Воспоминания

Дорогие друзья, посетители сайта!

      От редакции сайта: В феврале 2010 года в Клубе сионистских ветеранов (КСИВа) состоялся вечер памяти Мордехая Лапида. Мордехай Лапид (Марк Блюм), живший тогда в Риге, был в 1965 году осуждён на три года за сионистскую деятельность. Отсидев свой срок, он освободился в 1968 году, и в том же году выехал в Израиль. Сначала он жил в Раанане, а затем переехал в Кирьят-Арба, еврейское поселение возле Хеврона. 6 декабря 1993 г. Мордехай Лапид и его сын Шалом были убиты арабскими террористами в Гиват Ха-Харсина недалеко от Кирьят-Арба.

      Среди выступавших на этом вечере был ветеран сионистского движения Амик (Эммануэль) Диамант. Он не смог завершить своё выступление, и впоследствии поместил на сайте «Мы здесь» его полный текст, который мы и предлагаем вниманию наших читателей.

Всё, что было не со мной, – помню...

Эмануэль (Амик) Диамант,
Кирьят-Оно

      КСИВа (Клуб Сионистских Ветеранов) – это, как вы уже знаете из прошлых публикаций, добровольное, ни от кого не зависящее, а потому (несмотря на некоторые ассоциации своей аббревиатуры) никаких трудов или записок не публикующее, объединение бывших сионистских активистов, собирающихся время от времени в Иерусалиме на сеансы групповой психотерапии. «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Вполне достойное занятие, которым многие теперь занимаются, если, конечно, здоровье и психика позволяют. Почему бы иногда не тряхнуть стариной, не покуражиться, не потешить своё (и соседа) тщеславие?.. Ещё раз повторяю – прекрасное занятие для лысеющих львов и пантер, озабоченных остеопорозом.

      Бывают, конечно, и накладки. Я, например, присутствовал однажды на каком-то совещании в Кнессете, где под руководством депутата Солодкиной еврейские ветераны Второй Мировой войны объясняли «городу и миру», какой великий вклад внесли еврейские воины в победу над Германией, как спасли остатки европейского еврейства от фашистской чумы и даже проложили путь к созданию государства Израиль. (За что их, естественно, предлагалось немедленно приравнять к ветеранам ЦаХаЛя (Армии Обороны Израиля) и выплатить им за это соответствующую прибавку к жалованию на прожиточный минимум).

      Сионистские ветераны до этого маразма ещё не дошли (а может быть, уже прошли его без меня – я там сравнительно новый человек), но внутренний позыв к увековечению своих немеркнущих заслуг на КСИВе постоянно присутствует. Я, как могу, пытаюсь противостоять этому, уговаривая всех (и себя в том числе), что КСИВа - это не ПУР, где оформляются запоздалые представления к орденам и медалям («через много лет награда нашла ветерана»), не комиссия месткома (или парткома), где распределяются грамоты и премии к очередному красному дню. КСИВа – это просто так, случайное собрание случайных людей, которым кажется, что им есть что вспомнить. Вот и давайте вспоминать, давайте разбираться в том, что было и чего не было, сохраняя по возможности историческую перспективу и бесстрастность удалённых во времени исследователей. «Давайте после драки помашем кулаками», не рассчитывая ни на победные зачётные очки финалистов, ни на вымпелы лауреатов.

      Однако мои старания малоуспешны: «Я кричу: товарищи!/ А мои товарищи / по домам расходятся, / в мнениях расходятся...».

      Осенью прошлого года КСИВа занималась разбором участия русских олим в поселенческом движении (в Израиле). Между прочим, весьма постыдная глава нашей истории. Да и не только нашей. Однако в параде отчётов поселенческих групп на нескольких заседаниях КСИВы об этом и полслова не прозвучало. Повторялись традиционные лозунги о халуцианстве и первопроходцах, даже без намёка на то, что лозунги современных поселенцев уже совсем-совсем другие: «Пять минут от Кфар-Сабы!», «Прозрачный воздух» и «Качество жизни», например.

      Передовые отряды поселенцев Гуш-Катифа так замечательно устроились на переднем крае борьбы (за Великий Израиль), что когда их попросили сдвинуться и (по решению высшего командования – Правительства и Кнессета) отойти вглубь страны, они были искренне возмущены (а многие возмущаются до сих пор), что их «качество жизни» так резко упало, буквально, до уровня жизни остальных граждан в Израиле. (Т.е. дорогое жильё, отсутствие работы, отсутствие нормальных услуг и социальной защиты). Не всех, конечно, – настоящие сионисты, а также члены Кнессета, министры, члены правительства, судьи, высшие армейские чины, управляющие Банка Израиля и других государственных компаний, и все прочие «лучшие люди» отовариваются в этой стране по первой категории. (30.12.09, подводя итоги года, по телевизору объявили, что более 30 000 человек получает в Израиле зарплату свыше 73 000 шекелей в месяц! В то же время у полутора миллионов работников зарплата ниже установленного минимума в 3850 шекелей!). Ну да, красиво жить не запретишь. До такого «качества жизни» поселенцы, конечно, не доросли. Но потерять то, что уже удалось получить (от страны), – это, понятно, очень обидно. Но на КСИВе об этом – ни ползвука, ни полслова (не прозвучало).

      Эти изменения в теории и практике современного сионизма нашим ветеранам следовало бы чутко улавливать и очень даже в своих разборках учитывать. Но почему-то на КСИВе этого не происходит. И поэтому на вечере памяти Мордехая Лапида мне захотелось опять озвучить эти некоторые особенности нашего сегодняшнего сионизма. И поэтому я попросил слова. И получил его (под занавес, но получил). Ниже попытаюсь по памяти воспроизвести то, что дали (и чего не дали) мне там сказать.

      Сегодня памятью занимаются все, кому не лень, и все, кто ни попадя, воспоминают. Под Новый Год газеты завспоминали о 20-летии русской алии и, кажется, это продолжается у них до сих пор. По второму каналу телевидения ежедневно передают специальные выпуски, посвящённые этому событию. И даже на престижном Герцлийском форуме для этого была выделена специальная сессия. Выступали там наши лучшие люди – Софа Ландвер и Володя Ханин. (Не сказал, а надо было б: да-да, тот самый Ханин, который не пришёл к нам на прошлое засдание КСИВы. Обещал и не пришёл. Не предупредил до, не извинился и не объяснился после. Очень занят он теперь, вероятно, – вспоминает всё прямо Софе Ландвер. Ибо он у неё теперь Главный Научный Советчик. Или Главный Учёный, при Министерстве Абсорбции. Точнее сказать не могу, потому что узнал об этом по радио, на слух, верительных грамот своими глазами не видел).

      Так вот, по части памяти у меня тоже есть что сказать (поэтому я и хожу сюда к вам на КСИВу). Но как-то так получается, что помню я вроде бы всё не так, всё невпопад, всё не в лад со всеми.

      Ну, например, помню я, что ровно 40 лет тому назад, в январе, в Киеве 1970 года обсуждался проект нашего участия в операции «Свадьба». Стоило тогда очень больших усилий убедить всех (и себя в том числе) отказаться от этого мероприятия. И было это совсем не просто – потому, что в Киеве были и свои «динамитчики», и свои охотники захватить в Батуми катер береговой охраны, чтобы смыться на нём в Турцию, и Пинхасик уже отсидел свои три года за попытку (как Слава Курилов потом) добраться вплавь до той же Турции. А самое главное, была уже усталость в еврейском национальном движении: время шло, а ничего не происходило. И было ясно, что в один прекрасный день нас всех посадят, а значит, хорошо было бы смыться отсюда как можно раньше. А там, как говорится, – будь, что будет.

      Поэтому отказаться от «Свадьбы» было совсем не просто. Но в Киеве мы тогда отказались. Потом стало известно, что не мы одни, что все другие группы, входившие в ВКК, тоже отказались. И это было большим облегчением.

      Но прошло совсем немного времени, и оказалось, что взаимные договора и обязательства обязывают совсем не всех из нас. Ленинградцы об этом узнали первыми, когда почти всех тех, кто был близок к ВКК, арестовали почти в один и тот же день, 15 июня 70-го года. Остальные узнали об этом чуть позже – Геренрота, например, привезли из Киева лишь в начале июля. Вот тут бы нам и объявить нашим дорогим охранным органам, что между нами и самолётчиками нет ничего общего, что мы все голосовали против «Свадьбы» и, соответственно, были решительно против этой затеи.

       (Не сказал, а надо было б: хотя Кузнецов и свидетельствовал: «Мы боялись двух комитетов – КГБ и ВКК», но в своём пафосном кураже они (самолётчики) много чего наговорили о ВКК. А могли бы и промолчать. В Киеве не было ни арестов, ни последующих процессов потому, что Геренрот (он был представителем Киева в ВКК) отказался отвечать на вопросы следователя. И ничего, остался жив. (Хотя в тот момент это было совсем не однозначно). Но на нём вся киевская ниточка и оборвалась. Понятно также, что те, кто захватывал самолёт от имени всего еврейского народа, не говорить о сионизме не могли).

      Те же, кто не сел, не позволили себе (из чувства еврейской солидарности) объявить во всеуслышание всем и вся, что между ними и самолётчиками нет ничего общего. В условиях и обстоятельствах того времени мы поступили совсем наоборот – своих вероломных приятелей объявили национальными героями и бросились бороться за их освобождение.

      Поборолись. Где больше, где меньше, да преуспели. И в начале 80-х встретились уже на исторической родине. Старых обид не помнили. Счетов не сводили.

      Однако очень скоро я опять оказался втянутым в очередной сговор. В заговор с целью захвата... Нет, не пугайтесь, не самолёта. На этот раз люди объединялись для захвата своего законного места в Кнессете! Не везло мне с ними, однако, – и в этом случае идея казалась мне весьма порочной. О чём я, разумеется, сказал Кузнецову. Но он (как и все другие товарищи) переступили (как обычно) через меня и пошли дальше, своим путём, к своей цели.

      Не сказал, а стоило: «русский список» во главе с Кузнецовым и Воронелем (не помню уже точно, как он тогда назывался) не набрал голосов и в Кнессет 14-го созыва не попал. Не потому, что был менее достоин более позднего списка Щаранского. Просто не было ещё критической массы русских олим. «Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами» – так нас учили когда-то. Так оно, на самом деле, и есть. Австралия, отколовшаяся когда-то от Евразии, так и осталась в каменном веке, потому что для дальнейшего развития цивилизации ей не хватило популяции. Тасмания, которая ещё позже откололась от Австралии, растеряла даже остатки унаследованной ею цивилизации. Потому что даже для простого сохранения (культуры) нужна какая-то минимальная численность населения. И, конечно, чем больше – тем лучше. (Пока одни ещё не приехали, а другие ещё не родились, для продолжения цивилизации Элишева (урождённая Жиркова) вполне была уместна и так и осталась нашей национальной поэтессой. Так же, как и Александр Пэн с его сомнительным еврейским происхождением. Сионизм всегда понимал это и был заинтересован в увеличении численности тех, кто готов принять участие в возрождении цивилизации на еврейской земле. Ныне и присно, и во веки веков.

      Так вот, показалось, что мы с Кузнецовым распрощались уже навсегда. А оказалось – нет. С приездом новой волны «русских», встало новое поколение борцов за своё законное место в Кнессете. И оказалось, что снова я среди них, на заседании расширенного Президиума Сионистского форума. Щаранский готовился расширить общественную базу своего движения, а для этого предполагалось доизбрать в Президиум несколько славных героев. Эдика Кузнецова, например. Меня от всего этого (как всегда) слегка подташнивало, но деваться было некуда – никто меня силой туда не тянул, я, как говорится, «сам туда пришёл». Но тут вдруг вышел на трибуну ещё один сионистский активист и герой и громогласно заявил, что некоторым из новоиспечённых членов Президиума не место в наших славных рядах! Необрезанным гоям не место в нашем Сионистском форуме!

      Вот те на... Опять, вопреки своим намерениям и желаниям, оказался я среди тех, кто вынужден был защищать этих «необрезанных гоев». Опять моё понимание вещей сильно разошлось с уже набиравшим законную государственную силу той разновидностью сионизма, которая борется у нас теперь за расовую чистоту еврейского народа, организует облавы на детей иностранных рабочих (с целью их последующей депортации, чтоб не портили генофонд титульной нации). Под ту же гребёнку стригут у нас теперь и эфиопскую фалашмуру, и 300 тысяч «русских», чьи матери оказались слишком уж голубоглазы, чтобы можно было позволить им заводить здесь свои семейства и «восстанавливать семя своё в Израиле». (Это право, как вы знаете, сохраняется у нас теперь только для Игаля Амира и Ларисы Трембовлер). Короче, такой сионизм – не мой сионизм. Но я почему-то опять и опять оказываюсь в этой компании...

      Всё это затянувшееся вступление потребовалось мне для того, чтобы я мог объяснить/рассказать вам о своих сложных взаимоотношениях с героем нашего сегодняшнего вечера – Мариком Блюмом (Перахом, Лапидом). Впервые я услышал это имя в августе 1966 года. У нас в Киеве была уже в это время некоторая «общность советских людей», очень озабоченных «по еврейскому вопросу». Их заботы выражались, как правило, в бесконечных разговорах и спорах на заданную тему. И только с тем, что 25-ю годовщину Бабьего Яра мы не можем больше пропустить незамеченной, все как-то ещё соглашались. И ещё с тем, что неплохо было бы узнать, а что же в большом мире происходит (в еврейской жизни)? Для этого я и отправился в ближайший свой отпуск на север страны.

      Сначала я отправился в Ленинград. (Не сказал, а объяснить бы тут надо: ещё в 1963 году я побывал в тамошней Публичной библиотеке, которая была единственным местом в Союзе, где можно было получить и читать Жаботинского. Его выдавали в какую-то комнатку - может быть, комната «Редких рукописей», не помню уже – где, кроме меня было тогда ещё несколько читателей. Мы переглядывались, даже несколько раз выходили вместе покурить в уборную, но заговорить ни я, ни они тогда так и не решились). В этот раз, думал я, обязательно заговорю. Но на этот раз в читальне никого не оказалось. Был август, был, очевидно, как и у меня, у всех других людей отпуск...

      Вот так, не солоно хлебавши, переехал я из Ленинграда в Таллин. Но и там ничего не нашёл. Из Таллина переехал в Ригу. Тут уж Бог был милостив ко мне. Я очень быстро вышел на семью Гарберов. (От Гарберов меня потом переправили в Вильнюс, к Мойзесам. От Мойзесов – в Каунас, к Лакунишкам). Я всё увидел, всё запомнил. Всюду кипела еврейская жизнь, о которой в Киеве можно было только мечтать).

      Но главное действие вершилось, конечно же, в Риге. Вершилось вокруг имени Марика Блюма, которого совсем недавно арестовали «за сионизм», и вся Рига кипела и бурлила вокруг этого: подписывались петиции, собирались деньги на адвоката, организовывались передачи, и всё это крутилось, варилось, бродило. Всё вместе это производило оглушительное впечатление. И только одна заноза мешала мне на этом празднике еврейской самодеятельности: «А за что его? В чём заключалась его «сионистская активность?». Чёткого ответа нельзя было получить, но выходило так, что вроде бы «дал в морду милиционеру, который сдерживал евреев, рвущихся на концерт Геулы Гил». Ну, и что? На футболе милиционеры тоже публику сдерживают. Причём тут сионизм? Мне отвечали, мне объясняли. Я даже готов был согласиться, что это дерзкий и смелый поступок, совсем не свойственный еврею, но, простите, при чём тут сионизм?

      Так и уехал я тогда из Риги, восхищённый и очарованный, с именем Марика Блюма в уме и в сердце, однако, не выяснив до конца, где и в чём расходятся наши понятия о сионизме.

      В следующий раз мы столкнулись с ним уже в Израиле осенью 1971 года. Опять - не лицом к лицу, а через газету. Он был уже Перахом (Блюм – на идиш цветок, а на иврите цветок – Перах) и страстно боролся (тогда ещё только в печати) с нееврейскими женами, которых неразборчивые еврейские мужья привезли с собой на святую землю. «Если дело пойдёт так, – пророчески предупреждал он неразумных еврейских мужчин, – вы очень скоро убедитесь, что арабки ничуть не хуже украинок!» (За дословную точность цитаты не ручаюсь, но что украинкам почему-то противопоставлялись арабки – запомнилось). Такая специфика сионизма в 71 году никем всерьёз ещё не воспринималась, и эти призывы так и могли бы остаться в памяти смешным курьёзом. Но с годами из этого выросли (и расцвели) такие цветы (блюмен, прахим) современного сионизма, что уже и не знаешь, улыбаться тебе ещё или пора уже плакать. Во всяком случае, у меня (и это я уже объяснял выше) с этим сионизмом ничего общего не было и нет.

      Следующая наша встреча произошла опять в Израиле. На этот раз мы оба были поселенцами. Т.е., я уже с декабря 73 года был поселенцем, а он в октябре 77-го только выходил «на местность». Несмотря на это, между нами должно было быть какое-то сходство, но почему-то опять не получалось.

      Краеугольным камнем наших разночтений был вечный вопрос всех поселенцев: «Чем заниматься в поселении? Как зарабатывать себе на хлеб?» На этой почве Алия-70 всё время раскалывалась, и, в конце концов, те, кто вышли, – вышли аж на Голаны, к чёрту на кулички, чтобы сжечь за собою все мосты, чтобы навсегда исключить для себя соблазн искать занятость в ближайшем крупном населённом пункте. Иначе поселение превращается в ночлежку, где жители не живут, а только ночуют, а вся остальная жизнь проходит в том ближайшем городе.

      Город русских олим в Самарии, провозглашённый Мариком Блюмом (к тому времени он уже стал Мордехаем Лапидом), на своём знамени торжественно прописал: «Работать мы будем в Тель-Авиве. Там для нас уже всё есть. Так нам будет удобнее». Для меня это мало вязалось с традициями прошлого халуцианства (первопроходства, пионерства). Потому что (опять же, в моих глазах) всё это ничего общего с сионизмом не имеет.

       (Публика, которая и так с трудом себя сдерживала, роптала уже довольно громко: «Хватит! Регламент, председатель! Регламент!» Против этого и я возражать не мог. (Правила, которые мы для себя устанавливаем, меня тоже, безусловно, обязывают). И поэтому там, на КСИВе, я на этом месте и закруглился. Но сейчас, на бумаге, мне хотелось бы договорить и сказать ещё несколько слов).

       «О мёртвых, – как говорили когда-то, – или хорошо, или ничего» (De mortuis aut bene, aut nihil). В этом смысле я ни слушателей своих, ни вас, читателей, можно сказать, не утомил – ничего, на самом деле, о герое этого вечера так и не сказал. Ясно одно – как пророк, как факел (Лапид на иврите - факел) он всегда шёл впереди своего времени. (На КСИВе вспоминали, что на каком-то этапе своей жизни он даже писал какие-то каббалистические сочинения, но признанные авторитеты в этой области оценили их как преждевременные). Несомненно, он был предтечей и олицетворял собой то, что потом становилось сутью современного сионизма.

      Но если «в морду дать милиционеру» – это сионизм, то тогда и самовольный захват самолёта стоимостью в 63 700 рублей – тоже. То, что «дающий в морду» становится у нас национальным героем (и с самолётчиками это повторилось потом один к одному) – это не его и не их вина. Это такой расклад и такое наше понимание вещей в конкретной исторической ситуации. Не общий принцип, а частный случай. Такое часто бывало. Антек (Ицхак Цукерман, один из командиров восстания в Варшавском гетто) писал в своих воспоминаниях, что решение не убивать евреев, подозреваемых в сотрудничестве с немецкой контрразведкой (а таких в гетто было больше, чем участников Сопротивления), было ошибочным. Ну и что? Историю можно переписывать как угодно, но изменить её – нельзя.

      Сегодня мы, например, храним Масаду, как символ нашей еврейской гордости и твёрдости. Но мы не наследуем защитников Масады. Только Богу одному дано это – «и открою могилы ваши и выведу вас из могил ваших». Все прочие наследуют только по Дарвину: «И родил Ирад Михияэйла, а Михияэйл родил Мытушаэйла, а Мытушаэйл родил Лемеха...» и т.д., и т.д. Т.е., те, кто вырезал на Масаде своих жён, и детей своих, и себя лично в конце концов, - своей генетики нам не оставили, своего генофонда не передали. Мы - наследники не гордой Масады, а смиренного смирившегося Бен-Закая (который научил всех, что еврейство можно сохранять и без Храма, и без Иерусалима. Лишь бы жива была популяция тех, кто готов сохранять еврейство). И хотя память о Масаде мы храним, но не для того, чтобы буквально следовать ей. А чтобы помнить, что массовая алия не может быть нелегальной, что героическими «дам по морде» или «самолёт угоним» её проблемы не решаются. (Хотя память о героях должна сохраняться, чтобы правильно народ воспитывался).

      Какое продолжение получили идеи Марика о расовой чистоте еврейского народа и о правильном заселении Эрец Исраэль я, кажется, успел сказать ещё на КСИВе. Но одну мысль мне хотелось бы подчеркнуть тут особенно.

      Как сказано уже мудрецами нашими: «Ehudim arevim ze le ze» («Евреи ответственны друг за друга»). Хотим мы этого или не хотим, нравится ли это нам или не нравится - для КГБ и те, кто голосовал против «Свадьбы», и те, кто пошёл потом захватывать самолёт, были все на одно лицо - по-другому это не могло быть и не бывает. Свои разночтения в понимании целей и задач сионизма стоило бы нам решать с меньшим азартом, с меньшей готовностью «положить животы свои» (а тем паче, животы чужие) во славу дела, которое нам сию минуту кажется единственно правильным и верным.

      И ещё – договорные обязательства должны нас обязывать, даже если они нам очень не по душе (будь то «Свадьба» или, скажем, договорённости в Кемп-Дэвиде, соглашения в Осло, или Уай-Плантэйшн). Выбора здесь нет. Гордо вырезать себя из истории – это уж точно не наша забота.

      Первоначально опубликовано на сайте "Мы здесь", №248, 25 февраля - 3 марта 2010 г. http://newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=2046