К Заглавию

Будни Капитализма

1993. Kатавасия

ДРУГИЕ БЕРЕГА

Моя камера в Журнале Самиздат Мошкова

Моя камера в Литсовете

Этот зеленоглазый, пушистый, снежно-белый, добродушный и трусливый котёнок попал к нам случайно.

Пока мы жили в апартменте, заводить живность было нельзя по жёстким правилам диктуемым лендлордом. Я тогда eще не понимал всей суровости американских правил, перенося укоренившийся во мне за сорок лет русский рабско-авосьный менталитет на, казавшуюся мне вначале наивной, американскую действительность. Моё заблуждение было основано на отсутствии в Америке привычной совковой системы внешнего тотального бюрократического контроля. Никто не требовал справок, клерки частных и государственных учреждений верили на слово мне - задерганному от постоянного стресса и недосыпа красноглазому иностранцу без американских документов, говорившему торопливо, взахлеб, со страшным акцентом. Но никто не только не шутил, но и виду не подавал, что видит во мне агента иностранной разведки, что неизбежно бы происходило бы в аналогичной ситуации в России. И я стал постепенно разгибаться от гнёта врожденного недоверия к системе.
.
Но со временем ко мне пришло новое понимание, американская система работает, но работает она по-другому. Как именно она работает, я и попытаюсь тут рассказать на нескольких примерах. Учиться мне, как и всем новым иммигрантам, пришлось не в семье и школе, а на своих и чужих горьких ошибках. Каждый год я произвожу себя в следующий класс по уровню понимания американской действительности и надеюсь постепенно приблизиться к уровню моих дочерей, получивших американское образование. В иммигрантской среде бытует такой анекдот: объём мемуаров визитёра в США обратно пропорционален сроку проживания в стране. Турист, проведший в Америке неделю, пишет книгу, журналист, проведший тут месяц, пишет аналитическую статью, новый иммигрант, проживший год пишет письмо. А бывалый "старожил" разведёт руками и скажет - "Ни хрена не понимаю!". Поэтому бывает так умилительно читать сочные творения горячих борзописцев под заголовками типа "Я и она - Америка", полные развесистой рязанской клюквы, размазанной по заботливо захваченной с Родины одесской маце.
.
Итак начнём. Весной 1991 года вселилась в наши апартменты семья непреклонного 40-летнего "русского" пролетария - Яши, состоявшая из него самого, забитой русской жены и пары славных девчушек. "Русскими" в местной космополитической иммигрантской общине принято называть всех беженцев из совка, безотносительно к тому, что было написано в пятой графе их серпасто-молоткастого докУмента. Американскую действительность Яша принимал свысока, отказывался учить язык, был "по-русски" груб и требователен со всеми окружающими и особенно - с членами собственной семьи. Яшино мировоззрение было основано на том, что прибыв в Америку, он осчастливил всё прогрессивное человечество: жену, потому что у неё - простой русской бабы - не было никаких прав на жирный американский пирог, законно положеный самому Яше, как еврею (это ему объяснили в синагоге родного Мелитополя). Детей, которых в Мелитополе дразнили жиденятами, несмотря на полную непричастность их матери к этому смертному греху. Россию, которая осталась должна ему "честно заработанную горбом с 16 лет пенсию, ну и хер с ними", и, наконец, саму Америку, куда он привёз бесценную сокровищницу русской культуры в своём лице. Конкретных планов культурного обогащения Америки у Яши не было (из-за языкового барьера), но такая мелочь не могла повлиять на глубокие мировоззренческие принципы нашего нового соседа.
.
Яша быстро "устроился". Семью он сразу посадил на велфер, но заставил жену пойти уборщицей в дома богатых, как нам тогда казалось, американцев. Сам же он занялся решением глобальных стратегических вопросов современности. Поскольку в апартменте нашем жило много русских, было доступно и русское кабельное телевидение. Яша подключился и часами напряженно смотрел в новый для него, огромный 32-х дюймовый цветной экран, поглощая потоки грозных, трагических новостей, непрерывно поступавших из распадавшейся России, Кувейта, Ирака и других горячих точек планеты. Времени на поиски работы, изучение английского, устройство детей в школу и другую скучную ерунду у него не оставалось, всё это было доверено работящей жене и её заботливым новым подругам. Свои краткие досуги Яша проводил в обществе русских пенсионеров, у которых не было никаких шансов найти работу из-за их возраста - "65 с плюсом". Старики поставили во дворе апартментов возле бассейна столик с лавками и азартно забивали там козла в светлое время дня, если не было дождя. Снег им не мешал.
.
Эта публика вела активную социальную жизнь - среди них оказалось довольно много энергичных "ветеранов", которым удалось сплотиться в шумную организацию, объединенную в целях борьбы за дополнительные, хотя и незаслуженые подачки правительства США. И понеслась привычная совковая жизнь: борьба за выборы в Совет (sic!) этой Организации, с интригами, скандалами в местной русско-еврейской прессе. Теперь вход в местный Еврейский Центр, где выступают гастролирующие звёзды русской культуры, украшает "Доска Почёта", усеянная цветными фотографиями этой публики во всех совковых регалиях, а в центре доски - золотой профиль их Генералиссимуса с медали "За Победу над Германией". Создав Совет, они стали требовать себе "привилегий" - всё как на Родине. У них простая логика, они били Гитлера точно так же, как и Американские ветераны, поэтому и льготы им положены такие же. По секрету, они сообщают, что настоящих ветеранов ВОВ среди них мало, те давно умерли, большинство же среди них - ветераны совсем других войн, но общность пролетарских интересов держит их всех вместе. Году в 1996 газеты писали, что они объдинили усилия и организовали "марш на Вашингтон", я видел фотографию: толпа этих сталинских орлов в военных мундирах уже несуществующего тогда совка, взявшись за руки, бодро, решительно под гармошку движется по моллу столицы США в направлении Конгресса. Так близко к сердцу мирового капитализма не удавалось прорваться даже самому Сталину!

По вечерам, когда семья собиралась за обеденным столом, Яша устраивал им всем разбор полётов, и показывал, кто в доме хозяин. "Без этого нельзя" - объяснил он как-то своим партнёрам по козлу в ответ на их робкие намёки. Из раскрытых летом окон его, расположенного на первом этаже, апартмента часто разносился громкий, пьяный мат, приводивший в трепет ухоженных американских старушек, прогуливавшихся вечерами по аккуратным бетонным дорожкам, окруженным заботливо посажеными цветничками, тщательно подстриженными кустами душистого можжевельника и газоном. Они, естественно, регулярно стучали жившему в самом апартменте менеджеру, отставному армейскому капитану, который и сам прекрасно знал о допущенной им ошибке - опрометчивом разрешении поселиться в тихом и уютном месте такому буйному и безработному жильцу - это подрывало репутацию апартмента. Но нерушимый принцип оплота свободы "мой дом - моя крепость" не позволял выселить Яшу всего-навсего за крики, раздававшиеся из этой крепости до 11 часов вечера.
.
Шум после 11 часов преследовался по всей строгости полицией. В нашем отсеке было 4 квартиры, мы и два брата - молодые арабские христианине, беженцы из Ливана жили на 2 этаже, на первом этаже прямо под арабами жил Яша. Неженатые арабы каждый вечер устраивали шумные "провокации" (по словам Яши) - приводили многочисленных гостей и "занимались танцами живота". Вначале Яша по своей привычке попытался было их запугать словесно, но закалённые в боях ветераны Ливанской гражданской войны отразили натиск боевой единицы в составе одного русского еврея и спустили его с лестницы на глазах у собственной семьи. Яша оборзел от гнева и унижения и замыслил сложную "русскую" месть, в которой 7 русских бойцов под его руководством должны были "дать отпор" арабам. Когда Яша пришёл ко мне со своим планом, я понял, что он не знает ничего об американских законах. Дело было в вечер католического Рождества, которое наши соседи отмечали шумнее обычного, они пригласили столько народу, что в их апартменте стало жарко и они распахнули двойные двери. Тут и нас стал доставать их шум. Я позвонил в полицию, и через 5 минут к апартменту подъехали 2 полицейские машины. Мы с Яшей поочередно наблюдали в глазок моей двери замечательную сцену. Полицейские, мужчина и женщина, как в кино крались вдоль стен, вынув свои револьверы, нацеленные на открытую дверь арабского апартмента. Поднявшись на второй этаж, они принялись громко кричать, требуя ото всех находившихся в апартменте арабов лечь на пол. Когда те легли, полицейские крадучись вошли в апартмент и выключили музыку. Затем они выписали штраф за шум и собрались было уходить, когда один из арабов предложил им выпить по случаю праздника. Несмотря на их категорический отказ, он поднес бокал мужчине, под бокалом лежала купюра. Как он потом мне объяснил, именно так и давался бакшиш в Ливане. Заметив деньги, полиция арестовала этого брата и в наручниках повела наружу к машине. Опечаленные и недоумевающие арабы побежали вслед за полицией, демонстративно крестясь и повторяя "Кристмас, Кристиан", повидимому, расчитывая пробудить в ней чувство христианской солидарности. Но из этого ничего не вышло. Полиция честно исполнила свой долг и арабский шум у нас прекратился навсегда.

Однако, менеджер положил на Яшу глаз, многократно увеличенный добровольно шпионившими старушками, и многочисленные поводы посыпались, как из рога изобилия. Не буду перечислять всех Яшиных нарушений, упомяну лишь то, что для сокращения себе на 1 минуту дневного пути в соседний "Универсам", ночами он регулярно тратил минут 10 - 15, делая варварскую дыру в металлической сетке забора, окружавшего наш апартмент. Менеджер, с той же регулярностью, аккуратно чинил эту дыру в своё рабочее время. Менеджер Джим был флегматичным, много повидавшим в жизни 70 - летним крепким мужчиной, он прекрасно знал, кто именно и когда делает ему эту безобразную дыру, через которую так легко было угнать велик у других жильцов. Надо сказать, что у Джима было много другой работы, ибо на его попечении находились три дюжины двухэтажных 8 квартирных домиков, набитых оборудованием, которое могло выйти из строя в любую минуту, бассейн, от которого приходилось гнать желавших искупаться на шарап обитателей негритянских гетто, регулярно навещавших своих несуществующих родственников (у нас не было ни одного негра, но они об этом не знали), борьба с мышами, муравьями, уборка территории, стрижка газонов, покраска, вывоз мусора, сбор платы, приём посетителей и проверяющих из городских служб, масса бумажной волокиты, так что заборная проблема была ему весьма некстати. Но Джим не хотел беспокоить полицию по пустякам, чтобы не портить статистики правонарушений во вверенном ему апартменте, что неизбежно сказалось бы на его рейтинге. Яше же до рейтингов не было никакого дела, да и, скорее всего, он вообще о такой ерунде не подозревал, ибо как он часто заявлял с гордостью и осуждением в адрес Америки - "У нас в Мелитополе такого не было". В Америке Яшу возмущало многое, например, узнав из русской прессы, что в Конгрессе США заседает гомик, не скрывающий своей "сексуальной ориентации", Яша пришел в неописуемый гнев, и стуча кулаком по доминошному столу грозился перед приятелями разорвать свои только что завязавшиеся отношения с Соединенными Штатами и уехать назад в Мелитополь, или в Израиль. Удержала его исключительно забота о детях.
.
Погубило Яшу сентиментальное желание, которое сродни желанию вернуть утраченную молодость, - сделать так, "чтобы всё было, как у нас в Мелитополе", где он был большим человеком в своём кругу. В Мелитополе у Яши была кошка, и он завел себе похожую кошку в Америке. Нарушив тем самым писаный контракт с лендлордом. Яша, как и любой "вновьприбывший русский" перед въездом подписывал контракт, не читая. Другого выхода у нас и не было потому, что этот контракт представлял собой 5 страниц огромного (так называемого легального) формата, заполненных текстом, напечатаным мельчайшим шрифтом, серой краской на серой же бумаге (чтобы затруднить чтение), на средневековом диалекте английского, изобилующем французскими и латинскими юридическими терминами, пережившими рабовладение и феодализм. Даже коренные американцы затрудняются читать и тем более понимать подобные документы, а у вновьприбывших русских английский если и есть, то и вовсе не ахти. Одним из пунктов контракта и был запрет на живность, дававший лендлорду право выселить нарушителя после первого же предупреждения. В том случае, однако, если жилец не опротестует это решение в суде в отведенный законом срок; в Америке все окончательные решения принимает суд (это как райком в старом совке).
.
Заведя кошку, Яша и не подумал скрывать своей любви к животному, не подозревая, что она, как и всякая любовь, может иметь пагубные последствия. Напротив, любовь эту он афишировал; выводя кошку погулять, садился забивать козла с другими русскими и привязывал её поводок к стоявшему в центре нашего газона железному столбику с табличкой, где было написано английскими буквами "На территории этого апартмента животные запрещены". Добрые люди предупреждали Яшу, что никто во всем апартменте, кроме слепой старухи, нуждавшейся в собаке-поводыре, не держал животных, но у неё была законная отговорка. Однако Яша, убаюканный серией легких Американских побед (вышибание велфера, возможность не работая жить лучше, чем в Мелитополе, падение СССР и Ирака, которые он приписывал своей предусмотрительности, и дыра в заборе) не слушал ничьих советов.
.
Менеджер долго ждал своего часа, и ударил наверняка. Он положил Яше в почтовый ящик письменное предупреждение, дававшее ровно одну неделю на устранение кошачьего непорядка, на которое Яша не обратил, как обычно, никакого внимания, ибо оно было тоже писано по-английски. К кошке Яша относился как к члену семьи, то есть строго, и однажды имел неосторожность наказать её за то, что она нагадила ему на ковёр - ценную память о далеком Мелитополе.

Яша выбросил орущее от испуга и боли, раскоряченное, недоумевающее животное за хвост через окно, что увидели вездесущие американки, сочувствующие идеалам общества защиты этих самых животных. Против Яши началось дело. Первым ударом было то, что за нарушение целой кучи постановлений (не зарегистрировал кошку в горотделе по контролю за животными, не сделал ей обязательных прививок, не купил и не надел на кошку обязательной бирки с ее именем и регистрационным номером и многое другое), полиция города наложила на Яшу сразу несколько штрафов. Сумма этих штрафов превзошла двухнедельный заработок его жены - единственного работающего члена семьи.
.
В самый разгар этой катавасии, явился шериф с подручными выселять Яшину семью из апартмента, поскольку Яша упустил данный ему законом шанс оспорить решение лендлорда в суде в отведенное законом же время. Выселили Яшу очень споро, вынесли всю мебель на газон, забрали ключи и дали ему 4 часа на её увоз, в противном случае шериф мог её забрать в хранилище и заставить Яшу платить по 50 долларов в день за пользование оным. А через месяц продать всё с аукциона. У Яши был только один выход - он перевёз семью в отель и уговорил сердобольных соседей приютить его мебелишку на денёк. "Денёк" этот растянулся надолго.
.
Дело в том, что когда новый иммигрант въезжает в Америку, его криминальная и кредитная история чисты, как слеза младенца. Яшина же история быстро обрастала мрачными деталями. Очень скоро Яша узнал, что снять апартмент в хорошем месте ему больше не удастся, никакой лендлорд не желал иметь дела с подобными постояльцами. Счёт за пребывание в отеле намного превосходил относительно скромную плату за апартмент, не говоря уже об отсутствии ставших привычными таких бесплатных коммунальных удобств, как стиральная и сушильная машины. Яша по русской привычке хотел было заявиться в "свой старый" апартмент втихаря вечерком и сделать постирушку на халяву, но его визита "ждали", он был схвачен в процессе изготовления дыры в заборе, и провел познавательную ночь в каталажке со всяким сбродом, что положило начало росту его английского словарного запаса.
.
Венцом Яшиных злоключений стала попытка избавиться от родной кошки. Дело в том, что держать кошку в отеле тоже было нельзя. Поэтому Яша просто выбросил её ночью в кусты, но кошка уже по своему привязалась к нему и вернулась. Тогда Яша решил увезти её подальше от отеля. Он посадил кошку в машину и, плохо зная дорогу в новом месте, попытался въехать во фривей через выход, нарушая все мыслимые правила. Какая-то сердобольная американка, ехавшая навстречу, помигала ему фарами, он не понял почему, но остановил свою машину и вышел, она подумав, что ему нужна помощь, тоже остановилась и опустила стекло. Подойдя к её машине, Яша попытался жестами объясниться с аборигенкой, она же, испугавшись его по-русски неухоженного вида, грозного, неулыбающегося лица и резкого запаха чеснока - надежного средства от всех болезней, попыталась было закрыть окно машины. Яша же не мог прекратить диалог, не объяснившись до конца, таков был его жизненный принцип, он схватил эту женщину за руку и полез головой в окно её машины, зная по опыту, что никакая женщина не сможет устоять перед его аргументацией на близком расстоянии.
.
Тут-то его и застукал полицейский, надел ему наручники и отвез в участок, где выяснилось, что Яша - злостный нарушитель уже многих законов. Напуганный до смерти Яша на вопрос: "Зачем Вы поехали против движения на кирпич?" честно заявил, что хотел избавиться от кошки. Что и было занесено в протокол. Ему дали сразу три тикета за кирпич, за приставание к даме против ее воли в общественном месте, и за попытку незаконно избавиться от кошки. Угадайте - за какое из этих трёх нарушений полагался самый большой штраф? Яшу предупредили, что попытки бросать животных у нас преследуются по закону.

Понятно, что Яша возвращался в отель в весьма расстроеных чувствах, что и объясняет факт игнорирования им случайного светофора. Получив ещё один тикет, Яша установил абсолютный рекорд нашей русской резервации по количеству тикетов за один день. Но серия неудач не сломила Яшу - советская закалка приучила его не сдаваться судьбе, и он всёж-таки завёз кошку в чёрное сердце Детройта и бросил её там одну.

Недаром говорят, что у кошки 9 жизней, эта кошка сумела добраться до нашего апартмента, но по дороге бедняга попала лапкой под машину и жалобно мяучила у входа. Такого зрелища не могли вынести добрые американские сердца, и кошку быстро пристроили в хорошие руки. Но история попала в газету, Яшу арестовали и судили, припомнив ему тот злосчастный протокол, где он столь опрометчиво изложил свой чёрный замысел. Менеджер, опрошенный на суде в качестве свидетеля морального облика, дал Яше убедительную негативную характеристику, подтвержденную тщательно задокументированными фактами. Взять с Яши было нечего, его лишь опять оштрафовали и дали условный срок, но сам факт осуждения оказался серьёзным наказанием, последствия которого Яше пришлось ощущать и осознавать следующие 10 лет. Он попал в пресловутый "чёрный список", ни кредитной карты, ни приличного апартмента или работы лицу из такого списка не найти. Яша был вынужден снять апартмент в чёрном гетто Детройта, где его несколько раз ограбили, унося при этом всю наличность, ибо кредитной карты у Яши не могло быть.

Доллар - лучший воспитатель, он заставляет человека крутиться. Яша быстро нашел себе работу в Детройтском ресторане. Русской среды в Детройте нет, как и русского телевидения, поэтому разговорный английский язык у Яши пошёл быстро. Уже через год он мог бегло изъясняться на "ибаниксе" - жаргоне негритянского гетто, используя весь лексикон и интонации.
.
Урок этот пошел впрок многим нашим иммигрантам - к животным мы относимся бережно. Когда мы купили нашу "американскую мечту" - первый дом, встал вопрос и о животном - наша маленькая дочка очень хотела свою живность. Кошка или собака? Я люблю кошек, у меня в детстве была кошка - Барсик, и после свадьбы мы в России завели кота Базилио, но жена хотела собаку. Вопрос решил случай, наша знакомая взяла котёнка, на которого у ее приятеля оказалась аллергия, и нам было предложено на него взглянуть "просто так". Месячный пушистый белый комочек нас пленил. Он медленно, вразвалку, потягиваясь спросонок, обошел вокруг моей ноги, тщательно обнюхал ботинок, поднялся на задние лапки и, играясь, залез в брючину. Нам сказали, что это кошечка и дочка выбрала ей ласковое женское имя Муся, ассоциируемое ею со знакомым английским словом Муза. Мой вариант - Кыся - был отвергнут.
.
Тут-то и началась американская действительность: регистрация, ветеринар, прививки, специальная еда, и выяснилось, что это кот, а не кошка, что его надо кастрировать и удалять когти (в России мы никогда такого варварства не допускали). В довершение, кот оказался альбиносом и часто болел в детстве. Его рвало на ковры и диваны, его волосы были повсюду и аллергию он вызывал не только у своих прежних хозяев, но и у нескольких наших друзей, которые поневоле стали избегать наш дом. Но ничего не поделаешь, взял - держи. Мы живем с ним уже 11 лет и очень привязались друг к другу.

Муся - очень ласковый и деликатный зверёк, любящий игры, забавы и обнюхивание обуви. Он пьянеет рядом с новыми ботинками. Когда он был ещё совсем маленьким, несколько раз он пытался лежа на моём локте, сосать мою "грудь", оставляя на рубашке мокрое пятно. Делал он это жадно и торопливо, жмурясь, урча, пихаясь и когтя меня всеми четырьмя лапками, хотя я его и не тревожил, мне было забавно вновь ощутить "отцовские чувства". С тех пор я ещё больше зауважал кошек, ведь их когтят сразу несколько таких котят, какой же надо обладать выдержкой! Когда я писал ночами под лампочкой (ещё в докомпьютерную эру), Муся нагло забирался на стол и урча ложился поверх бумаги, требуя внимания, мне не хотелось его гонять и некоторые неофициальные письма я написал обходя его тельце по контуру, получались забавные послания. Но с клавы я его безжалостно гоняю, вот и сейчас он валяется в кресле рядом со мной и дремлет, повернув ко мне чуткое розовое ушко.
.
Про Мусю я могу травить байки без конца, например, про то, как он навострился включать телик, когда никого нет дома. Но расскажу тут лишь историю, про одно из моих столкновений с американским законом. Дело было так, приехал я с работы поздно, часов в 9 вечера (случился аврал) и узнал, что кот болен серьёзно, не ест, имеет жалкий вид, и его рвёт. Наскоро поужинав, я посадил его в клетку и повёз в круглосуточный ветеринарный госпиталь. Клеткой мы пользуемся при перевозках потому, что Муся - трус. Когда я впервые попытался его везти в машине, усадив к себе на колени, он испугался шума мотора, вырвался и забился между моей ногой и педалями. Езда не задалась).
.
Подъехал к госпиталю я уже за 10, вся парковка была пуста, я поставил машину у самого входа, поближе к дверному фонарю, носом к стене. Госпиталь представлял собою одноэтажный бетонный барак, крашеный светло-голубой краской, с узкой лентой окон, расположенных выше человеческого роста, чтобы любители животных снаружи не могли увидеть каким мучениям подвергают их лучших друзей внутри. Вынув клетку с котом, я позвонил, открылась тяжелая толстая металлическая дверь с маленьким зарешеченным смотровым оконцем, я вошёл и началось лечение. Пока кота лечили, я прикорнул в приемной на кожаном диванчике, надо сказать, что в первые иммигрантские годы спать мне удавалось мало, дни были очень длинные и разнообразные. Поэтому я спал на ходу, как солдат, сядешь бывало, и если нет дела, тут же и уснёшь. Но всему наступает конец, меня разбудили, потормошив за плечо, и выдали кота, который был мне так рад, что я понял - ему там досталось. Заплатив, я посадил Мусю обратно в клетку и, выйдя на мрачную после яркого госпитального света парковку, направился к водительской двери, обходя свою машину сзади. Вдруг, боковым зрением я заметил, что ко мне из темноты медленно и бесшумно катится тёмный большой седан с выключенными фарами и мотором. Из открытых окон седана ярко фосфоресцировали в ночи белки нескольких негритянских глаз.
.
Я сразу смекнул, что дело пахнет керосином, но, поскольку подобные ситуации продумываю заранее, был готов и решение принял мгновенно. В те годы я ещё не был гражданином США, и за уголовное преступление меня могли бы выслать из страны, о чём недвусмысленно предупредил юрист. Поэтому мне нельзя было выходить за рамки "необходимой обороны". В газетах, по радио и ТВ в те годы живо обсуждалось дело одного Нью-Йоркского программиста - Бернарда Геца, который застрелил в подземке нескольких негров, пытавшихся его ограбить, а одного из них сделал инвалидом. На суде всплыли факты из прошлого этого программиста, его, оказывается, несколько раз уже грабили в подземке, но полиция не смогла его защитить ни разу. Напавшие негры оказались бандитами со стажем. Первый (уголовный) суд оправдал программиста, но затем был второй суд (гражданский), присудивший выжившему негру-инвалиду 50 миллионов из-за того, что программист не имел права на ношение оружия в подземке. Как негражданин США, я вообще не имел права на ношение оружия вне своего дома, но негры-то этого не знали. Вот какие мысли моментально прокрутились в моей голове.
.
Негритянская машина подъехала вплотную к моей и остановилась, блокируя мне возможность дать задний ход. Открывая свою дверь, я сделал их водителю жест рукой, прося освободить мне проезд, на что он доходчиво ответил мне известным международным жестом, задрав свой средний пальчик. Я увидел, что их в машине четверо. Сидевший рядом с водителем худой и длинный шкет в необъятных штанах и бейсбольной кепке набекрень, вылез из машины и развязной танцующей походкой, модной у негритянской молодежи, почапал к двери госпиталя проверить, не глядит ли кто в смотровое окошко. Тем временем, я поставил клетку с котом на пол между сиденьями, сел, завёл мотор, запер двери, включил свет в своем салоне, открыл перчаточный отсек и сделал вид, что вынул оттуда кое-что. Пусть теперь негры гадают, есть у меня пистолет или нет. Свет в салоне я сразу же погасил.
.
Затем я медленно подал машину вперед впритык к стене госпиталя, до которой было около метра (я стараюсь не парковаться у стен вплотную, там всегда мусор и могут быть гвозди). Поставив трансмиссию на заднюю передачу, я поглядел в зеркало и увидел, что ставший у двери госпиталя на шухере шкет делает своим приглашающий жест, что всё, мол, чисто, и они начинают открывать дверцы своей машины, готовясь вылезать.

Тут я переключаю фары на дальний бой, и светло-голубая стена госпиталя внезапно загорается видимым издалека зловещим огнём. Жму на газ, не отпуская тормоза, мой мотор дико взрёвывает, давлю на гудок и не отпускаю его; ошалевший от шума кот начинает испускать вой ужаса в своей клетке. Возникшая светомузыка явно не вписывалась в предусмотренный моими неграми сценарий, от неожиданного шума они замешкались и замерли с полуоткрытыми дверями. Я отпускаю тормоз и на полном форсаже тараню задним бампером обе их двери со стороны водителя, они с треском захлопываются, вминаются и намертво заклиниваюся. При этом их машина накренивается и её левые колёса отрываются от земли. Через открытые окна я слышу крики негров, но слов не разбираю из-за протяжного воя кота. Затем я подаю вперед к стене и повторяю таран. После каждого тарана их машина немного отодвигается от стены, и я выигрываю драгоценное расстояние для поворотного манёвра. Когда я пошел на третий таран, негры не выдержали. Сидевшая на заднем сидении пара выбросилась из неповрежденной пассажирской задней двери, шкет на шухере растаял в ночи, а водитель попытался, было, удрать на машине. Он погнал её через низкие разградительные бетонные блоки парковки, гробя подвески, конвёртер и выхлопную трубу - машина прыгала, как лягушка. Увидев это, я понял, что она - краденая, свою так никто гробить не стал бы. Когда машина допрыгалась до кювета, водитель не справился с управлением и завалил её набок, после чего лихорадочно вылез и тоже удрал.
.
Я не стал искушать судьбу и вновь заходить в госпиталь, чтобы позвонить в полицию, а сходу поехал домой, всю дорогу озираясь назад, поскольку акустический спектр, переменный тон и интенсивность Мусиного дикого воя совпадали с полицейской сиреной. Я подозреваю, что изобретатель этой сирены был ценителем кошачьего вокала. Особенно сильно я нервничал, останавливаясь на красный свет, боясь, что какой-нибудь друг животных, сидящий в соседней машине, услышит мою "сирену", и начнутся неприятности, подобные Яшиным. Но, как только мы въехали в наш микрорайон, Муся затих. Как он сумел определить свое местонахождение ночью, сидя в клетке, внутри движущейся машины, остается для меня одной из загадок, которыми не устают удивлять нас коты. Войдя в дом, я сразу освободил Мусю - было видно, как в нём борются желание приласкаться и страх подойти ко мне, поскольку я стоял возле клетки. Он переминался на лапах, что-то мявкал, заглядывал мне в глаза, задрав голову и хвост, но держал метровую дистанцию, пока я не унёс клетку в подвал. Вернувшись, я увидел идиллию - Муся урчал и грелся в центре внимания всей семьи, как ребёнок. Дочка в пижамке выскочила из своей спаленки и обнималась с ним, жена обнимала их обоих, все были счастливы, я тоже присоединился ...

Я сразу же позвонил своему юристу и получил несколько ценных советов, главным был совет не рассказывать полиции о том, что я видел, как негры открыли дверцы машины до моего тарана. Это давало мне возможность утверждать, что если они и получили травмы от удара дверью, то я этого не видел и, следовательно, с моей стороны не было злого умысла. Затем я позвонил в полицию и сделал "устный рапорт" об инциденте. К моему облегчению, полицейский отнёсся к рассказу с пониманием и одобрением, он сказал: "Вы поступили правильно, надо уметь прислушиваться к своим инстинктам". Когда я предложил лично приехать в участок, он сказал, что дело терпит до утра. В письменном заявлении не было нужды, поскольку все телефонные звонки в полицию автоматически записываются на магнитофон и принимаются судами наравне с письменными протоколами. В 7:30 утра мне позвонили из полиции и сказали, что если я не смогу помочь им опознать, или сделать фотороботы налетчиков, то можно вообще не приезжать, они нашли эту машину в кювете, и она, естественно, была угнана. Я спросил, могут ли меня наказать за ущерб нанесенный мною угнанному БМВ. Полицейский рассмеялся и предположил, что хозяин наверное меня поблагодарит, ибо, скорее всего, его БМВ ушел бы без следа на запчасти, если бы воры его не бросили.
.
На всякий случай я опять позвонил юристу и спросил, могут ли меня судить, если вдруг выяснится, что вминая дверцы машины, я сломал налетчику ногу или руку? Юрист хмыкнул и сказал, что хотя мой вопрос из области фантазий, поскольку налетчики сумели уйти на своих двоих, но судить, конечно, можно любого, и за что угодно. Поскольку никто, кроме меня, не сделал заявлений об этом инциденте, я автоматически становился "потерпевшим". Обошлось.
.
Когда я рассказал эту историю на работе, коллеги некоторое время звали меня в шутку "русским террористом".
.
Кот выздоровел и с тех пор почти не болеет - я думаю, что воспоминания о посещении госпиталя заставляют его внимательно относиться к диете и заботам о собственном здоровьи домашними средствами.
.
___________________________________________________
Русско-Эмигрантский Словарик:
.
Апартмент - отдельная квартира или жилой комплекс, в котором можно купить или снять квартиру.
.
Вэлфер - американская система государственной социальной помощи бедным, безработным, больным и старикам, и примазавшемуся жулью. Бюджет Вэлфера - главная статья правительственных расходов, он превосходит бюджет Пентагона во много раз и никогда не сокращался, в отличие от последнего.
.
Лэндлорд - хозяин земельной собственности.
.
Русский - любой прибывший из совка в США индивидуум (Пример. - "Вы знаете Рабиновичей?" - "Это каких? Если тех, у кого девочка Сара, то они - русские, а если мальчик Абрам - то американцы").
.
По-русски - прямолинейно, без учёта местных норм, здравого смысла, или законов. (Примеры. Он перешёл улицу по-русски, и получил штраф. Она пожадничала, наняла русских грузчиков и они внесли ей мебель по-русски. Ну, мебель ей в магазине обменяли, но стены пришлось покрасить.)
.
Тикет - квитанция о штрафе, выдаваемая полицейским нарушителю правил дорожного движения в случае мелких нарушений. Оплатить тикет можно только в суде. Попытка дать взятку, или "заплатить" штраф полицейскому кончается арестом на месте.
.
Устроиться - найти работу или сесть на вэлфер. (Пример. - "Вы слышали, Яша уже устроился" - "Он нашел работу?" - "Пока нет").
.
Фривэй - скоростное, многорядное шоссе без перекрёстков и светофоров. Все дорожные развязки там выполнены в виде мостов или туннелей.

Почитайте мою гостевую книгу
Сделайте запись в моей гостевой книге