Из истории еврейского движения

      Госдепартамент США, был, по-видимому, не против поддержки преследуемых за "железным занавесом" меньшинств; это делали и украинцы, и немцы, и баптисты, и это укладывалось в концепцию "холодной войны".

      Люди "Натива", работая под дипломатическим прикрытием в израильских посольствах Москвы, Будапешта, Бухареста, Варшавы, входили в контакты с евреями и собирали адреса нуждающихся в помощи. "Натив" вел Генеральную картотеку и осуществлял текущую административную работу по составлению списков на получение посылок, закупке товаров, организации отправки посылок и контролю их доставки.

      Посылки, посылались через рассылочные фирмы, имевшие соответствующие лицензии Внешпосылторга. Часть посылок, финансируемых "Джойнтом", отправляли Движение Любавичских хасидов "Хабад", Объединение балтийских евреев в Великобритании и Всемирная Федерация евреев венгерского происхождения (Лондон). Маца, кошерное вино, этроги - нередко отправлялись от имени Главного раввината Израиля.

      Программа проводилась в обстановке секретности и потому, что предполагалось, что советские евреи могут пострадать, если будут открыто получать помощь от зарубежных организаций. Поэтому миллионные расходы в годовых отчетах "Джойнта" упоминались одной туманной строкой: "Расходы на географически не определенную транзитную помощь". "Натив" же вообще предпочитал держаться в тени. [17]

      Программа "Транзитная помощь" предназначалась для евреев всего социалистического лагеря. При этом доля средств, выделяемых на советских евреев, составлявших около 87% всех евреев Восточной Европы (по переписи 1959 г.), долгое время оставалась небольшой - 2.4% в 1955 г., 14% в 1961 г. В 1955 г. только 184 посылки были отправлены в СССР, в 1962 – 12,200 посылок. [18]

      Это происходило, например, потому что в Румынию, Венгрию и Польшу легче было доставить помощь, а также потому, что там легче было собирать адреса нуждавшихся. К тому же национализация частной собственности в Восточной Европе разорила многих евреев, и без того тяжело пострадавших от войны. Восстание в Венгрии (1956), новая волна реэмиграции Польских евреев из СССР, преследования сионистов в Румынии – все это создавало дополнительные материальные проблемы. Играла роль и боязнь советских евреев заводить какие-либо связи с заграницей, а также лоббирование западными и израильскими объединениями выходцев из восточной Европы интересов своих земляков, в то время как организаций выходцев из Советского Союза практически не было, не считая Хабада.

      Важным обстоятельством было и то, что советские евреи считались сильно ассимилированными и хорошо интегрированными в советское общество. Пока они оставались для Запада "евреями молчания" (по одноименной книге Эли Визеля), пока их собственный голос был не слышан, западные и израильские организации предпочитали помогать "настоящим" евреям с хорошо развитым национальным самосознанием, склонным к эмиграции в Израиль.

      Фамилии и адреса советских евреев прибывали вместе с эмигрировавшими из СССР польскими и румынскими евреями. Объединение Балтийских евреев собирало свои списки, которыми он делился с "Джойнтом", в то время как руководитель парижского офиса Хабада раввин Городецкий никому не показывал список своих клиентов. Люди "Натива" в Москве собирали свою долю, офисы "Джойнта" в Нью-Йорке, Париже и Женеве – свою.

      Работа по ведению картотеки, формированию и сверке списков на отправку была очень ответственной. Надо было еще вычищать из списков дубли, так как наиболее "настойчивые" родственники подавали адреса своих близких во все известные им организации, и по несколько раз, надеясь, очевидно, что так им пошлют больше посылок.

      К 1963 году в Главной картотеке было уже более 27 тыс. адресов советских евреев. В ней преобладали евреи территорий, присоединенных к СССР в ходе Второй мировой войны – Молдавии, Западной Украины, Закарпатья и Северной Буковины, Литвы и Латвии. Скажем, жители Черновцов в начале 60-х годов получали больше посылок, чем евреи Москвы и Ленинграда вместе взятые. [19]

      Очевидно, советизированные евреи больше боялись давать свои адреса для использования их за рубежом, да и программа ориентировалась на менее ассимилированных "западных" евреев. Кроме того, в западных районах было больше тех, кто не имел достаточного рабочего стажа для получения советской пенсии, больше религиозной публики, существовавшей на очень скромные доходы. И те, и другие нуждались в материальной помощи.

      Значение программы для советского еврейства в целом долго оставалось маргинальным. Многие москвичи, ленинградцы, свердловчане и горьковчане даже и не слышали об иностранных посылках, пока о них не начала писать советская печать. Однако если говорить об избранных группах, например, семьях арестованных и ссыльных сионистов, религиозных активистов, или нуждающиеся евреев Кишинева или Риги, то там эту помощь очень даже ощущали.

      В 1950-х и 60-х гг. в посылке мог быть отрез на костюм или пальто (тогда костюмы шили в ателье), свитер, шарф, женские чулки, пара обуви. Позже стали посылать нейлоновые рубашки, кремплен, джинсы, пальто, стеганные или из искусственного меха. Стоимость одной посылки для отправителя, включая все почтовые расходы, и приплаченные таможенные пошлины, составляла вначале 50 долларов, потом – 100, и в 70-е г. доросла до 200 долларов. Получатель, продав содержимое знакомым или через комиссионный магазин, мог в течение пары месяцев на вырученные деньги содержать семью из четырех человек. [20]

      Как свидетельствуют письма советских евреев, они были и рады заграничному подарку, и, одновременно, боялись быть обвиненными в связях с заграницей, в еврейском национализме, в "низкопоклонстве перед Западом", а то и в шпионаже. Те, кто без посылок обходиться не мог, преодолев страх, писали письма благодарности неведомому отправителю. Письма были чаще всего на идише, иногда на иврите или исковерканном русском языке, если их отправители с детства его не учили. Обращались они чаще всего абстрактно: "Мои братья", "Мой дорогой и далекий друг", " Дорогие евреи", или "Товарищ Динерман". Именем "Динерман и Ко" называлась лондонская рассылочная фирма, руководимая, к слову сказать, женщиной.

      Так, 82- летняя Шейне Лернер из Вильнюса писала на идише:

      "Дорогие, дорогие друзья, евреи,
(…) Я потеряла всю мою семью, и не могу больше работать. У меня пенсия – 16 рублей в месяц, за сына, погибшего на фронте. Это очень мало. Но, слава Богу, я получаю каждый год от вас подарок, так что у меня есть на Песах, и я могу протянуть целый год". [21]

      Нина Марковна Шуняй из Тбилиси думала, что посылки ей посылает далекий родственник, которого она не знает или забыла.

      "Мой далекий незнакомый, но близкий друг!
Пишу Вам из солнечного Тбилиси, из далекой Грузии. Я уже несколько раз получаю от Вас посылки и до сих пор не знаю, кого мне благодарить…"[22]

      Семья Мелман из Каменец-Подольска прислала редкое письмо на английском языке. В нем говорилось:

      "Дорогой товарищ Динерман,
Мы получили посылку в очень трудную для нас минуту. Мы хотим поблагодарить Вас горячо, от всей души. (…) Мой муж очень болен, но, может быть, он выздоровеет через год. Он был очень обрадован и взволнован вниманием, которое Вы нам уделили." [23]

      В этом простом на вид письме, видимо, содержится намек на тюремное заключение главы семьи ("очень болен, но через год может выздороветь"). Такое предположение возможно, учитывая тот факт, что сотни евреев были арестованы в начале шестидесятых годов за так называемые "экономические преступления" [24].

      Отношение советского правительства к посылкам из-за рубежа было амбивалентным. С одной стороны, посылки были выгодны и тем, что за них платили миллионы долларов пошлины и почтовых услуг, и тем, что содержавшиеся в них дефицитные потребительские товары пополняли скудный внутренний рынок СССР. С другой стороны, власти не хотели показывать, что кто-либо в советской стране нуждается в помощи, тем более в помощи Запада. [25] Не хотели также, чтобы образовывался слой советских людей, экономически независимый от государства. Пока же, в 1960-х годах большинство посылок успешно доставлялось. Главная причина этого, скорей всего, была в том, что группа Мотке Яная не жалела сил в борьбе за стопроцентную доставку, отслеживала каждую посылку, собирали уведомления о вручении и, в случаях недоставки, заполняла рекламации, требовала компенсации за пропажу. Ясно, что Москва не хотела постоянно конфликтовать с Международным Почтовым Союзом. Поэтому когда посылок стало больше, с ними стали бороться не запретами, а пропагандой в СМИ и индивидуальным давлением на получателей, чтобы те сами отказывались от подарков из-за рубежа.

      В марте 1964 г. многие советские газеты, от "Известий" до "Биробиджанер Штерн", [26] опубликовали серию "протестов" советских евреев "непрошеным благодетелям". Одно из них мы приводим здесь полностью.

      Дорогая редакция!
      У меня не хватает слов, чтобы выразить свое возмущение. Недавно я получил извещение о том, что какая-то благотворительная организация Израиля прислала мне посылку. Представляете, нашлись "благодетели"! Кто их просил? Ни я, ни моя жена Любовь Абрамовна, ни сын Сема и дочь Суя не нуждаемся в их "помощи". Больше того, вся наша семья оскорблена, потому что этой подачкой ущемлено наше человеческое достоинство.
      Вначале я лишь хотел отнести извещение на почту, чтобы посылку отправили туда, откуда она пришла. Но, узнав, что подобные посылки приходят в эти дни и другим гражданам еврейской национальности, я пришел к выводу, что это дело оставлять так нельзя.
      Я человек простой, беспартийный, к тому же не очень хорошо обучен грамоте. Но для того, чтобы ответить господам непрошенным "благодетелям", я считаю, и моего образования достаточно.
      Каждый человек, мало-мальски разбирающийся в том, что происходит сейчас в мире, хорошо понимает, какую цель преследуют отправители "благотворительных" посылок. Им нужно, чтобы мы обязательно взяли эту посылку с дешевыми "гостинцами" – килограммом мацы или какими-нибудь тряпками. А если взяли, значит мы бедные и несчастные, значит плохо живется нам в Стране Советов.
      Конечно, их меньше всего интересует подлинная жизнь евреев в Советском Союзе. Это ясно. Зато они озабочены тем, чтобы по возможности поддерживать дух "холодной войны". Ведь благотворительные посылки – это прямая провокация.
      Зря стараетесь, господа! Потому что трудящемуся еврею в СССР живется хорошо. Я, например, работаю мастером в швейном ателье. Мой месячный заработок – 100-110 рублей. К этому надо добавить 60-70 рублей, что получает дочь, которая работает копировщицей в проектном институте. Мы живем в новой, со всеми удобствами квартире. Мы сыты, одеты и обуты. Есть у нас все, что необходимо для культурной и обеспеченной жизни. И в вашей помощи, господа, моя семья не нуждается.
      А что касается "моральной поддержки", за которой я вижу стремление снова раздуть басню об антисемитизме в нашей стране, то напрасны все ваши потуги. Мы не в чем не ущемлены и являемся полноправными гражданами нашей страны. Мой сын Сема после окончания техникума работал несколько лет мастером производственного обучения в техническом училище. Сейчас он служит в армии и одновременно готовится поступать в институт. Очень уж хочет стать инженером. И станет. Потому что в нашей стране путь к вершинам знаний открыт каждому. Нынешним летом наша дочь окончит среднюю школу. Она тоже избрала себе специальность по душе – инженера-экономиста.
      Мне, пожилому человеку, хорошо помнится – такое вряд ли забудешь, как черносотенцы еще при царизме устраивали еврейские погромы в Кишиневе и других городах. Смотрю я, как сейчас живут в Советском Союзе трудящиеся евреи, и не нарадуюсь! И после всего этого хочется сказать господам непрошеным "благодетелям": напрасны ваши старания. Получите обратно свою посылку и избавьте нас от вашей
"заботы".

      К сему,
      Михаил Соломонович ШТИВЕЛЬМАН.
      Г. Кишинев. Ул. Школьная 12-в, кв. 2. [27]

      Безупречный русский язык и логика письма вынуждают нас усомниться в том, что его писал малограмотный портной, выросший в Румынии. Нет в письме и ответа на вопрос, как попал в израильскую благотворительную организацию адрес Штивельмана, если не от него самого. Зато можно угадать, почему он подписал письмо. Ведь его дети собираются поступать в институт, учиться на инженеров. А поступят ли они, если отец не подпишет?

      К письму добавлен пространный комментарий журналиста К. Файнгольда. Обычно советские журналисты-евреи пользовались русскими псевдонимами, но тут нужно было, чтобы именно еврей подписал. В комментарии повторяется, что у советских людей "собственная гордость", что благотворительные посылки "оскорбляют честь и достоинство советского человека", что его, советского человека, не купишь "подачками, "вроде килограмма мацы за 50 копеек или красивой тряпки" не "вышибить (так тексте – М.Б.) у него любовь и признательность к сионистской организации". Товарищ Файнгольд сообщал, что советские евреи гневно отказываются от этих "объедков с барского стола" и массово возвращают посылки отправителю.

      Рядом с письмом Штивельмана редакция поместила фотокопию заметки из израильской газеты "Лецте найес", в которой говорилось "о решении главного раввината Израиля организовать выпечку мацы в ночное время (читай: под покровом ночи) для засылки (в советском переводе использовано именно это "шпионское" слово, а не нейтральное отправка) в СССР".

      И аргументация, и словесные обороты, и задиристый стиль всех газетных публикаций были сходными, очевидно, списанными с образца, "рыбы", разосланной из Москвы. Часть "протестов" отсылались отправителям вместе с возвращаемыми посылками. Например, 28 марта 1964 г. гр. Эринштейн Ш. из города Сарны (Волынь) отправил свою посылку назад, фирме "Динерман" вместе со словами "глубокого возмущения по поводу бесцеремонных действий деятелей из сионистской организации".

      Ясно, что антипосылочная кампания устрашила не всех получателей. Нужда была сильнее страха. Уже после газетных публикаций в "Джойнт" пришло письмо из СССР, в котором говорилось:

      "Мне 56 лет, у меня двое детей, и я не могу работать из-за болезни. Пожалуйста, пришлите, что можете, этим детям. В час нужды дети обращаются к своим родителям. Вы - наши родители вместо тех, кто был уничтожен нацистами" (выделено мною – М. Б.). [28]

Часть 2. Помощь в борьбе за право на эмиграцию

      Новый этап программы "транзитная помощь" начался в 1967 году, после Шестидневной войны и советского разрыва дипломатических отношений с Израилем, когда чего "Натив" лишился преимуществ перед "Джойнтом" в контактах с советскими евреями. Зато начавшаяся эмиграция стала служить важнейшим источником новых адресов. В Вене каждый глава семейства интервьюировался представителем "Натива".

      Внимание руководителей программы "транзитной помощи" все больше приковывалось к Советскому Союзу, причем теперь к Москве и Ленинграду, которые стали центрами сионистского движения.

      Следует подчеркнуть, что не движение, возникшее в крупных городах, было вызвано политикой их предпочтения при распределении посылок, а распределение посылок поменялось вслед за смещением центров активности. В 1970 и 1971 гг. 100 тысяч евреев Молдавии получили соответственно 2174 и 1503 посылок, 37 тысяч евреев Латвии получили 2120 и 1631 посылок, 23 тысячи евреев Литвы 1692 и 1371 посылок. Каждая из этих республик получила больше посылок, чем 800-тысячное еврейское население РСФСР – 1102 посылок в 1970 г. и 1201 посылок в 1971 г. [29]

      Однако именно в эти годы, очевидно, вследствие ленинградских "самолетных" процессов баланс стал меняться в пользу Российской Федерации. Из приведенных выше данных мы видим, что между 1970 и 1971 гг. число посылок, отправленных в Литву, Латвию и Молдавию резко сокращается, а в Россию – немного растет. При этом общее число отправленных посылок сократилось в тот год на 19%. Очевидно, в "Нативе", где формировались посылочные списки, начали сознавать, что ставка на более ассимилированных, "восточных" евреев Москвы и Ленинграда, как на локомотив эмиграционного движения, более перспективна. Во всяком случае, из 865 денежных переводов "срочной помощи", отправленных в 1971 г., очевидно семьям, задетых "самолетными процессами", большая часть была послана в большие российские города.

      В 1969-70 гг. внимание руководителей программы "транзитная помощь" ненадолго обратилось к Грузии, где 18 семей подписали открытое письмо в ООН с просьбой о содействии репатриации в Израиль, [30] но уже в 1971 г. количество посланных туда посылок резко упало.

      Все же, и в 1978 году Черновцы получили 2867 посылок – в полтора раза больше, чем Москва (1948 посылок) или Ленинград (1857 посылок). Кишинев в том же году получил 3496 – в 1.8 раз больше, чем Москва. В Ригу было отправлено чуть меньше посылок, чем в Москву, но больше, чем в Ленинград. [31] Возможно, и эту гипотезу еще предстоит проверить, что в середине 70-х гг. диспропорция в распределении посылок снова была усилена из-за роста неширы, ведь москвичи и ленинградцы, выезжая из СССР, чаще предпочитали Америку Израилю, чем евреи Кишинева и Черновцов.

      В 1979 г. впервые Москва получила больше всех посылок, а Ленинград передвинулся на второе место. [32] Это произошло, быть может, из-за резко возросшего числа евреев, подававших документы на эмиграцию в Израиль в центральной России. Поскольку посылку во многих случаях стали отправлять вслед за вызовом, Черновцы, из которых многие к тому времени уехали в Израиль, уже не могли конкурировать. Тем не менее, и в 1979 г. "западные" евреи получали посылки чаще "восточных".

      В 1970-х годах, из программы социальной помощи "relief-in-transit" все более превращается в программу поддержки активистов еврейского национального движения в СССР, борьбы за эмиграцию, сионистского движения, религиозного возрождения, культурной деятельности. Центральная картотека с 1969 по 1976 г. выросла вдвое, с 50-ти до 100 тыс. семей, 80% которых нуждались в помощи. В среднем семья получала посылку раз в два года. Кроме фамилии и адреса, в картотеку заносилась информация о составе семьи, ее экономическом положении, здоровье членов, даты подачи заявлений на выезд и даты получения отказов. [33]

      В середине 70-х гг. до половины всех, получавших посылки, были уже кандидатами на эмиграцию. Руководители программы старались, но не могли отправлять посылку в каждую семью, подавшую заявление на выезд. Выезд стоил дорого: 500 рублей за отказ от гражданства, 300 рублей – выездная виза, 400 рублей – билет на самолет до Вены, всего 1,200 рублей на человека, не считая стоимости отправки багажа и платы за образование, когда она была. Очевидна, что посылка покрывала только часть стоимости выезда одного человека. Некоторые семьи, поняв закономерность, не подавали документы, пока не получали посылки. Но были и такие, которые заказывали вызовы, чтобы получить посылку, хотя никуда не собирались ехать.

      В середине 70-х годов реализация обычной посылки давала около 350 руб. дохода. Большие посылки отсылались отказникам, потерявшим работу в результате отказа, семьям узников Сиона. Их реализовывали рублей за 750. В 1976 г. руководители программы выделили 1000 особых случаев – активистов, лидеров, узников Сиона, диссидентов и лиц в исключительно тяжелой экономической ситуации, а также тех, чья эмиграция была обусловлена выплатой крупных долгов. [34] Им оказывалась особенно интенсивная материальная помощь, не только посылками, но и через посланников "Натива", приезжавших в СССР под видом западных туристов (нередко это бывали израильтяне с двойным гражданством) и привозивших с собой фотоаппараты, магнитофоны, часы, а также одежду и обувь на продажу. Обратно они увозили информацию о положении дел в движении и свежие запросы на вызовы и материальную помощь.

      "Анна Берковская (Новосибирск), дочь с ребенком, ее родители в лагерях за "экономические" преступления". "Помочь отцу Александра Фельдмана, Киев. Сам он в тюрьме" – сообщали две туристских пары, посетившая Москву, Киев, Новосибирск и Ленинград в июле 1974 г. [35]

      Слова благодарности активистов алии по их приезде в Израиль морально вознаграждали администраторов программы за все их усилия. Дело было не только в деньгах. Как сказал ленинградский физик Борис Рубинштейн в интервью газете Маарив, "Продуктовые и одежные посылки помогали нам свести концы с концами. Однако, чувство общности еврейской судьбы, которое я ощутил в те трудные тридцать месяцев (отказа), придавало мне силы, несмотря на трудности. Ощущение, что далеко за много километров, есть евреи, которые никогда меня не видели и которых я никогда не видел, но которым не безразлична моя судьба и которые считают мою борьбу своей борьбой, была для меня целебным эликсиром". [36]

      В некоторых случаях стало выгодно посылать денежные переводы (их в начале 70-х отправлялось 700-800 в год, часто из Швейцарии во франках), которые, хоть и облагались высоким налогом, но обменивались не на обычные рубли, а на сертификатные рубли Внешпосылторга, на которые в специальных магазинах можно было приобретать дефицитные товары по низким ценам.

      Бюджет советской части программы с 1974 г. по 1977 г. вырос с $2,600,000 до $4,500,000. В 1976 г. в СССР было отправлено 40 тысяч вещевых посылок, в 1977 г., когда посылать стало дороже – 30 тыс. [37]

      В первую половину 70-х гг. посылки продолжали доставляться адресатам практически бесперебойно. В 1973 г. отправитель получил уведомления о вручении 99% посылок. Даже Валерий Панов, танцор Ленинградского Кировского Театра Оперы и Балета, устраивавший голодовки протеста в ответ на отказ властей разрешить ему уехать в Израиль, получал посылки. Однако, этому "золотому" периоду программы "Джойнта" подходил конец. Советская власть по достоинству оценила "транзитную программу" и отработала методы борьбы с ней.

      28 марта 1975 г. ЦК компартии Украины принял постановление "О мерах по усилению политической работы в связи с поступлением из капиталистических стран посылок и идейно вредной корреспонденции". [38] В нем указывалось, что посылки "активно используются сионистскими элементами за рубежом для разжигания эмигрантских настроений среди лиц еврейской национальности". Киевскому, Одесскому, Львовскому, Черновицкому и другим обкомам партии предлагалось "наметить и осуществить меры к ограничению поступлений посылок из-за границы." Постановление требовало усилить пропаганду, идейно-воспитательную работу, а также рекомендовало проведение "индивидуальной работы" с лицами, в адрес которых приходят иностранные "подачки".

      С 1 января 1976 г. в СССР был прекращен прием денежных переводов из-за границы. 15 июля 1976 г. ввели новые таможенные правила, по которым пошлина на товары, составлявшие посылки, выросла в среднем на 200%. В том же году был резко ограничен ввоз мацы, а в следующем, путем запрета на ввоз мучных изделий, запрещен вообще. К началу 1977 г. на Западе стало известно, что некоторое число активистов, семей узников Сиона (Левич, Лернер, Горелик, Таратута и другие) занесено властями в "черный список" и что им посылки, ни вещевые, ни продуктовые, не доставляются. [39] Одновременно советские власти усилили репрессии против еврейских активистов, которые кульминировались арестом Щаранского в марте 1977 г.

      В "Джойнте" считали, что все эти меры могли принять в отместку за нападения Лиги защиты евреев на советское представительство в Нью- Йорке (1975) и за Вторую Всемирную конференцию еврейских общин в поддержку советских евреев в Брюсселе (1976 г.). Однако, скорее всего, это была месть за ратификацию поправки Джексона-Вэника, принятой американским Конгрессом в декабре 1974 г. Поправка, как известно, ставила предоставление советской стороне статуса наибольшего благоприятствования в торговле с США в зависимость от свободной эмиграции из СССР.

      Советское наступление на иностранную помощь коснулось не только евреев, но и различные христианские организации, отправлявшие посылки из США и Германии, например, советским немцам. В "черные списки" попали не только евреи, но и, например, мать сбежавшего на Запад балетного танцора, мусульманина Рудольфа Нуриева.

      Между тем, в 1977 г. картотека "транзитной программы" выросла до 100,000 фамилий, представлявших 400,000 человек, и им требовалась помощь. Повышение пошлин и почтовых платежей на посылки при одновременном росте числа клиентов программы снизило частоту получения посылок до одной в три года. Директор "Натива" Нехемия Леванон [40] был вынужден просить Исполнительного Вице-Президента "Джойнта" Ральфа Гольдмана удвоить бюджет программы для СССР. [41] Не имея таких средств, Гольдман придумал Operation Inventory (Оперативный список), идея которого состояла в том, чтобы спонсоров и друзей "Джойнта", особенно тех, кто был связан с производством и торговлей одеждой и обувью, призвали жертвовать товары на "транзитную программу". [42] Борьба за советских евреев к тому времени была уже настолько популярна в США, что производители с готовностью жертвовали большое количество своих товаров. Но и это не освобождало "Джойнт" от необходимости увеличить расходы на программу, ведь стоимость посылки наполовину состояла из таможенных и почтовых расходов. Все-таки, благодаря пожертвованным товарам, в 1978 году удалось отправить более 37 тыс. посылок в 873 населенных пунктов Советского Союза.

      Тем временем программа "транзитной помощи" приближалась к новому рубежу – 80-м годам, годам массового отказа, когда ей пришлось решать задачу долгосрочной материальной поддержки более чем двадцатитысячной армии отказников.

Заключение.

      Посылочная программа "Джойнта" транзитная помощь", осуществлявшаяся при активном участии израильского "Натива", была важным средством связи между советскими евреями, Израилем и американским еврейством, красноречивым проявлением международной еврейской солидарности. В 1950-е и 60-е годы программа носила, в основном характер гуманитарной помощи. В 70-х гг., когда в центральных городах Российской Федерации, среди аккультурированной публики заявило о себе национальное и сионистское движение, когда усилилась борьба за эмиграцию, когда "евреи молчания" стали превращаться в "евреев борьбы", посылочная программа переориентировалась на материальную поддержку этого движения.

      Для "Джойнта" же программа "транзитной помощи" стала центральным моментом всей его деятельности в Восточной Европе на протяжении сорока послевоенных лет, главным его успехом.

      Советское правительство, соблазненное значительными поступлениями иностранной валюты в казну и дефицитных товаров на внутренний рынок, не желая конфликтовать с международными почтовыми службами, сначала вяло реагировало на посылочную программу. Затем сдерживающим фактором была надежда на получение режима наибольшего благоприятствования в торговле с США. Когда же эти надежды рухнули, советская позиция резко ужесточилась, однако остановить поток помощи ему так и не удалось.

      В плане географического распределения программа тяготела к западным районам Советского Союза, присоединенным в ходе Второй мировой войны, где проживали менее ассимилированные евреи. Не исключено, что если бы распределение было другим, нешира из крупных российских центров была бы меньше. Видимо не случайно Давид Бартов, возглавлявший "Натив" в 1986-1992 гг., заявил, что 90% тех, кто получал посылки, в конечном счете оказались в Израиле. [43] Возможно, впрочем, что политика "Натива" была реалистической и что разумнее было довольствоваться "синицей в руке", то есть выходцами из аннексированных СССР территорий, в массе своей совершивших алию, а не разбазаривать средства на "журавлей в небе", на тех, кто в любом случае выбрал бы Америку. Одно ясно, не все было сделано, чтобы привлечь более образованную и культурную часть советских евреев в Израиль.