"Граждане! При артобстрелах эта сторона улицы наиболее опасна!"
Объявление на одной из улиц С.-Петербурга.

Русская культура устроена так, что на любую тему в ее рамках можно нагородить невесть сколько многозначительной чуши, которую потом, чего доброго, еще объявят, не к ночи будь помянута, "литературой". Это факт, который не требует особых доказательств, однако я сам готов продемонстрировать такую особенность национальной психологии. Ведь бывает же - привяжется какое-нибудь слово, выражение, музыкальный мотив, и ты безуспешно пытаешься от него отделаться по нескольку часов. Я думаю, это происходит неспроста. По крайней мере, полезно сесть и одним махом вывалить все, что ты думаешь по поводу слова, выражения, музыкального мотива, собачьего экскремента, в который только что наступил, и прочих навязчивых идей внешнего мира, России. Русский язык позволяет отделаться от их власти путем рассуждений-заклинаний. Выскажи все. И явление сникнет, исчезнет, испарится. Утонет в словах заклинателя.

В этом и состоит, видимо, один из терапевтических эффектов пьяных бесед "за жизнь" (впрочем, упомянутый одесский вариант русского языка не обладает столь чудодейственными свойствами, что отчасти подтверждается печальной судьбой "одесской литературы"; скажем, ильфопетровские романы мир не изменили, оставшись языком ради языка - хоть их и вспоминают). Хаос бытия увеличивается. Обрывки слов наполняют мир, и предметам в нем уже места не остается. Как утверждал один философствующий кавказский шарлатан времен заката перестройки, каждое сказанное слово порождает "тонкий интеллигибельный предмет", который начинает невидимо существовать в нашем мире. В этом что-то есть, ибо смешно. Мне так и представляется метро "Курская" в час пик, где над головой толпы весело летят "тонкие предметы", которые в обычной жизни мы называем словами из трех, пяти и более букв. Летят и не падают.

Переизбыток же упомянутых сущностей в и без того спертом московском воздухе приводит к тому, что сама столица начинает походить на то место, где этих предметов много - то есть, в большинстве случаев, на гарнизонный сортир в "момент массовой оправки".

На вернисажах и просмотрах фильмов в ту же самую эпоху заката перестройки воздух был так переполнен словом "духовность", что становилось тошно (Горби, по слухам, говорил четко и емко: "Пердуха!"). Ведь никто не знает, что такое духовность на самом деле. Я понимаю ее так - это нечто из арсенала позднего манихейства. Духовность есть религиозная практика отрыва духа от тела. Дух путешествует в высших эонах, а тело бродит само по себе, как неприкаянный упырь, кусается, пишет злые статьи, подписывает президентские воззвания и требует гадину раздавить... А душа парит в высоте, и все творимое телом ей глубоко по хрену. В этом и состоит духовность.

Но продолжим о более конкретных материях.... Поговорим об окне....

Сама идея этой заметки возникла после прочитанной у какого-то очередного бесноватого фольк-хисторика (по-моему, Бушкова) фразы о том, что "Петр прорубил окно в Европу... Нормальный царь построил бы дверь".

О, я знаю, что царь Питер был психом и дураком. Тут я с Бушковым согласен. Но в данном случае я вынужден встать на его защиту. Питер Халексуич Романофф был в этом действии вполне русским человеком, ибо идея ОКНА есть самая что ни на есть русская идея. Ибо "посмотреть" - с давних пор истинно русский подход.

Если бы царь Питер строил дверь, это было бы неоригинально. Поскольку даже в конце 17 в. дверь у России была. Страна вполне нормально поддерживала отношения с Европой "посуху", через гниющую Речь Посполиту (польский Маршак - Владислав Бэлза - писал примерно об этом периоде истории Польши в стихах для школяров: "и когда была поднята последняя пьяная чаша, на дне ее кипела кровь...." ). Но чего-то не хватало. Хлеб был, зрелищ не было. Хотелось чего-нибудь отмочить. Как говорили в советской школе - "дай посмотреть!" - и потом отбирали напрочь.

И Питер отмочил. Устроил войну, "изобрел" флот, потом начал строить Санкт-Питербурх... Окно в Европу.. .

К самому городу Питербурху у меня претензий нет. Он мне даже нравится. По крайней мере, выглядит лучше Берлина. Я говорю о "Петербурге" как культурном явлении в русском сознании. О русской культуре как культуре "второстепенности" и "заимствований".

Отсюда, с петровского шизоплотничанья, все и началось. Смысл окна, как известно, в том, чтобы в него СМОТРЕТЬ. В дверь же ВХОДЯТ и ВЫХОДЯТ. В этом РАЗНИЦА. В этом и скрытый фрейдизм, если быть честным.

Петр объявил, что надо смотреть. Что ходить в дверь не стоит, а ходить надо в ведро. Но нужно при этом глядеть, измерять видимые в окне строения, повторять их, ежели получится. Кроме того, царь-идиот считал, что все это на время, лет на тридцать - а потом руководимая им страна покажет Европе в окно большую голую задницу.

Итак, идея Петра нам ясна. Посмотреть немного в ихнюю жизнь через окошко и устроить сеанс безопасного эксгибицонизма (благо, между европами и русями вставлен бычий пузырь, играющий роль, как минимум, противозачаточного средства).

Вскоре страна, и в самом деле, осторожно повернулась к Европе задом. Но нация уже привыкла глядеть, и на заднице волшебным образом выросли подслеповатые и близорукие ГЛАЗА.

Это и была русская интеллигенция. Соль земли русской, надежда ее и слава. Про которую пишет в НГ старый хрен Евтушенко...

Блок впоследствии пугал Европу "азиатской рожей" скифской России. То есть ее нормальным лицом, о котором все давно забыли. Европа считала, что анальное отверстие есть рот, над которым торчат больные гноящиеся глазки в чеховском пенсне. Нос же отсутствует из научных соображений, поскольку на задницах носы не растут. Однако рациональная европейская наука сочла это результатом незалеченного сифилиса.

Отсюда и берет начало презрительное отношение европейцев к нам. За что уважать вечно вонючую, плоскую, оплывшую легким жиром розовую рожу в пенсне, которая задумчивым взглядом маразматика уставилась в Елисейские поля?

Дело глазастой жопы было простым - пялиться в окно и сообщать, что там, у соседей, видно, и насколько мы от них отстали. Несомненно, скифские острые глаза полумонголоида увидели бы там больше, а многое оценили бы здоровее. Но тогда наша культура стала бы иной.

Глядишь, и полковник III отделения Достоевский бы тогда писал манифесты о взятии Царьграда. И журналист Толстой промышлял бы фельетонами о вреде курения опиума. Пушкин остался бы в истории автором огромного романа в стихах "Клеветникам России". Гоголь сидел бы себе в Афонском монастыре, привлекая тысячи паломников. Констанин Леонтьев был бы министром пропаганды. Западная граница Руси проходила бы по Рейну, и там жестокие и справедливые богатыри с аванпостов сажали на кол немецких еретиков.

Но нет. Русская культура припала всем телом к окну. Так она и пялится туда по сей день, не моя давно испачканный бычий свой пузырь.

Окно в русской культуре многозначительно. "В соседнем доме окна желты" - писал Блок, которому свет в окне казался ложью и извращением, а привычной была темень бычьего пузыря. На окне, пытаясь взлететь, тужится и прижимает колени к груди Наташа Ростова - безрезультатно, естественно. Всеми окнами обращен в овраг Дом из песни Высоцкого - именно так поэт воспринимает привычную нашу темноту.

Консервативно-революционный поэт Мандельштам предлагал свое решение - слиться с "океаном без окна, веществом". Нечто подобное учинили большевики, которые слабо разбирались в русской анатомии. Они постоянно путали лицо и задницу, били то в одно, то в другое место. Результат - одно стало похоже на другое, и теперь лицо от жопы можно отличить только по наличию носа. Таким образом, гнев "безоконного океана" направлен именно на нос, в основном длинный. Вот и вся тайна русского антисемитизма.

Мы знаем, что анатомические снимки утрачены. Окно заплыло грязью. Задница продолжает смотреть и вещать истины.

И выхода нет.

Но есть зато способ.

Взять топор и прорубить другое окно. С другой стороны - из Европы в Россию. Мы, те, кто знает ИСТИНУ, сделаем это. И на Россию будем смотреть мы. То есть Истинно Русские.

Те, кто обладает Знанием и умеет держать Большой Топор. Рядом с которым Истинная Русь.

Нам предстоит расправиться с милыми метфорами запузырной жизни. Треснуть интеллигента по башке зеркалом русской революции. Красну девицу с панели опрыскать белилами из баллончика. Новому русскому приклеить бороду и морщины, сделать обрезание и заставить играть в шахматы.

И впереди у нас самое главное. Впереди у нас врачебная операция.

Набив руку на прорубании окна, мы должны занести Топор для окончательного лечения. О, как это прекрасно! Удалить глаза с задницы путем хирургического вмешательства! Перестать считать ее лицом.

И на улицах нашего Антипетербурга (на том же самом месте) будут с утра до вечера сечь Музу, а поэт, проходя мимо, вяло пробормочет: "Пейзанке я сказал - гляди! Она тебе даже не родственница..."

И будет у нас два окна - одно туда, другое обратно. И чистая задница после пластической операции. И электрифицированная дверь.

Жаль только, жить в эту пору прекрасную, уж не придется ни мне, ни тебе...

Папа Халкидий
Варшава, январь 2000.

Приложение

Игнатий Лебядкин

ИЗОБРЕТЕНИЕ ФЛОТА
Поэма

Царь Питер, всю ночь усы в различные стороны света топоря,
Творил, выдумывал, пробовал, хотел выволочиться из кишок,
Но утром понял кормилец: нам для счастия нужно море,
И придется вновь совершить очередной царский грешок.

Рядом воняет Рига - да на черта нам Рига,
Когда в ней есть немцы, и нам от этого пользы на грош,
Будет опять война, проедет по площади императорская квадрига,
И жалкий раскольник из бородёнки вычешет вошь.

Но славные мудрецы в Европе давно доказали,
Что истина скрыта в море, что нужно плавать, и вот,
Мы понять способны всякое, и нам открываются дали
Мы вознесем свою правду, мы изобретаем флот!

А после этого - счастье, до самых пределов вселенной,
Там, где мучаются америки без бостонского чая от холодов,
На морях обоснуемся, выставим пушки, солома-сено,
И каждый понявший правду к великому сражению будет готов.

Вперед, стоеросые! Воткните мачты в бушприты,
Это сейчас пригодится, а это - потом,
Мы верим в свое величие, и прошлому сделаны квиты
Наш флот - это крыша, под которой Великий Дом.

Мы скоро построим парусник на малярийных болотах,
Подобен Риму, он разгонит русский "маль ар",
И ничего у нас не будет, кроме великого флота,
Пусть мачта от древности стонет, а император не стар,

Зато вдали горизонты, к которым спешить положено,
Пусть все расползается в хаос - мы будем вас всех лечить!
Уберись от моего окна, азиатская наглая рожа!
Отныне разорвана мною судьбы дурацкая нить...

И вот уже кусками островов разбросаны в пустынях архипелаги,
По вечной Руси на корабле интеллигентском, пену вздымая из края в край,
Клялись участники буффонады, кладя куски перчаток на эфес поломанной шпаги,
И выплыл на третий день из тумана бесноватый адмиратор Николай.

И все прекратилось, ибо став плюшевою игрушкой
Заткнув величественное течение императорских морей,
Был сбит он в провалы моря холостой корабельной пушкой,
И место у штурвалов иные заняли, которые всех добрых добрей

Однако ж не сим вождям стих по-родительски умиленный!
Нет, матросы, снуя по реям, песен восхитительных ждут,
В божественной пене вижу миллионы, пою миллионы!
Но не тех, которые пошлины платят, а которые строем идут...

Старик благороднейший, бородкой тряся в экстазе,
Плясал, изворачивался, и мачты смотрели вниз,
На этой земле последний свой срок доживают мрази,
О, дети тюрьмы и казармы, вы не получите выездных виз!

И вот под солнца вечным светом тряся алыми парусами,
Выходят на просторы суперброненосцы миру назло.
Вечна в мире только война, говорил Гераклит, и подтвердили Ганди со Свами,
На всех нас сие сентенцие приятное впечатление произвело!

Не тщитесь лгать, мудрецы, что в тазах плаваете, пересекая проливы!
Мы рождены с чистою кровью, мы стоим у начала времен,
Над нами шумят знамена, и сомкнуты каски в едином порыве...
Да, мы потеряли почву, но флот наш изобретен!

8 января 2000 г.