вам разрешается приехать в Чехословакию. Министр-президент приглашает Вас на совещание с ним в Праге”.

11 мая делегаты вместе с А. Бродием отправились на самолете в Прагу. Там на аэродроме их встретили д-р Виктор Баран, секретарь д-ра Годжи, и группа карпаторусских студентов. С этими студентами, их было восемь, мы потом ужинали и они первые рассказали нам о страшной деморализации среди наших людей. Рассказали они нам, что воззвание к американским карпатороссам, в котором карпаторусские студенты напали на Карпаторусский Союз, и которое в Америке рассылали нашим людям чешские консулы, студенты подписали, получивши от полиции тысячу крон. Сомневаться в правдивости того, что они говорили, не приходилось, ибо между ними были студенты, которые подписали это воззвание. Затем они рассказали нам еще и то, что они ходили в пражскую полицию спрашивать, разрешается ли им пойти на аэродром, чтобы нас встретить. Им сказали, что можно, только чтобы никто не приветствовал нас речью.

Д-р Баран сказал нам, что министр-президент д-р Годжа советует нам прежде всего поехать в Карпатскую Русь и ознакомиться на месте с положением и только потом придти к нему. Так мы и поступили. На следующий день мы с д-ром Бараном, Бродием и ужгородским градоначальником Дудашем поехали в Ужгород.

По пути, в Пряшевщине, к нам присоединились русские депутаты Пряшевской Руси: Петр Жидовский из Ястребья и д-р Иван Пьещак из Пряшева. В Чопе к нам присоединились д-р Бачинский и член парламента д-р Коссей. В Ужгород мы приехали 13 мая после обеда. На вокзале нас ждали все члены парламента и сенаторы и представители обеих Рад, Русской и “Руськой”, т.е. украинской, представители молодежи и много русских людей. Все нам были рады – и русские и руськие. Казалось, что все пойдет гладко. В этот же день мы были у губернатора Грабаря, который принял нас радушно и сказал нам то же самое, что сказал министр-председатель д-р Годжа: “Поезжайте по селам, поговорите с народом, а затем мы поговорим с Вами”. В тот же самый день мы посетили еще и вицегубернатора Мезника, чеха, который не говорил по-русски, хотя он губернаторствовал в Карпатской Руси уже четыре года. Вся власть была сосредоточена в его руках, согласно правительственному распоряжению от 1920 г. и согласно закону от 1937 года. А губернатор, русский, имел только титул губернатора. На самом деле он был только, как говорят в Америке, Figure head. В Карпатской Руси народ на это имеет свое слово – кивайголова.

В тот же день у нас было первое совещание с обеими радами: русской и руськой. Оказалось, что в главных вопросах нет разногласий между ними, в особенности в вопросе об автономии. Касательно направления, русского и украинского, представители обеих рад заявили, что основанием должен быть принцип, по которому обоим направлениям должна быть дана возможность свободного развития. Казалось, что совместная работа возможна. Было решено, что американские делегаты прежде всего совершат поездку по всей Карпатской Руси и что, после их возвращения в Ужгород, сойдутся обе рады для того, чтобы совместно с американскими делегатами решить, что следует делать дальше.

На следующий день, 14 мая, мы отправились в путь по Карпатской Руси. Губернатор Грабарь предоставил нам в распоряжение свой автомобиль. Нас сопровождали представители обеих рад и представители двух главных партий Карпатской Руси: Автономного Земледельческого Союза и Аграрной партии. Разъезжали мы непрерывно десять дней и исколесили всю Карпатскую Русь от села Остурня, на крайнем западе в Татрах, до Ясенья и Богдана на востоке, под Черногорой. Мы должны признать, что со стороны властей нам не делали никаких препятствий. Мы ездили, куда хотели и говорили, с кем хотели. Это была заслуга министра-председателя д-ра Милана Годжи, который распорядился, чтобы нам никто не мешал. Только вице-губернатор Мезник следом за нами отправил своих соглядатаев. В этом он пошел так далеко, что послал своих сыщиков в имение губернатора Грабаря в Середнем, когда мы у того были в гостях. Когда мы с губернатором вышли в сад, мы увидели скрывающихся в кустах каких то чужих людей. Оказалось, что это сыщики, присланные вице-губернатором Мезником. Один из них даже зашел в кухню и просил прислугу, чтобы она подслушивала, о чем мы будем говорить с губернатором за обедом. Таково было положение губернатора Карпатской Руси.

Описать подробно все, что мы видели в Карпатской Руси, здесь невозможно. Мы сообщим только самые яркие факты, а в остальном мы ограничимся выводами из того, что мы видели и установили. Мы ссылаемся также на памятные записки-меморандумы, которые депутаты и сенаторы Карпатской Руси передали 13 сентября 1938 года лорду Рунсиману в Праге, а также и на меморандум Центральной Русской народной рады от 19 июля 1938-го года, который представители Рады передали председателю совета министров, д-ру Милану Годже. Мы подтверждаем, что все то, что сказано в этих исторических документах, верно. Меморандумы напечатаны в конце этой записки. Мы советуем всем нашим карпатороссам, которые еще интересуются судьбой старого края, прочитать их и хорошо запомнить то, что в них сказано.

По сен-жерменскому договору и по конституции Чехословацкой Республики Карпатской Руси была гарантирована автономия с собственным сеймом, правительством, ответственным перед русским сеймом.
Делегация констатировала, что пражское правительство не исполнило ни одного пункта сен-жерменского договора и что в 1938-м году, после девятнадцати лет, у нашего народа не было никакой автономии. Вдобавок, он был разорван на две части. В восточной части хозяйничали чехи по своему усмотрению, а в западной части, на Пряшевщине, – словаки. В обеих частях русский народ не только не имел тех особенных прав, которые ему были гарантированы, но он имел меньше прав, чем все другие народы республики. Русские были на последнем месте, за немцами, за мадьярами и за евреями. Все эти народности имели больше прав, чем русский народ, и с ними обращались гораздо лучше, чем с нашим русским народом.

Карпатская Русь была наводнена чешскими чиновниками, в руках которых было все: администрация, суды, железные дороги, школы, и все богатства края. Как писала чешская правительственная газета “Бразда” в августе 1938-го года, в Карпатской Руси было десять тысяч чешских чиновников. Эти чиновники не владели русским языком и знать его не хотели. Их цель была чехизация русского края. Карпатская Русь была для них колонией [*].

[*] К оплате чешских чиновников, служивших в Закарпатьи, присчитывалась специальная, так называемая колониальная приплата – kolonialny priplatek – О.Г.

Рассказал нам губернатор еще и другой случай. Недавно освободилось место служащего в уездном ведомстве в селе Воловое. Губернатор хотел, чтобы это место дали русскому, жителю Волового, но он этого добиться не мог. Место дали чеху, присланному из Праги.

Неуважение к русскому народу и русскому языку было заметно всюду. Повсюду были чешские надписи, но русских не было почти нигде. А если таковые и были, они обыкновенно были написаны по-русски неправильно. На железнодорожной станции в Севлюше была такая надпись: ПРЕЛАЗАНИ ЗА БРАДЛИ ТРЕСТА СЕ ПОКУТУ ДЕСЯТЬ КЧ.

Мы долго смотрели и не могли понять, что это значит. Потом мы увидели чешскую надпись: “Prelezani zabradli tresta se pokutou 10K c”, то есть, за перелезание через ограду налагается штраф в 10 крон чехословацких. Оказалось, что чешскую надпись просто переписали русскими буквами.

На железнодорожных вагонах нигде не было русских надписей. Были только чешские и немецкие. На линии Мукачево-Воловец русские кондукторы изготовили на свои деньги русские надписи “Для курящих” и “Для некурящих”. Чешское начальство приказало им снять эти надписи и пригрозило им увольнением со службы.

Полицейские бланки в отделах для прописки были напечатаны в Бардиеве по-словацки и по-немецки, а в Ужгороде и в Хусте – по чешски и по-мадьярски. На почте чешские “уржедници” не умели читать русских адресов. Когда один из делегатов, д-р Геровский, хотел подать на почте в Ужгороде заказное письмо, адресованное по-русски, чешская “слечна” вернула ему это письмо и сказала ему с презрительной усмешкой по-чешски: “я тому нерозумим” (я этого не понимаю). В Карпатской Руси она служила на почте уже четыре года. Вообще чехи в Карпатской Руси учиться русскому языку не хотели, зато многие из них старались говорить по-мадьярски и гордились своим знанием мадьярского языка. Но все русские, состоявшие на державной службе, должны были говорить по-чешски. Невольно нам вспоминалось то, что написал чешский публицист, Ярослав Гилберт, еще в 1920 году в правительственной газете: “Русский народ – это низшая, полутатарская раса, неспособная к высшей культуре”. Гилберт был учеником Масарика и близким ему человеком. В таком же роде высказался о нашем народе и Ян Шеба, в Белграде в 1928-ом году. Д-р Бенеш был тогда министром иностранных дел, а Шеба был его доверенным человеком. Он сказал, что русскому народу в Карпатах нельзя дать автономию, ибо это не народ, а скот. Он сказал по-сербски “стока”. Об этом писали сербские газеты.

Презрение к русскому народу, его языку, культуре и вере можно было заметить всюду. Больше всего наши люди жаловались на то, что чехи обращаются с ними не по-человечески. Интересный случай был у нас в Ясенье, под Черногорою. Там сенатор Бачинский собрал гуцулов, чтобы мы с ними поговорили в доме его брата, священника Бачинского. Сенатор нас представил, сказав им, что мы приехали из Америки, чтобы посмотреть, как наш народ живет в Карпатской Руси. Люди стояли, переминались с ноги на ногу и молчали. Сенатор Бачинский их ободрял: Ну, говорите, как вам живется, ведь они приехали из далекой Америки... Наконец выступил вперед один гуцул, оглянулся кругом и спросил сенатора:

– А можно говорить правду?

– Говорите смело, – ответил Бачинский, тут все свои люди.

– То я скажу правду: мы больше не хотим жить под чехами. Вы должны оторвать нас от чехов, ибо мы так дальше жить не можем.

Мы старались объяснить ему, что мы этого сделать не можем, что мы приехали только для того, чтобы посмотреть, как живется нашему народу и что мы, вернувшись в Америку, расскажем все в Карпаторусском Союзе, который нас послал.

– Не можете, – закричал гуцул. А присоединить нас к Чехословакии вы могли? Если вы могли нас присоединить, то теперь вы можете нас оторвать. Мы тут, на нашей земле, живем как чужие. Чехи с нами обходятся так, как будто мы не люди. Так даже мадьяры с нами не обращались. Мы так жить не можем, не хотим и не будем.

– Так, так, – подтвердили все.

После этого сенатор Бачинский сказал нам: Теперь вы знаете, что думает наш народ. И знайте, что те люди, которые вам это сказали, члены правительственной аграрной партии. Им живется лучше, чем другим. Когда я их собрал, то я не думал, что они вам такое скажут. Но я рад, что они вам это сказали. Теперь вы знаете правду.

Так же, как в Ясенье, русский народ думал всюду в Карпатской Руси. Однажды в Прагу приехал правительственный депутат, “украинец” Ревай и прямо с вокзала пришел к нам в канцелярию КР Союза, в отель “Алкрон”.

– Я ездил по селам, – сказал он, – и я убедился в том, что наш народ так ненавидит чехов, что если бы теперь был плебисцит, восемьдесят процентов голосов было бы против Чехословакии.

– Идите и скажите это вашим министрам, пану Бехинье и Дереру, – посоветовал ему д-р Геровский, – необходимо, чтобы они об этом знали.

– Я иду туда сейчас, – ответил Ревай.

Когда он ушел, д-р Геровский вызвал по телефону д-ра Бескида, помощника губернатора в Ужгороде и передал ему слова Ревая.

– Что, переспросил д-р Бескид, только восемьдесят? Не восемьдесят, а девяносто пять процентов!

Таково было настроение русского народа летом 1938 года, несколько недель перед развалом Чехословакии.
 
 

В Карпатской Руси не было ни свободы слова, ни свободы печати. Чешское правительство оставило в силе все мадьярские законы, которыми ограничивалась свобода печати и слова, и в особенности закон, по которому каждая газета должна была внести залог, из которого впоследствии полиция могла бы вычитать денежные штрафы за будущие прегрешения газеты. К тому же чешское правительство ввело еще целый ряд новых ограничений. Была введена цензура. Полиция могла не только конфисковать каждый отдельный номер газеты, но она могла и приостановить ее на определенное время или даже навсегда. Таким образом в Чехословакии было меньше свободы печати, чем ее было в Австро-Венгрии.

Ужгородский “Русский Вестник” был конфискован семнадцать раз в 1937 г. Когда наша делегация приехала из Америки, “Русский Вестник” приветствовал нас восторженно. После этого чешская полиция приостановила “Русский Вестник” на три месяца. Несколько недель спустя местный русский житель в Ужгороде хотел начать издание новой газеты. Но чешская полиция ему этого не разрешила на том основании, что целью новой газеты является замена запрещенного “Русского Вестника”. Полиция имела право это сделать на основании закона, подписанного чешским президентом Масариком. Таким образом Автономный Земледельческий Союз, имевший в пражском парламенте трех представителей, остался без газеты в самое горячее время, когда решалась судьба Карпатской Руси.

Почему был конфискован “Русский Вестник”? Приведем два примера, которые записаны в протоколах пражского парламента. В одном номере был напечатан текст меморандума, поданного всеми карпаторусскими членами парламента чешскому правительству. Цензура конфисковала слова: “Мы требуем, чтобы правительство немедленно передало на автономной русской территории всю исполнительную власть в руки русских людей”.

Другой номер был конфискован за такие слова: “Если русский, знающий венгерский язык, прочтет что либо по мадьярски, то он становится в глазах многих чехов мадьяроном. Но чех может читать Берлинер Тагеблатт и вообще все немецкие газеты, и этого ему не поставят в строку. Он останется хорошим чехом”.

Свободы печати в Чехословакии не было вообще, а особенно не было ее в Карпатской Руси. Но чешская пропаганда за границей убедила многих, что в Чехословакии есть свобода печати. Американский фонд имени президента Вудро Вилсона поднес Масарику золотую медаль, как “основателю и президенту единственной державы в средней Европе, в которой существует свобода печати”.

Масарик принял эту медаль не краснея и этим усилил лживую чешскую пропаганду.

Не было в Чехословакии и свободы слова, такой свободы, например, как в Америке или в других демократических странах. За каждое слово, которое не нравилось чехам, людей волочили по судам. Нам на это всюду жаловались. Приведем два примера, которые мы можем доказать, имея в руках обвинительные акты.

Николая Кволика из Чертежного судили за то, что он сказал своим односельчанам: “Было бы лучше для нас, если
бы мы добились автономии и присоединились к Карпатской Руси, ибо тогда чехи и словаки должны были бы убраться”.

Межилаборского учителя Владислава Коленку поставили перед судом за то, что он сказал, что люди в Крайней Поляне давно требуют и никак не могут добиться русской школы. Крайняя Поляна – русское село около Свидника. Наша делегация была там и люди нам жаловались на то, что школа у них словацкая.

Добавим еще и то, что люди нам всюду жаловались на беззакония полиции и жандармов и в особенности на то, что жандармы врываются в хаты и не только беспокоят людей всякими доносами, но и немилосердно бьют. В Чертежном, около Межилаборца, местные русские крестьяне ни о чем другом с нами не хотели говорить, как только о том, как их били чешские жандармы, когда народ не мог платить больших налогов и воспротивился незаконным экзекуциям. Жандармы убили двух чертежнян и многих покалечили навеки. Ни одному жандарму за это ничего не сделали, но сто пять чертежнян и габурчан поставили перед судом.

Наилучшим примером того, как грубо чешские жандармы попирают гражданские права русского народа, может служить случай, произошедший в Стащине. Этот случай установлен судом и записан в протоколах парламента. Двое наших депутатов, д-р Пьещак и Андрей Бродий и еще один человек, М. Попович, приехали в гости к тамошнему учителю Хамиле. Хамила – товарищ д-ра Пьещака по школе. Всех их было в доме четверо. Вдруг в дом ворвались жандармы с жандармским поручиком Дивоким. Они начали кричать, что это незаконное собрание и приказали присутствующим разойтись”.

Чешская пропаганда говорит, что Чехословакия была такая демократическая страна, как Америка. Подумайте, было ли бы возможно, чтобы два американских конгрессмена пришли в гости к своему приятелю и товарищу по школе и чтобы полисмены ворвались в дом с угрозами и разогнали их под предлогом, что это “незаконное собрание”?

Жандармов и всякого рода полицейских было в Карпатской Руси раз в десять больше, чем при мадьярах. Все они были чешской национальности и не давали покоя нашему народу. Чего ради при чехах полицейских было больше, чем при мадьярах?
 
 

Печальным было положение нашего народа в политическом отношении, удручало его бесправие и унижения; тягостным было его экономическое положение, недостаток земли, хлеба, работы, постоянное недоедание и голод и невыносимым было то, что мы видели в школах Карпатской Руси.

Школа должна дать детям знание и воспитание. Она должна дать прежде всего знание своего языка, ибо язык есть средство для того, чтобы приобрести знания. Кроме того школа должна воспитать детей и привить им любовь и уважение к своему народу и к своей культуре. Школа должна воспитать детей в духе своего народа.

Объехавши всю Карпатскую Русь, мы убедились, что у нашего народа такой школы не было. При чехах школа не давала нашим детям ни знания русского языка, ни русского самосознания, ни уважения к своей культуре. При чехах школа была средством денационализации, средством, чтобы оторвать нашу молодежь от своего русского народа. Наших детей в школах чехизировали и украинизировали. До 1937-го г. не было позволено учить в школах на русском литературном языке. Учили по-чешски, по-”украински” и на всяких жаргонах, на которых никто нигде не говорит и не пишет. Следствием этого было то, что никто из наших детей, окончивших школы при чехах, не умел правильно по-русски ни говорить, ни писать.

Что в школах не было и помину русского духа видно из того, что ни в одной школе никто из учеников не знал, кто крестил Русь. Ни один ученик не знал, что Русь крестил в Киеве святой равноапостольный князь Владимир. На вопрос, кто крестил Русь, нам или никто не мог ответить, или нам отвечали: “Цирил а Методей”. При этом дети даже не знали, что по русски эти имена произносят: Кирилл и Мефодий. В добавок к этому дети еще были убеждены в том, что это были чехи, которые пришли в Карпатскую Русь и крестили народ.

Высшей школы, университета, в Карпатской Руси не было, хотя организовать русский университет было очень легко при помощи университетских профессоров из России, которых было много в Чехословакии, в Сербии и в других государствах. В одном лишь Белграде их было пятьдесят четыре и они там преподавали в сербском университете. Было много русских профессоров в Париже, в Лондоне, в Америке. Среди них были всемирно известные ученые. С их помощью можно было создать в Ужгороде не рядовой, а первоклассный университет. Многие из них хотели приехать в Карпатскую Русь для того, чтобы создать местную интеллигенцию. Но чехи не желали этого, они боялись русской культуры. Чехам хотелось, чтобы русский народ в Карпатской Руси оставался культурно второразрядным народом, ниже чехов. По той же причине чехи не пускали в Карпатскую Русь и русских преподавателей для средних учебных заведений и начальных школ. И поэтому гимназии в Карпатской Руси стояли на очень низком уровне.

Русским юношам, получившим аттестат зрелости в Карпатской Руси, приходилось ездить в Прагу, Брно или в Братиславу и продолжать там свое образование на чешском или словацком языках. Кончая эти университеты, наши студенты оставались недоучками, не зная русской научной терминологии, ни юридической, ни медицинской, ни какой либо другой. Они возвращались на родину в языковом отношении калеками.

Педагогического персонала не только для средних учебных заведений, но и для начальных школ в Карпатской Руси нехватало. Чешское правительство принимало всяческие меры для того, чтобы их число было еще меньше. В учительские семинарии в Карпатской Руси принимали ежегодно только ограниченное число учащихся, так что окончивших семинарии всегда было меньше чем свободных мест. Это давало чехам повод присылать учителей-чехов из Чехии не только для чешских, но и для русских школ под предлогом, что в Карпатской Руси слишком мало учителей. Когда мы прибыли в Карпатскую Русь в 1938-м году, там было больше тысячи чешских учителей.

Правительственная политика в отношении нашего народа не была одинакова на Пряшевщине и в восточной половине Карпатской Руси. На Пряшевщине наших детей словачили. Во время народной переписи записывали русское население целых сел словаками; и тех, которые согласно мадьярской статистике считались русскими. Во многих селах, которые по чешской статистике считались русскими, школы были словацкие. Даже закон Божий было приказано преподавать по-словацки. Не помогали никакие протесты, ни народа, ни учителей, ни самого пряшевского епископа Гойдича, который не раз выступал в защиту русского языка. Чешские власти объясняли словакизацию тем, что в Словакии еще оставались в силе старые мадьярские законы, по которым преподавание в школах должно было вестись на “государственном” языке. При мадьярах государственным языком был мадьярский, а при словаках – словацкий. Бывали случаи, когда словацкие учителя запрещали русским детям говорить в школе даже между собою по-русски и наказывали их за каждое русское слово.

Приведем лишь несколько примеров. В большом селе Остурня, под Татрами, мы нашли только словацкую школу. Согласно официальной мадьярской переписи, в Остурне в 1890-м году русских было 1793 человека, но по чехословацкой статистике 1930 года, русского населения оказалось всего лишь 51 человек.

В Якубянах было в 1890-м году, при мадьярах, 2659 русских, а в 1930-м году чехи записали русскими только 950 человек. Всех остальных записали словаками. Но и для этих 950 русских в Якубянах не было русской школы.

В селе Штелбах мадьяры насчитали в 1890-м году 749 русских селян а чехи нашли там в 1930 году только 13. Школа там словацкая.

Член парламента Петр Жидовский, у которого мы были в его родном селе Ястребье, рассказал нам, как чехословацкие комиссары записали его село словацким. Жидовского не было тогда в селе. Когда он вернулся, все уже было готово, но комиссар еще был в сельском доме и Жидовский отобрал у него все бумаги и порвал их. Так село осталось русским и школа также русской.

В Шамброне в 1890-м году мадьяры насчитали 743 русских, а чехословаки в 1930-м году только 165. Школа там словацкая. Итак, словакизация проходила повсеместно на Пряшевщине. За каждую школу пришлось вести борьбу. В последние годы некоторые села дождались русских школ. Это была заслуга д-ра Милана Годжи.

В Пряшевщине производилась словакизация, но там не было украинизации.

Школьная политика в восточной части Карпатской Руси была иная. Там через посредство школ производилась чехизация и украинизация [к украинизации Пряшевщины власти приступили официально с 1953 года – О.Г.].  Пользуясь галицкими “украинцами”, которых чешское правительство выписывало не только из Галичины, но и из Австрии и из Германии, чехи вызвали языковую борьбу против литературного русского языка. В школах ввели галицко-украинский жаргон, а русский литературный язык запретили. Получилась ужасная неразбериха, которая дала чехам возможность вводить в школах свой язык. Галицким украинцам помогал монсиньор Волошин, который возглавлял церковную учительскую семинарию (“препарандию”) в Ужгороде. Под его руководством ужгородская униатская “препарандия” фабриковала “украинских” учителей для Карпатской Руси. В 1938-м году их было уже несколько сот. Теперь они вместе со своим батьком Волошиным находятся в Германии и помогают Гитлеру в его борьбе против России.

Когда мы были в Карпатской Руси, школьным делом управлял Франтишек Хмелаж, чех. И до него все начальники “Школьного реферата” были чехи: сперва Иосиф Пешек, затем Антонин Граздил, Иосиф Шимек, Вацлав Славик, Виктор Клима. Никто из них не говорил по-русски. За все 19 лет существования Чехословакии, школьными делами Карпатской Руси ни разу не управлял русский, хотя в сен-жерменском договоре ясно было сказано, что чешское правительство не имеет права вмешиваться в школьные дела Карпатской Руси.

Начальных школ было в 1938 году в Карпатской Руси: русских 463, чешских – 365 (177 самостоятельных и 188 “побочек”, т.е. под одной крышей с русскими школами), мадьярских – 117, немецких – 24, румынских – 4.

“Мещанских” (неполных средних, “горожанских”) школ было: русских – 21, а чешских – 23.
Гимназий было: “подкарпаторусских” (в которых учили больше по-чешски, по-”русински” и по-”украински”, чем по-русски) – 5, а чешских – 3.

Все эти цифры взяты из официальной книги “Репрезентачни сборник вешкерего школства на Подкарпатске Руси, 1918-1938”.

В русских школах училось 99.731 детей. В чешских школах – 21.325.

Учителей было в русских школах 2.622, а в чешских – 928.

В чешских школах было детей чехословацких 4.761, еврейских – 12.564, русских 1.749, мадьярских – 1756.

Таким образом, на одного чешского учителя приходилось 5 собственно чешских детей, а на одного русского 40 русских детей.

Больше половины всех учеников в чешских школах были еврейские дети. Евреи в Карпатской Руси привыкли всегда идти с господствующим народом. В мадьярское время они посылали своих детей в мадьярские школы и они требовали, чтобы школы были мадьярские. При чехах они начали поддерживать чешские школы. За это чехи сохраняли за евреями почти исключительное право продажи спиртных напитков и табаку, коим правом евреи пользовались в мадьярское время. Кроме того чехи заманивали в свои школы чужих детей, еврейских, русских и мадьярских тем, что они давали им бесплатно учебники, одежу и обувь.

Многих соблазняли чешские школы и тем, что они были лучше всех, в особенности же лучше “русских”. Чешские школы имели наилучшие здания. Если чешская школа находилась в одном и том же здании с русской школой, то у чешской школы были лучшие залы, наилучшие учебные пособия и новые парты или скамьи. К тому же в чешских школах учили хорошо по-чешски и пользовались отличными чешскими учебниками. В Ужгороде чешское правительство не только построило прекрасную чешскую школу “на Галаго”, но оно захватило для своих чешских школ все хорошие школьные здания, построенные в мадьярское время, оставив для русских школ только старые, дрянные здания. Был в Ужгороде еще и такой случай, что в здании, предназначенном для русской школы, днем учили по чешски, а русским ученикам приходилось ходить в школу по вечерам.

Под самым Ужгородом, в русском селе Дравцы, тамошний учитель Иванчо, русский, показал нам свою школу, которая состояла из двух комнат. Лучшую комнату занимал учитель чех под нужды чешской школы. Комната эта была чисто выбелена, в ней были новые скамьи, на стенах были географические карты и картины. А в меньшей, русской комнате, все скамьи были старые, поломанные, оставшиеся с мадьярских времен, стены были небелены, голы.

В местечке Сваляве мы посетили гражданскую школу. Здание было новое. В нем было семь зал. В здании помещались два отделения: русское и чешское. В русском отделении было в два раз больше учеников, чем в чешском, но чешскому отделению были отведены четыре залы, а русскому только три. Так разделил по-братски дом директор-чех Гулка. Когда мы приехали в Сваляву, директора-чеха не было. Его временно заменял русский, по фамилии Лендьел. Он рассказал нам, что он совершенно бессильный сделать что-нибудь, что учители чехи его не слушаются и что они издеваются над ним.

Наилучший пример того, как чехи относятся к русским школам, представили нам русские учителя села Драгово. Драгово одно из самых больших сел Карпатской Руси. В нем больше четырех тысяч душ населения. Один из членов нашей делегации, Иван Поп, родился в Драгове. Стоило бы воспроизвести снимок этой школы. Разбитые окна, стены не белены, почерневшие от дыма, ибо железные печки дымят. Скамьи старые, поломанные. Вход в школу забит досками, чтобы свиньи не забегали, ибо калитки нет. Уборной нет. Ученики и ученицы оправляются за школой под забором. Долго смотрел Иван Поп, член нашей делегации, на эту школу и не мог надивиться. Тридцать пять лет тому назад он ее видал, когда учился в ней, в мадьярское время, и он помнит, что в то время она была в полном порядке и чистая. Эта школа находится в самом центре села. На окраинах села были еще и другие школы в маленьких сельских хатах, крытых соломой и с глиняным полом...

Для четырех тысяч русского населения села Драгово не нашлось приличного здания для русской школы. Зато чешская школа в полном порядке, с шестью учителями-чехами, хотя во всем Драгове нет чехов кроме чешских жандармов.

Здесь приведен список русских сел Пряшевской Руси, которые согласно официальной народной переписи 1930 г. являлись русскими, но в которых школы словацкие. Депутат д-р Иван Пьещак предложил этот список пражскому парламенту.

Наш народ был очень недоволен тем, что в школах не учили на русском литературном языке, “по-русски, по книжному”. Но чешские политиканы были убеждены в том, что наш народ охотно принял бы чешский язык, если бы не было “чужой агитации”. Точно также думали и мадьярские паны. Они тоже полагали, что все другие народы, населяющие Венгрию, русские, словаки, румыны, сербы, охотно превратились бы в мадьяр, если бы не было “чужих агентов”. Но наш народ в Карпатах, сохранивший свое русское имя тысячу лет, любит свое и от своего не отречется. Один старик крестьянин в Воловом сказал нам: “Зачем нашим детям учиться по-чешски? Нам чешский язык не нужен. У нас есть свой русский язык. Русский язык откроет нашим детям мир. Чехи хотят отнять у наших детей русский язык и суют нам свой, чешский. Это так, как если бы у меня был автомобиль, а
кто-нибудь отобрал бы у меня автомобиль и дал бы мне взамен – тачку.
 
 

Разъезжая по Карпатской Руси, мы обращали особое внимание на экономическое положение нашего народа. Нас всюду поражала ужасающая бедность русского населения, в особенности на ужанской верховине, недалеко от Ужгорода. В тридцати американских милях от Ужгорода, от роскошного дома, в котором пан вицегубернатор Мезник купался в мраморных ваннах, и где для чешских чиновников выстроили десятки прекрасных домов с сотнями квартир, русские крестьяне жили в такой ужасающей нужде, что ее даже трудно описать. Там был вечный голод, вечное недоедание. Там мы видели молодых людей, которым было уже восемнадцать лет, с большими головами и малыми туловищами, как у двенадцатлетних детей, бледных и хилых. Когда мы их спрашивали, почему они не растут, ответ был всегда один и тот же: как мне расти, когда я не вижу хлеба?

Когда мы ездили по Карпатской Руси, был месяц май. До нового урожая было еще далеко. Мы ходили по хатам и заглядывали в коморы. Мы просили людей показать нам, какие у них запасы. В большинстве случаев у них уже не было ничего кроме небольшой кучки полусгнившего картофеля. А работы не было нигде, заработка никакого. Только на самом востоке, на гуцульщине у людей была кое-какая работа в лесах. Была еще работа и в соляных копях в Солотвине, в Мороморыше, и в немногих небольших заводах, перерабатывающих лесной материал. Но в Солотвине большинство рабочих составляли чужие, не русские, а также и на заводах русских было мало. К тому же все лучше оплачиваемые места были заняты чужими: чехами, мадьярами, немцами. Там, где у наших людей была работа, им платили в лучшем случае 15 чешских крон в день, то есть около 50 американских центов. Но таких счастливцев было мало. Наглядным доказательством ужасающей нужды было то, что почти всюду наши люди употребляли “червонную” (красную) соль, то есть денатурированную, непригодную для еды, ибо у них не было денег для того, чтобы купить белую соль.
 
 

Большинство нашего народа в Карпатской Руси занимается земледелием. Но земли у него мало или нет вовсе. Поэтому земельная реформа, то есть передача “панских” и государственных земель в руки земледельцев, имела громадное значение для нашего народа.

Земельную реформу произвело в Карпатской Руси чешское правительство. На это оно не имело никакого права, ибо земельную реформу должна была произвести у себя сама Карпатская Русь, без чехов. Чешское демократическое правительство отняло часть земель у мадьярских панов, но только для того, чтобы передать их в руки чехов. Нашему хлеборобу от этих земель мало что досталось. Огромные имения графа Шенборна передали чешским банкам, создавшим акционерное общество “Латорица”, которое обдирало наш народ несравненно больше чем граф Шенборн.

Пока распоряжался граф Шенборн, нашим людям было разрешено собирать в графских лесах сухостой и валежник, грибы и ягоды и пасти скот. При чехах за все приходится платить. Чешские гайдуки избивают детей, собирающих грибы в бывших графских лесных угодьях.

Недалеко от города Мукачева мы видели чешскую колонию “Свобода”. На тучной, плодородной равнине чешское правительство выстроило для своих колонистов прекрасные каменные дома и всякие другие постройки, необходимые для сельского хозяйства. Каждый колонист получил несколько десятков акров земли. 750 акров оставили, в качестве запаса, для детей колонистов. Но ни один русский крестьянин не получил в этой колонии ни одного акра земли. Всю землю получили 82 чеха, присланные из Чехии, и им чешское правительство, ко всему прочему, выстроило дома и дало все необходимые для сельского хозяйства орудия.

У нас же было ни времени, ни возможности для того, чтобы ознакомиться со всеми подробностями земельной реформы. Но хватит и тех данных, которые мы собрали.

Наши крестьяне получили только маленькую часть тех земель, которые чешское правительство отняло у мадьярских панов. Из земель, которые чешское правительство роздало, на каждого получившего землю, пришлось в среднем по:

3.5 гектара (9 американских акров) каждому чеху
3.5 “ (9 американских акров) каждому еврею
1.4 “ (3 амер. акра) каждому мадьяру
1.2 “ (3 амер. акра) каждому немцу
1.1 “ (меньше 3-х амер. акров) каждому русскому

Самая лучшая земля в Карпатской Руси находится в мукачевской околице. Там чешская аграрная реформа заменила мадьярских панов новыми панами: чехами. Им не только передали по нескольку сот акров этой земли, но и все хозяйственные постройки, принадлежавшие раньше мадьярским панам. На равнине около Мукачева чехи “не создали” ни одного русского пана, только 14 из чехов и 2 из евреев.

Вот список этих новых панов:

1) чех Антонин Крал – 250 акров в Анталовцах
2) чех Карел Урбан – 130 акров в Батыеве
3) чех Йинджих Ванек – 130 акров в Батыеве
4) чех Доминик Дамборский – 160 акров в Лоне
5) чех Ян Одегнал – 273 акра в Ботраде
6) чех Франтишек Похобратски – 302 акра в Ботраде
7) чех Ладислав Плашил – 212 акров в Шаланках
8) чех Франтишек Подразки – 225 акров в Рокосове
9) чех Карел Куглер – 277 акров в Гедзепусте
10) чех Владислав Велик – 292 акра в Мукачеве
11) чех Антонин Климеш – 335 акров в Мукачеве
12) чех Карел Кртек – 427 акров в Мукачеве
13) еврейка Линка Залцбергер – 300 акров в Мукачеве
14) чех Франтишек Клемпа – 480 акров в Ботраде
15) еврей Виктор Пал – 1035 акров в Шаланках
16) чешское товарищество “Земка” – 300 акров в Батыеве

Так, например, на непрестанно голодающей ужанской верховине чехи устроили приют для 50-ти русских детей. Но сколько тысяч детей могло жить на той русской земле, которую чешское правительство раздало своим чехам около одного только Мукачева?
 
 

Во многих селах Карпатской Руси большое значение имело садоводство и виноградарство. При чехах значение садов и виноградников сильно пало. Главная причина – новые границы, которые душили Карпатскую Русь, закрывши сбыт карпаторусских фруктов за Карпаты, в Галицкую Русь, которая отошла к Польше. Вывоза не стало и цены понизились. Часто случалось, что плодов совсем нельзя было продать и они гнили в садах. Возможно было помочь горю, если бы в Карпатской Руси были созданы консервные фабрики. Но за все девятнадцать лет своего владычества чешское правительство не сделало ничего. Оно не построило ни одного консервного завода. Многие крестьяне забрасывали или даже вырубали свои сады. Вследствие упадка садоводства многие села, жители которых плели корзины для вывоза винограда (например Иза, Крива, Кошелево), лишились этого заработка, а другой работы они не нашли.
 
 

Скотоводство имеет для нашего народа громадное значение. Оно должно бы быть одной из главных основ народного хозяйства в крае. В карпатских горах имеются прекрасные полонины (горные пастбища), на которых могли бы выпасаться миллионы овец и рогатого скота. Карпатские сыры и брынза нашли бы себе сбыт заграницей, и для самого народа в Карпатской Руси было бы вдоволь молока, масла, сыра, брынзы и шерсти для того, чтобы все были хорошо и тепло одеты. Порода рогатого скота в Карпатской Руси прекрасная и его можно бы вывозить за границу за хорошие деньги.

Но под чешским режимом скотоводство не развивалось. Оно падало. Поголовье коней, коров, волов и даже свиней уменьшалось с каждым годом. Всюду нам говорили наши люди, что жизнь становится труднее с каждым годом. Говорили нам, что прежде скота, или как говорят в Мороморыше, худобы и в особенности овец было больше, а теперь их число падает все ниже и ниже. Мы заинтересовались этим вопросом, и вот что мы узнали:

Из этой таблицы видно, что под чехами количество всех домашних животных сильно уменьшилось. При этом необходимо принять во внимание, что народа стало больше. Итак, в 1912-м году одна лошадь приходилась на 14 жителей Карпатской Руси, а в 1936-м году одна лошадь приходилась на 18 человек. В 1912-м году одна свинья приходилась на семь человек, а в 1936-м году одна свинья приходилась на десять человек. Хуже всего обстоит дело с овцами. В 1912-м году одна овца приходилась на трех человек, а в 1936-м году одна овца приходилась на восемь человек.
 

Для того чтобы понять надлежащим образом, как чехи обобрали нашу бедную Карпатскую Русь, необходимо сравнить ее с каким либо другим краем, в котором большинство населения занимается земледелием, например с Болгарией или с Албанией.

В Болгарии было в 1937-м году 6,319.000 жителей. У них было:

 

овец	3,740.000
лошадей и мулов	694.000
коров и волов	2,205.000

В Албании было 1,003.000 жителей. У них было:

 

коров и волов	407.000
овец и коз	2,636.000
лошадей и мулов	145.000

Из этого видно, что эти самые бедные балканские страны намного богаче, чем была наша бедная Карпатская Русь при чехах. В Карпатской Руси одна овца приходилась на 8 человек, в то время как в маленькой Албании, самой бедной из балканских стран, на восемь человек приходилось 21 овца.

Меньше коней и меньше волов, это значит больше работы руками. А часто отсутствие лошадей или волов лишает крестьянина возможности обработать свое поле, ибо в Карпатской Руси ни у одного русского крестьянина нет ни трактора, ни вообще никаких других машин. А меньше коров и меньше овец значит меньше молока для детей, меньше сыра и брынзы. А это равносильно голоду, ибо работы нет и не за что купить еды. Меньше овец, значит меньше шерсти и недостаток теплой одежды. Наши люди в старом крае сами прядут шерсть, сами ее ткут и сами валяют сукно. Они сами себе изготовляли теплые гуни, сердаки и петеки. Пока было достаточно шерсти, они были одеты тепло и красиво. А когда не хватило шерсти, они начали покупать старую ношеную одежду, которую чехи уже не хотят носить и присылают в Карпатскую Русь для продажи нашим людям.

Вот еще несколько фактов, свидетельствующих о том, как пришлые чехи, управляющие Карпатской Русью, относятся к русскому населению.

Чехи не дают ничего заработать местному русскому населению. Они покупают только у своих, чехов, и дают заработать только своим чешским ремесленникам, которых так же как и всех чиновников прислали из Чехии. Если не оказалось на месте чешского торговца или ремесленника, то они все выписывают из Праги, даже хлеб. Для чехов была издана специальная книжка со списком всех чешских торговцев и ремесленников в Карпатской Руси.

В течение девятнадцати лет чешского владычества в Карпатской Руси, железнодорожная сеть которой была самой жидкой в Чехословацкой Республике, не было построено ни одного километра железных дорог, в то время как в Чехии железнодорожная сеть увеличилась на восемнадцать процентов. Подобное положение равносильно физическому удушению.

Таково было положение в Карпатской Руси.

Теперь еще несколько слов о нашей делегации. Осмотревши Карпатскую Русь, мы возвратились в Прагу и были у главы правительства, д-ра Милана Ходжи. Мы рассказали ему откровенно все, что мы видели и спросили его, почему Карпатской Руси не дают автономии. Д-р Ходжа сказал нам, что главная причина в том, что народ в Карпатской Руси разбит на много партий, что там нет русского большинства, которому можно бы передать управление краем. Мы на это ответили, что американские карпатороссы объединились в Карпаторусском Союзе и что можно бы объединить народ также и в Карпатской Руси. Д-р Ходжа сказал нам: попробуйте, я буду очень рад, если это вам удастся.

Мы вернулись в Ужгород. В непродолжительное время нам удалось объединить Автономный Земледельческий Союз и Республиканскую (Аграрную) партию. Обе эти партии имели по двум депутатам и по одному сенатору, – вместе шесть представителей в пражском парламенте. Депутатами были Андрей Бродий, Петр Жидовский, д-р Павел Коссей и д-р Иван Пьещак; сенаторами – д-р Эдмунд Бачинский и Юлий Фелдеший. Они представляли большинство русского населения [*].  6 июня они собрались в Ужгороде и в присутствии нашей делегации приняли общую программу и создали Русский Блок, который начал переговоры об осуществлении автономии с чешским правительством.

[*] Всех карпаторусских депутатов было восемь. В Русский Блок не вошел Фенцик, униатский священник, который в чужих интересах разбивал русское единство, и Ревай, учитель начальной школы, член чешской социал-демократической партии.

В июне месяце глава нашей делегации г-н Поп должен был вернуться в Америку, а о. Янчишин и д-р Геровский еще остались в Карпатской Руси с его согласия и по просьбе членов Русского Блока. Переговоры с пражским правительство продолжались, но они были безуспешны, ибо чехи в Карпатской Руси не желали выпустить власть из своих рук. Остались без успеха также и переговоры с украинствующими. Они имели только одного представителя в пражском парламенте (Ревая), избранного по милости чехов, но они требовали для себя “половину всего того, что будет в будущей автономной Карпатской Руси”.

В июле месяце оставшиеся два члена делегации тоже решили вернуться в Америку. По этому случаю министр-председатель, д-р Милан Ходжа, написал д-ру Геровскому письмо, в котором он просил его передать американским карпатороссам, что Карпатская Русь получит автономию еще до конца 1938-го года. Вот текст этого письма в русском переводе:
 
 

Передайте Карпатороссам в Америке, что я настаиваю на том, чтобы Карпатской Руси была предоставлена возможно скорее автономия полностью, согласно сенжерменскому договору, который был включен в конституцию республики. Некоторые предпосылки к этой цели имеются в законе № 172, от 1937-го года. Я ссылаюсь в этом отношении на мое заявление, сделанное в январе прошлого года во время бюджетных дебатов, в которых я заявил, что правительство республики желает, чтобы выборы в автономный сейм были произведены возможно скорее и что правительство окажет в этом отношении Карпатской Руси всевозможную административную помощь.

Вы теперь ознакомились с нашими обстоятельствами и поэтому Вы наверное видите, какие препятствия необходимо преодолеть в этом отношении. Но Вы можете быть уверены в том, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы препятствия были преодолены и чтобы выборы в автономный парламент были произведены еще в этом году.

Привет нашим русским братьям
в Соединенных Штатах

Приехавши с о. Янчишиным в Париж, д-р Геровский получил две телеграмы: одну от членов Русского Блока, а другую от председателя и секретаря Русской Народной Рады, д-ра Каминского и д-ра Гомичкова, с просьбой вернуться. Вот текст этих телеграмм:

“Приезжайте обязательно в Прагу. Обойтись без вас никак не можем. Ждем вас непременно.”

Пьещак, Жидовский, Бродий,
    члены парламента

“Просим вас обязательно приехать в Прагу. Ваше присутствие нам необходимо”.

Д-р Каминский, д-р Бачинский, д-р Гомичков

Отец Янчишин продолжил путь в Америку, а д-р Геровский возвратился в Карпатскую Русь и там помог нашим братьям организовать первое автономное карпаторусское правительство.

В решающий момент его поддержало сербское правительство, без поддержки которого вероятно не было бы никакого автономного правительства в Карпатской Руси.

Поездка делегации КР Союза в старый край увенчалась полным успехом.

Мы увидели своими собственными глазами, в каком положении находится Карпатская Русь.

Мы ознакомились с положением в Праге.

Мы вошли в контакт с нашими старокраевыми братьями и с их предводителями.

Мы помогли им соединиться, когда это было крайне необходимо.

Мы помогли им создать первое автономное правительство.

Карпаторусский Союз исполнил свою задачу, для которой он был основан. То что случилось впоследствии, не зависело от нас.

Русское правительство в Карпатской Руси кололо глаза Берлину. Президент Бенеш поставил на место д-ра Ходжи своего приятеля и доверенное лицо, генерала Сырового. А потом он в его руки передал также и власть президента республики. По приказу Гитлера генерал Сыровый разбил первое автономное карпаторусское правительство и передал Карпатскую Русь монсиньору Волошину, который переименовал Карпатскую Русь в Карпатскую Украину.

В месяце сентябре 1938 г., несколько недель перед концом Чехословакии, всем стало ясно, что чешское правительство не даст автономии Карпатской Руси. Как скупой человек, даже перед самой своей смертью не хочет разстаться со своим богатством, так и чешское правительство никак не хотело выпустить из своих цепких рук наш русский край. Напрасно было их убеждать, что в случае распада Чехословакии, для Карпатской Руси будет лучше, чтобы с нею ни случилось, если она будет иметь свое правительство и своих чиновников. Я сам не раз говорил чешским панам в Праге: если в Карпатскую Русь придут мадьяры, то все ваши чиновники, все ваши полицейские и жандармы удерут, а на их места сядут мадьяры. Но если там будут свои русские чиновники, то они останутся на своих местах. Мадьяры их не выбросят. Так потом и случилось. Чехи удрали от мадьяр, оставив пустые канцелярии и здания, в которых жили тысячи чешских чиновников. Их места заняли мадьяры, ибо наших русских там не было. Но чешские паны в Праге этого понять не могли, или не хотели понять.

Против нашей автономии соединились все чешские партии в Карпатской Руси. Особенно резко противились автономии три партии: чешские “лидовицы”, то есть чешская римокатолическая клерикальная партия с монсиньором Шрамком, чешские социалдемократы во главе с министром Бехинье, и чешские национальные социалисты, то есть партия президента Бенеша. Но и во всех других чешских партиях было много видных политиков, которые не хотели карпаторусской автономии. В самой Карпатской Руси самым завзятым противником нашей свободы был пан Заиц, генеральный секретарь аграрной партии, который вместе с вицегубернатором Мезником тормозил дело автономии всеми возможными способами. В разговоре со мной он сказал мне совершенно откровенно: “Теперь началась борьба между чехами и русскими за власть в Карпатской Руси. Мы, чехи, добровольно не отдадим того, что в наших руках”.

Что настало время решительной борьбы, поняли все русские люди и они стали на сторону своего русского народа. Так поступил д-р Бачинский, сенатор, который до того времени шел с пражским правительством. Так поступил и губернатор Константин Грабарь. И он стал решительно на сторону своего народа. В стороне остались только украинствующие и Фенцик. Украинцы боялись автономии, ибо они были в меньшинстве и они играли роль в Карпатской Руси только благодаря поддержке Праги. А Фенцик служил чужим панам [*].  Но недовольство в народе росло с каждым днем так, что когда Русский Блок начал действовать, то и Фенцику и “украинцу” Реваю пришлось примкнуть к Русскому Блоку [**].

[*] Фенцика подозревали в том, что он служит польскому правительству. Но явных доказательств для этого не было. Но имелись доказательства того, что его поддерживает чешское правительство, которому нравилось то, что Фенцик разбивает русских автономистов. Когда наша делегация приехала в Карпатскую Русь, вицегубернатор Мезник, чех, приостановил "Русский Вестник", орган Автономного Земледельческого Союза (Бродия) на три месяца. Но он не тронул еженедельник Фенцика ("Наш Путь"), ультра-русский и анти-чешский, который нападал на нашу делегацию.

[**] Русский блок был основан в начале месяца июня 1938 года, благодаря стараниям приехавшей из Америки делегации Карпаторусского союза. Блок образовали депутаты и сенаторы Автономного земледельческого союза (Бродий, Фелдшей и д-р Пещак) и депутаты и сенаторы Республиканской (Аграрной) партии (д-р Бачинский, д-р Коссей и Петр Жидовский). Блок представлял большинство русского народа. В него не вошли о. Фенцик и украинец Ревай.

21-го сентября, 1938-го года члены Русского Блока подписали в Праге, в канцелярии Карпаторусского Союза, декларацию, в которой они заявили, что Карпатская Русь была присоединена к Чехословакии на основании самоопределения и с условием самой широкой автономии. Чехословацкое правительство этого условия не выполнило. Поэтому подписавшиеся представители русского народа заявляют, что русский народ никогда не отказался ни от своего права на автономию, ни от своего права на самоопределение. Дальше они заявили, что они теперь требуют осуществления этого права. Это заявление подписали все члены Русского Блока (Бродий, Бачинский, Фелдеший, Пьещак, Коссей и Жидовский). Впоследствии его подписали и Фенцик и Ревай, значит все представители карпаторусского народа кроме коммунистов, с которыми Русский Блок в сношения не вступал, ибо они высказались открыто против автономии. Декларация была передана пражскому правительству и представителям иностранных держав в Праге. Ввиду ее исторического значения, помещаем здесь фотостат декларации.

Декларация от 21-го сентября 1938 г. была первым шагом к образованию автономного правительства. В ней все представители русского народа впервые приняли одну платформу и они заявили, что русский народ имеет право решать самостоятельно свою судьбу.

В начале октября было решено образовать свое автономное правительство не порывая связи с чехо-словацкой республикой. По моему совету было решено, что в собрании, которое изберет автономное правительство, будут с правом голоса только члены парламента, депутаты и сенаторы, и что членами первого правительства могут быть только члены парламента, депутаты и сенаторы. Иначе было бы слишком много кандидатов в министры.

Собрание представителей нашего народа должно было состояться 8-го октября 1938 г. в Ужгороде. В этот день рано утром генерал Сыровый, которому передал свою власть отрекшийся президент республики Бенеш, позвонил по телефону губернатору Грабарю и попросил его передать депутату Бродию, чтобы он пока “ничего не делал”, ибо он, Сыровый, посылает в Ужгород своего представителя, члена правительства с “очень важными решениями правительства”. Бродий ответил, что мы ждать не будем. После этого Сыровый опять позвонил и попросил подождать “несколько часов”, ибо он посылает на аэроплане новоназначенного карпаторусского министра, д-ра Парканьи [*].  При этом генерал Сыровый сказал, что Карпатская Русь ждала своей автономии так долго, что она может обождать еще несколько часов. Бродий ответил: “Мы ждали девятнадцать лет, а теперь уже мы не будем ждать даже девятнадцать минут”.

[*] В последние годы республики Паркани был при Бенеше одним из ведущих чиновников канцелярии президента республики в Праге. – О.Г.

В начале заседания представитель украинцев, депутат Юлий Ревай, заявил от имени “Першой Руськой Народной Рады”, что Рада требует, чтобы в заседании приняли участие также и представители рады. Причина была очевидно та, что украинцы имели в парламенте только одного представителя, Ревая, и поэтому на заседании был только один представитель украинского направления, в то время как русских было семеро. Члены Русского Блока согласились с тем, чтобы обе народные рады, Русская и Руська, прислали трех представителей каждая. Вследствие этого на заседании оказалось кроме восьми депутатов и сенаторов еще три представителя Русской Народной Рады во главе с д-ром Каминским и три представителя “Першой Руськой Народной Рады” во главе с монсиньором Волошиным. Таким образом в заседании, избравшем первое автономное карпаторусское правительство, участвовали 10 карпатороссов русского и 4 украинского направления.

В первое автономное правительство были избраны единогласно: Андрей Бродий – в качестве председателя и министра народного просвещения, д-р Эдмунд Бачинский, д-р И. Пьещак, о. С. Фенцик и Юлий Ревай. Реваю дали министерство почты и путей сообщения, все другие министерства остались в русских руках. Украинцы просили, чтобы в члены правительства был принят еще и монсиньор Волошин. Это противилось принципу, по которому членом правительства мог быть только член парламента, ибо Волошин не был депутатом. Но ради мира и спокойствия все на это согласились. Таким образом первое автономное карпаторусское правительство состояло из шести членов: четырех русских и двух “украинцев”.

Когда все уже было готово, появился новоиспеченный карпаторусский министр, д-р Парканьи с д-ром Бараном, русским, чиновником президиума пражского совета министров. Парканьи был очень разочарован, когда он узнал, что все уже кончено. Вместе с членами нового правительства он вышел на балкон, с которого Бродий объявил собравшемуся народу на площади об образовании автономного правительства. Затем Парканьи пошел в кабинет губернатора Грабаря и в моем присутствии предложил ему подписать воззвание к народу, которое прислал с ним генерал Сыровый. Грабарь подписал его, почти не прочитавши. Ознакомившись с воззванием, я сказал губернатору: я на вашем месте не подписал бы этого воззвания, ибо когда оно будет расклеено по улицам, люди будут смеяться над вами. Грабарь еще раз прочел воззвание и вычеркнул свою подпись, и сказал Парканию: я этого не подпишу! Парканьи вызвал по телефону генерала Сырового и рассказал ему все что произошло. То, что говорил Сыровый, я не слышал. Но последние слова Парканьи были: “Хорошо, я их всех привезу в Прагу и все будет в порядке.” После этого он сказал Бродию, чтобы на следующий день все члены нового правительства поехали с ним в Прагу к генералу Сыровому. Было уже поздно ночью и мы разошлись по домам. Но перед этим все участники заседания подписали составленный мною протокол о состоявшемся избрании автономного правительства. Казалось, что все были довольны. Подписавши протокол, д-р Михаил Бращайко, один из трех представителей “Першой Руськой Народной Рады” сказал: “Слава Богу, наконец у нас есть свое правительство, мы автономны. Но приходится признаться в том, что Украина проиграла”.

Я пошел ночевать не в отель, в котором я остановился, но к Бродию. Мы еще долго не спали, разговаривая о там, что делать дальше. Мы решили, что члены автономного правительства не должны поехать в Прагу с Парканием. Их там могли бы арестовать и тогда “вшецко бы было добрже” (все было бы хорошо), но не для нас. Мы решили, что я поеду один в Прагу, переговорю там а генералом Сыровым и дам им знать, ехать ли им или не ехать.

На следующий день рано утром мы с доктором Бараном, который нам сочувствовал, полетели в Прагу, пока Паркани еще спал. Когда он узнал, что мы улетели, он затребовал из Кошиц другой аэроплан и полетел нам вслед. Вечером в семь часов Сыровый созвал министерский совет. Заседание продолжалось до двух часов ночи. Министр Паркани доложил подробно обо всем, что произошло в Ужгороде. Особенно подробно он рассказал о том, как губернатор отказался подписать присланное ему Сыровым воззвание к народу. Вообще, сказал Парканьи, вся беда в Геровском. Его все слушаются. Если бы не было его, “вшецко было бы добрже”. Совет министров решил арестовать Геровского, уволить губернатора Грабаря и заменить его Парканием. Таким образом Паркани оказался и членом совета министров и карпаторусским губернатором. Разъяренный генерал Сыровый вызвал по телефону губернатора Грабаря, который уже спал, и объявил ему: министр Паркани сказал нам, что вы не исполняете ваших обязанностей. Вы уволены! Так старенький губернатор Грабарь лишился своего губернаторства за то, что он стал на сторону своего народа.

Рано утром ко мне пришел д-р Баран, который сидел в соседней комнате пока заседал совет министров. Дверь была приоткрыта и он слышал все о чем там говорили и он рассказал мне все. Я сейчас же отправился к сербскому посланнику Протичу, который мне сказал, что он меня освободит, если Сыровый посмеет меня арестовать. Зная, что Протич меня освободит, я из его же кабинета вызвал по телефону членов карпаторусского правительства. Бродий сказал мне, что они все приедут на аэроплане. Затем я пошел к д-ру Ходже. Он уже не был министр-президентом, так как по распоряжению Бенеша Сыровый занял не только место президента республики, но и место министр-президента. Ходже нездоровилось и он принял меня у себя на дому, лежа в постели. Узнав от меня в чем дело, он немедленно вызвал по телефону министра внутренних дел, Черного, и заявил ему, что он протестует против моего ареста и погрозил ему, что если меня арестует “то буде зле”.

Затем я возвратился в отель “Палас”. Зная что меня арестуют, я перед возвращением в отель передал одному из служащих письмо на имя д-ра Бачинского, в котором я попросил его уведомить немедленно по телефону сербского посланника о том, что меня арестовали. В отеле меня уже ждали два сыщика, которые сообщили мне, что начальник полиции меня “просит к себе”. Бачинский мою записку получил и уведомил Протича о моем аресте.

Президент полиции сообщил мне, что я арестован по приказу правительства и что он не знает, что будет дальше. Я просидел в его кабинете два часа, читая газеты и журналы, которые он мне любезно предоставил, “дабы я не скучал”. После двух часов он мне сообщил, что югославянское посольство потребовало моего освобождения. Правительство решило исполнить это требование. Но вы должны уехать из Чехословакии. Завтра утром в восемь часов будет для вас аэроплан, который доставит вас в Белград. Затем меня в полицейском автомобиле отправили в сопровождении двух сыщиков в отель Париж (а не в Палас, в котором я остановился). Там сыщики прописали меня под вымышленной фамилией. Я не имел права выходить из комнаты, в которой находились и сыщики, и мне не было разрешено пользоваться телефоном. Вдруг поздно вечером появился правительственный советник Шморанц. Он прогнал сыщиков и объявил мне, что я свободен, что я могу оставаться в республике, что генерал Сыровый извиняется и что просит меня зайти к нему на следующий день в девять часов утра на совещание. На час позже, в 10 часов, были приглашены к Сыровому члены карпаторусского правительства. Югославянское правительство настояло на том, чтобы я мог оставаться в Чехословакии и в Карпатской Руси.

На следующий день, 10-го октября, в девять часов утра я явился к генералу Сыровому. Мы говорили с ним по-русски. Генерал сказал мне, что он готов признать карпаторусское правительство на известных условиях, из которых первое – чтобы в Карпатской Руси еще два месяца все осталось по старому и, в особенности, чтобы там остался вицегубернатор Мезник. Я ответил ему, что это невозможно. Наше первое условие: чтобы Мезник не только не был вицегубернатором, но чтобы он немедленно уехал из Карпатской Руси. Об отозвании Мезника должно быть объявлено в газетах еще сегодня. Наше второе условие: чтобы был немедленно уволен д-р Паркани и как карпаторусский министр и как губернатор. На это Сыровый ответил, что он этого никак не может сделать, ибо Мезник “нужен” в Карпатской Руси. К этому он еще прибавил: не забывайте, что я генерал. Я вчера назначил Паркани губернатором и я не могу его сегодня уволить. Надо мной смеялись бы.

Мы не могли договориться. Я встал и сказал генералу: Сила в ваших руках. У вас в Карпатской Руси армия и у вас там жандармы. Вы там можете делать, что вам угодно. Но вы не имеете за собой ни одного представителя русского народа. Все, что вы будете делать, будет просто насилием и вы не сможете хвастаться, что вы демократы. Сказавши это, я ушел из его кабинета.

Вскоре за мной пришел советник Шморанц и сказал мне, что генерал передумал и что он пойдет на уступки. Я возвратился в его кабинет. Генерал сказал: Я согласен уступить. Но надо найти компромисс. Я генерал, и я не хочу, чтобы надо мной смеялись. Скажут: вчера генерал Сыровый назначил Паркани губернатором, а сегодня пришел Геровский и Паркани “выкопнули”.

Я ответил, что я согласен на компромисс. Для нас важно только то, чтобы ни Мезник, ни Парканьи не могли распоряжаться в Карпатской Руси. После долгих разговоров мы наконец договорились. Сыровый согласился на то, чтобы Мезник был уволен сейчас же, а Паркани также будет уволен от своей должности министра для Карпатской Руси и что об этом будет объявлено в газетах в тот же день. Об увольнении Паркани от должности губернатора Карпатской Руси будет объявлено в печати только через две недели. Но Паркани не будет жить в Ужгороде и не будет иметь права вмешиваться в карпаторусские дела. А Мезник уедет из Карпатской Руси немедленно.

У генерала Сырового было еще одно возражение. По его мнению, шесть министров было слишком много для Карпатской Руси. Словаки избрали только пять министров. Я объяснил ему, что это случилось потому, что в образовании нашего правительства участвовали все русские партии, а в Словакии этого не было. Мы не хотели, чтобы пражское правительство могло выкручиваться под предлогом, что не все партии представлены в нашем правительстве. В конце концов мы согласились на то, что правительство останется таким как оно есть, но что в центральном правительстве в Праге будут заседать только два или три члена карпаторусского правительства. Переговоры затянулись, а члены карпаторусского правительства пока ждали в другой комнате. Члены Русского Блока ждали терпеливо, ибо они знали, что я веду переговоры не для себя, но монсиньор Волошин возмутился. К нам вошел д-р Баран и заявил, что монсиньор Волошин чувствует себя оскорбленным в своем министерском достоинстве и что он грозит, что он ждать больше не будет.

Наш разговор с генералом кончился в половине двенадцатого. В кабинет пригласили наших министров. Разговор между генералом Сыровым и членами нашего правительства касался числа министров и взаимоотношений между центральным правительством и карпаторусским. В час дня переговоры были отложены до пяти часов пополудни.

На совещании, которое состоялось пополудни, было достигнуто полное согласие относительно взаимоотношений автономного карпаторусского правительства с центральным пражским правительством. “Еднотна” республика преобразилась в федерацию.

На следующий день мы вернулись на аэроплане в Ужгород. Там на аэродроме, который был разукрашен флагами, стоял почетный караул с военной музыкой. Были там представители гражданских и военных властей, которые пришли представиться главе автономного правительства Андрею Бродию, недавно гонимому вождю автономного движения в Карпатской Руси. В губернаторском доме собрались все чиновники администрации, а на площади князя Корятовича состоялась народная манифестация.

На следующий день ко мне пришел д-р Кугел, директор еврейской гимназии в Мукачеве. Это был эмигрант из Одессы. В Карпатской Руси он сделался вождем сионистического движения. Вместе с “украинцем” Реваем он попал по списку чешской социалдемократической партии в пражский парламент. Д-р Кугел был человек культурный и образованный и все его уважали. Он пришел поздравить меня с успехом. – Я искренне радуюсь, что Карпатская Русь наконец добилась автономии. Но я хочу дать вам один совет. Не выпускайте дело из ваших рук, не покидайте Карпатской Руси, ибо иначе все заберет в свои руки Ревай и тогда все пропало. Я его хорошо знаю. Это “сукин сын” и на все способный. Не забудьте мое слово.

Как предсказал д-р Кугел, так и случилось. На одном из первых совещаний нашего правительства, на котором я присутствовал, монсиньор Волошин сказал, что “треба бы поехати до Берлина”, но Ревай не дал ему говорить больше о Берлине. Когда я через несколько дней уехал в Белград, генерал Сыровый арестовал Бродия и назначил на его место монсиньора Волошина. Украинствующие предали Бродия, договорившись с Берлином. Впоследствии я узнал, что генерал Сыровый арестовал Бродия по желанию немецкого правительства. На его место хотел сесть Ревай, но он был малообразованный народный учитель, немцы же хотели образованного человека. Они имели в виду д-ра И. Бращайко, как мне потом в 1939-м году рассказал сам Бращайко: у него тогда “не было ни одного зуба и вид у него был как у старой бабы. Поэтому его забраковали. Вследствие этого Карпатскую Русь возглавил, по назначению чешского генерала и по милости Берлина, монсиньор Волошин, который переименовал Карпатскую Русь в “Карпатскую Украину”.

Бродия держали в тюрьме четыре месяца. То, что писали о нем чешские и украинские газеты и за ними повторяли и некоторые карпаторусские газеты в Америке, была ложь и клевета, которую придумал Ревай. Об этом мне говорил в 1939-м году д-р Баран, который присутствовал при том, как в президиуме пражского правительства советовались о том, как оклеветать Бродия. После четырех месяцев Бродий вышел из чешской тюрьмы с чистым именем. Он теперь со своим народом в Карпатской Руси. А “сполегливы” (благонадежные) “украинцы”, члены чешских партий, клерикальной римокатолической и социалдемократической, Волошин и Ревай, помогают немцам в их противорусской и противочешской украинской политике.

Работа Карпаторусского Союза таким образом увенчалась успехом.

Мы предвидели, что политика пражского правительства заведет Чехословакию в пропасть.

Мы приехали в Карпатскую Русь во-время.

Наша делегация помогла создать первое автономное карпаторусское правительство.

При этом мы не должны забыть того, что в решительный час нас поддержали наши верные братья сербы, которые постоянно защищали русское дело в Праге и без которых, вероятно, не было бы даже нашего первого автономного карпаторусского правительства.

Василий Сочка

ДОЛЯ

У Лемака,
Что за рекой живет,
Позавчера корова заболела;
Вчера еще хотели
Ей
Помочь,
А ныне не дала уж Миця молока...
Течет
Ручей
Гноевки по двору. А у ворот
Рыдает
Мать, и долю проклинает...
– Зачем Господь так жестоко их
Наказал?
И почему не взял
У них
Дитя?
Зачем не помер Василько,
Или Михайлик, или Юла?
Дитя родить
Ведь так легко!
И годик целый не минул бы.
А Мицю
   Новую
   Откуда взять?
И как прожить
Им без коровы?  И снова
Будет мать
Рыдать.
А с полонины
Ветер веет;
Шумит в долине
Хлеб-овес,
И воет пес
Под тыном,
О том, что доли не имеет...

Ужгород 1943