Site hosted by Angelfire.com: Build your free website today!

ДЖАЛОЛИДДИН РУМИ

(1207 - 1273)

home

РУМИ ДЖАЛОЛИДДИН (Мавлоно Джалолиддин Мохаммад Балхи Руми - 1207-73), персоязычный поэт-суфий. Лирический диван и суфийско-философские трактаты, поэма “Маснави и манави” содержит толкования основных положений суфизма.

Из "Маснави"

 

 

Из "Дивана Шамса Тебризи"

 

 

Касыда

 

(перевод В. Державина)

Из "Маснави"

ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ

О БЕДУИНЕ, У КОТОРОГО СОБАКА
ПОДОХЛА ОТ ГОЛОДА

О ВИНОГРАДЕ

О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ
ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ

НАСТАВЛЕНИЕ ПОЙМАННОЙ
ПТИЦЫ

СПОР МУСУЛЬМАНИНА С
ОГНЕПОКЛОННИКОМ

СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ

ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ БОЛЬНОГО
СОСЕДА

КРИКИ СТОРОЖА

ОБ УКРАДЕННОМ БАРАНЕ

ЗОЛОТЫХ ДЕЛ МАСТЕР И ЕГО
ВЕСЫ

О НАБОЖНОМ ВОРЕ И САДОВНИКЕ

О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ ЧАЛМЕ
И О ВОРЕ

О ТОМ, КАК ШУТ ЖЕНИЛСЯ НА
РАСПУТНИЦЕ

О ТОМ, КАК ШАХ ТЕРМЕЗА
ПОЛУЧИЛ “МАТ” ОТ ШУТА

О ДВУХ МЕШКАХ

О КАЗВИНЦЕ И ЦИРЮЛЬНИКЕ

СПОР О СЛОНЕ

ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ

Прислушайся к голосу флейты о чем она плачет, скорбит.
О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых обид:
“Когда с камышового поля был срезан мой ствол пастухом,
Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем.
К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать,
Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать.
В чужбине холодной и дальней, садясь у чужого огня,
Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня.
Звучит мой напев заунывный в собранье случайных гостей,
Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей.
Но кто бы
веселый иль грустный напевам моим ни внимал,
В мою сокровенную тайну доселе душой не вникал.
Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты

Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты.
Пусть тело с душой нераздельно и жизнь их в союзе, но ты
Души своей видеть не хочешь, живущий в оковах тщеты...”
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Стон флейты
могучее пламя, не веянье легкой весны,
И в ком не бушует то пламя
тому ее песни темны.
Любовное пламя пылает в певучей ее глубине,
Тот пыл, что кипит и играет в заветном, пунцовом вине.
Со всяким утратившим друга лады этой флейты дружны,
И яд в ней, и противоядье волшебно соединены.
В ней песнь о стезе испытаний, о смерти от друга вдали,
В ней повесть великих страданий Меджнуна и бедной Лейли.
Приди, долгожданная, здравствуй
о, сладость безумья любви!
Верши свою волю и властвуй, в груди моей вечно живи!
И если с устами любимой уста я, как флейта, солью,
Я вылью в бесчисленных песнях всю жизнь и всю душу свою.

 

О БЕДУИНЕ, У КОТОРОГО СОБАКА ПОДОХЛА ОТ ГОЛОДА

У бедуина пес околевал,
Над ним хозяин слезы проливал.
Спросил его прохожий: “Ты о чем,
О муж могучий, слезы льешь ключом?”
Ответил: “При смерти мой верный пес.
Так жаль его... Не удержать мне слез.
Он на охоте дичь мне выгонял,
Не спал ночами, стадо охранял”.
Спросил прохожий: “Что у пса болит?
Не ранен он? Хребет не перебит?”
А тот: “О нет! Он только изнурен.
От голода околевает он!”
“Будь терпелив
, – сказал прохожий тот,
Бог за терпенье благом воздает”.
Потом спросил: “А что в большом мошке,
Который крепко держишь ты в руке?”
“В мешке? Хлеб, мясо... много там всего
Для пропитанья тела моего”.

 

 

“О человек, – спросил прохожий, – что ж
Собаке ты ни корки не даешь?”
Ответил: “Не могу ни крошки дать, –
В пути без денег хлеба не достать;
Хоть не могу над псом я слез не лить...
А слезы
что ж... за слезы не платить...”
И тут прохожий в гневе закричал:
“Да будь ты проклят, чтобы ты пропал!
Набитый ветром ты пустой бурдюк!
Ведь этот пес тебе был верный друг!
А ты в сто раз презреннее, чем пес.
Тебе кусок еды дороже слез!
Но слезы
кровь, пролитая бедой,
Кровь, от страданья ставшая водой.
Пыль под ногой
цена твоим слезам,
И не дороже стоишь весь ты сам!”

 

О ВИНОГРАДЕ

Вот как непонимание порой
Способно дружбу подменить враждой,
Как может злобу породить в сердцах
Одно и то ж на разных языках.
Шли вместе тюрок, перс, араб и грек.
И вот какой-то добрый человек
Приятелям монету подарил
И тем раздор меж ними заварил
Вот перс тогда другим сказал: “Пойдем
На рынок и ангур
* приобретем!”
“Врешь, плут,
в сердцах прервал его араб,
Я не хочу ангур! Хочу эйнаб!”
А тюрок перебил их: “Что за шум,
Друзья мои? Не лучше ли узум!”
Что вы за люди! грек воскликнул им
Стафиль давайте купим и съедим!”

 

 

И так они в решении сошлись,
Но, не поняв друг друга, подрались.
Не знали, называя виноград,
Что об одном и том же говорят.
Невежество в них злобу разожгло,
Ущерб зубам и ребрам нанесло.
О, если б стоязычный с ними был,
Он их одним бы словом помирил.
“На ваши деньги,
он сказал бы им,
Куплю, что нужно всем вам четвертым.
Монету вашу я учетверю
И снова мир меж вами водворю!
Учетверю, хоть и не разделю,
Желаемое полностью куплю!
Слова несведущих несут войну,
Мои ж – единство, мир и тишину
.
* - Ангур (тадж.), эйнаб (араб.), узум (тюрк.), стафиль (греч.) - виноград

 

О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ

Старик сказал врачу: “Я заболел!
Слезотеченье... Насморк одолел”.
“От старости твои насморк”,
врач сказал.
Старик ему: “Я плохо видеть стал”.
“От старости, почтенный человек,
И слабость глаз, и покрасненье век”.
Старик: “Болит и ноет вся спина!”
А врач: “И в этом старости вина”.
Старик: “Мне в пользу не идет еда”.
А врач: “От старости твоя беда”.
Старик: “Я кашляю, дышу с трудом”.

 

 

А врач: “Повинна старость в том и в том.
Ведь если старость в гости к нам придет,
В подарок сто болезней принесет”.
“Ах ты, дурак!
сказал старик врачу.
Я у тебя лечиться не хочу!
Чему тебя учили, о глупец?
Лекарствами сумел бы врач-мудрец
Помочь в недомогании любом,
А ты – осел, оставшийся ослом!..”
А врач: “И раздражительность твоя –
От старости, тебе ручаюсь я!”

НАСТАВЛЕНИЕ ПОЙМАННОЙ ПТИЦЫ

Какой-то человек дрозда поймал.
“О муж почтенный,
дрозд ему сказал,
Владелец ты отар и косяков.
Ты много съел баранов и быков,
Но пищей столь обильною мясной
Не пресыщен
насытишься ли мной?
Ты отпусти меня летать, а там
Тебе я три совета мудрых дам.
Один в твоей руке прощебечу,
Другой, когда на крышу я взлечу;
А третий
с ветки дерева того,
Что служит сенью крова твоего.
Моим советам вняв,
пока ты жив,
Во всем удачлив будешь и счастлив.
Вот первый мой совет в твоих руках:
Бессмыслице не верь ни в чьих устах”.
Свободу птице человек вернул,
И дрозд на кровлю весело вспорхнул.
Пропел: “О невозвратном не жалей!
Когда пора прошла
не плачь о ней
И за потери не кляни судьбу!
Бесценный, редкий перл в моем зобу.

 

 

Дирхемов верных десять весит он.
Им был навеки б ты обогащен!
Такого перла больше не сыскать,
Да не тебе богатством обладать!”
Как женщина в мучениях родов,
Стонал, кричал несчастный птицелов.
А дрозд: “Ведь я давал тебе совет

Не плачь о том, чему возврата нет!
Глухой ты, что ли, раз не внял тому
Разумному совету моему?
Совет мой первый вспомни ты теперь:
Ни в чьих устах бессмыслице не верь.
Как десять я дирхемов мог бы несть,
Когда дирхема три я вешу весь”.
А человек, с трудом в себя пришед,
Просил: “Ну, дай мне третий твой совет”.
А дрозд: “Ты следовал советам двум,
Пусть третий озарит теперь твой ум:
Когда болвана учат мудрецы,
Они посев бросают в солонцы,
И как ни штопай
шире, чем вчера,
Назавтра будет глупости дыра!”

 

СПОР МУСУЛЬМАНИНА С
ОГНЕПОКЛОННИКОМ

Огнепоклоннику сказал имам:*
“Почтенный, вам пора принять ислам!”
А тот: “Приму, когда захочет бог,
Чтоб истину уразуметь я мог”.
“Святой аллах,
имам прервал его,
Желает избавленья твоего;
Но завладел душой твоей шайтан:
Ты духом тьмы и злобы обуян”.
А тот ему: “По слабости моей,
Я следую за теми, кто сильней.
С сильнейшим я сражаться не берусь,
Без спора победителю сдаюсь
Когда б аллах спасти меня хотел,
Что ж он душой моей не завладел?”

 

 

СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ

Однажды на корабль грамматик сел ученый,
И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:
“Читал ты синтаксис!” “Нет”, – кормчий отвечал.
“Полжизни жил ты зря!” – ученый муж сказал.
Обижен тяжело был кормчий тот достойный,
Но только промолчал и вид хранил спокойный.
Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл,
И кормчий бледного грамматика спросил:
“Учился плавать ты?” Тот в трепете великом
Сказал: “Нет, о мудрец совета, добрый ликом!”
“Увы, ученый муж!
промолвил мореход,
Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет!

* - Имам - глава мусульманской общины

ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ БОЛЬНОГО СОСЕДА

“Зазнался ты!—глухому говорят. –
Сосед твой болен много дней подряд!”
Глухой подумал: “Глух я! Как пойму
Болящего? Что я скажу ему?
Нет выхода... Не знаю, как и быть,
Но я его обязан навестить,
Пусть я глухой, но сведущ и неглуп:
Его пойму я по движенью губ.
“Как здравие?”
спрошу его сперва.
“Мне лучше!” – воспоследуют слова.
“И слава богу!
я скажу в ответ. –
Что ел ты?” Молвит: “Кашу иль шербет”.
Скажу: “Ешь пищу эту! Польза в ней!
А кто к тебе приходит из врачей?”
Тут он врача мне имя назовет.
Скажу: “Благословляй его приход!
Как за тебя я радуюсь, мой друг!
Сей лекарь уврачует твой недуг”.
Так подготовив дома разговор,
Глухой пришел к болящему во двор.
С улыбкой он шагнул к нему в жилье,
Спросил: “Ну, друг, как здравие твое?”

 

 

“Я умираю...” – простонал больной.
“И слава богу!”
отвечал глухой.
Похолодел больной от этих слов,
Сказал: “Он
худший из моих врагов!”
Глухой движенье губ его следил,
По-своему все понял и спросил:
“Что кушал ты?” Больной ответил: “Яд!”
“Полезно это! Ешь побольше, брат!
Ну, расскажи мне о твоих врачах”.
“Уйди, мучитель, – Азраил в дверях!”
*
Глухой воскликнул: “Радуйся, мой друг!
Сей лекарь уврачует твой недуг!”
Ушел глухой и весело сказал:
“Его я добрым словом поддержал.
От умиленья плакал человек:
Он будет благодарен мне весь век”.
Больной сказал: “Он мой смертельный враг,
В его душе бездонный адский мрак!”
Вот как обрел душевный мир глухой,
Уверенный, что долг исполнил свой.
* - Азраил - ангел смерти
 
 

КРИКИ СТОРОЖА

При караване караульщик был,
Товар людей торговых сторожил.
Вот он уснул. Разбойники пришли,
Все взяли и верблюдов увели.
Проснулись люди; смотрят
где добро:
Верблюды, лошади и серебро?
И прибежали к сторожу, крича,
И бить взялись беднягу сгоряча.
И молвили потом: “Ответ нам дай,
Где наше достоянье, негодяй!”
Сказал: “Явилось множество воров.
Забрали сразу все, не тратя слов...”
“А ты где был, никчемный человек?
Ты почему злодейство не пресек?”
Сказал: “Их было много, я один...
Любой из них был грозный исполин!”
А те ему: “Так что ты не кричал:
“Вставайте! Грабят!” Почему молчал?”
“Хотел кричать, а воры мне: молчи!
Ножи мне показали и мечи.
Я смолк от страха. Но сейчас опять
Способен я стонать, вопить, кричать.
Я онемел в ту пору, а сейчас
Я целый день могу кричать для вас”.

 

 

ОБ УКРАДЕННОМ БАРАНЕ

Барана горожанин за собой
Тащил с базара, – видно, на убой.
И вдруг в толпе остался налегке
С веревкой перерезанной в руке.
Барана нет. Добычею воров
Овчина стала, и курдюк, и плов.
Тот человек, в пропаже убедясь,
Забегал, бестолково суетясь.
А вор возле колодца в стороне,
Вопил и причитал: “О, горе мне!”
“О чем ты?”
обворованный спросил.
“Я кошелек в колодец уронил.
Все, что имел я,
сто динаров там!
Достанешь
я в награду двадцать дам”.
А тот: “Да это целая казна!
Ведь десяти баранов в ней цена.
Я одного барана потерял,
Но бог взамен верблюда мне послал!”
В колодец он с молитвою полез,
А вор с его одеждою исчез.
О друг, по неизвестному пути
Ты должен осмотрительно идти.
Но жадность заведет в колодец бед
Того, в ком осмотрительности нет.

ЗОЛОТЫХ ДЕЛ МАСТЕР И ЕГО ВЕСЫ

Раз, к золотому мастеру пришед,
Сказал старик: “Весы мне дай, сосед”.
Ответил мастер: “Сита нет у нас”.
А тот: “Не сито! Дай весы на час”.
А мастер: “Нет метелки, дорогой”.
Старик: “Ты
что? Смеешься надо мной?
Прошу я: “Дай весы!”
а ты в ответ
То сита нет, а то метелки нет”.
А мастер: “Я не глух. Оставь свой крик!
Я слышал все, но дряхлый ты старик.
И знаю я, трясущейся рукой
Рассыплешь ты песок свой золотой
И за метелкою ко мне придешь
И золото с землею подметешь,
Придешь опять и скажешь: “Удружи
И ситечко на час мне одолжи”.
Начало зная, вижу я конец.
Иди к соседям с просьбою, отец!
Богатые соседи ссудят вам
Весы, метелку, сито... Вассалам!”
*

 

 

О НАБОЖНОМ ВОРЕ И САДОВНИКЕ

Бродяга некий, забредя в сады,
На дерево залез и рвал плоды.
Тут садовод с дубинкой прибежал,
Крича: “Слезай! Ты как сюда попал?
Ты кто?” А вор: “Я раб
творца миров
Пришел вкусить плоды его даров.
Ты не меня, ты бога своего
Бранишь за щедрой скатертью его”.
Садовник, живо кликнув батраков,
Сказал: “Видали божьих мы рабов!”
Веревкой вора он велел скрутить
Да как взялся его дубинкой бить.
А вор: “Побойся бога, наконец!
Ведь ты убьешь невинного, подлец!”
А садовод несчастного лупил
И так при этом вору говорил:
“Дубинкой божьей божьего раба
Бьет божий раб! Такая нам судьба.
Ты
божий, божья у тебя спина,
Дубинка тоже божья мне дана!”

* - Вассалам - выражение, произносимое в конце речи, обозначающее конец разговора

 

О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ ЧАЛМЕ
И О ВОРЕ

Факих какой-то (бог судья ему)
Лохмотьями набил свою чалму,
Дабы в большой чалме, во всей красе,
Явиться на собранье в медресе
*.
С полпуда рвани он в чалму набил,
Куском красивой ткани обкрутил.
Чалма снаружи
всем чалмам пример.
Внутри она
как лживый лицемер.
Клочки халатов, рваных одеял
Красивый внешний вид ее скрывал.
Вот вышел из дому факих святой,
Украшенный огромною чалмой.
Несчастье ждет, когда его не ждем,

Базарный вор таился за углом.
Сорвав чалму с факиха, наутек
Грабитель тот со всех пустился ног.
Факих ему кричит: “Эй, ты! Сперва
Встряхни чалму, пустая голова!
Уж если ты как птица полетел,
Взгляни сначала, чем ты завладел.
А на потерю я не посмотрю,
Я, так и быть, чалму тебе дарю!”
Встряхнул чалму грабитель. И тряпье
И рвань взлетели тучей из нее.
Сто тысяч клочьев из чалмищи той
Рассыпалось по улице пустой.
В руке у вора лишь кусок один
Остался, не длиннее, чем в аршин.
И бросил тряпку и заплакал вор:
“Обманщик ты! Обманщику позор!
На хлеб я нынче заработать мог,
Когда б меня обман твой не увлек!”

 

 

О ТОМ, КАК ШУТ ЖЕНИЛСЯ НА РАСПУТНИЦЕ

Сказал сеид* шуту: “Ну что ж ты, брат!
Зачем ты на распутнице женат?
Да я тебя
когда б ты не спешил –
На деве целомудренной женил!”
Ответил шут: “Я на глазах у вас
На девушках женился девять раз

Все стали потаскухами они.
Как почернел я с горя – сам взгляни!
Я шлюху ввел женой в свое жилье

Не выйдет ли жены хоть из нее...
Путь разума увлек меня в беду,
Теперь путем безумия пойду”.
12

О ТОМ, КАК ШАХ ТЕРМЕЗА ПОЛУЧИЛ
“МАТ” ОТ ШУТА

Шах в шахматы с шутом своим играл,
“Мат” получил и гневом запылал.
Взяв горсть фигур, шута он по лбу хвать.
“Вот “шах” тебе! Вот – “мат”! Учись играть!
Ферзем куда не надо
не ходи”.
А шут: “Сдаюсь, владыка, пощади!”
Шах молвил: “Снова партию начнем”.
А шут дрожал, как голый под дождем.
Сыграли быстро. Шаху снова “мат”.
Шут подхватил заплатанный халат;
Под шесть тяжелых, толстых одеял
Забился, притаился и молчал.
“Эй, где ты там?”
шах закричал в сердцах.
А шут ему: “О справедливый шах,
Чтоб перед шахом правду говорить,
Надежно надо голову прикрыть.
“Мат” получил ты от меня опять.
Теперь твой ход
и мне несдобровать”.

* - Факих - мусульманский правовед
* - Медресе - мусульманское учебное заведение
* - Сейид - потомок пророка Мухаммада

О ДВУХ МЕШКАХ

В пыли верблюд араба-степняка
Нес на себе огромных два мешка.
Хозяин дюжий сам поверх всего
Уселся на верблюда своего.
Спросил араба некий пешеход,
Откуда он, куда и что везет.
Ответил: “У меня в мешке одном

Пшеница и степной песок
в другом”
“Спаси аллах, зачем тебе песок?”
“Для равновесия”, – сказал ездок.
А пешеход: “Избавься от песка,
Рассыпь свою пшеницу в два мешка,
Когда верблюду ношу облегчишь

Ты и дорогу вдвое сократишь”.
Араб сказал: “Ты
истинный мудрец!
А я-то
недогадливый глупец...
Что ж ты
умом великим одарен
Плетешься гол, и пеш, и изнурен?
Но мой верблюд еще не стар и дюж,
Я подвезу тебя, достойный муж!
Беседой сократим мы дальний путь.
Поведай о себе мне что-нибудь.
По твоему великому уму

Ты царь иль друг халифу самому?”
А тот: “Не ходят в рубищах цари.
Ты на мои лохмотья посмотри”.
Араб: “А сколько у тебя голов
Коней, овец, верблюдов и коров?”
“Нет ничего”.
“Меня не проведешь.

 

 

Ты, вижу я, заморский торг ведешь.
О друг, скажи мне, истину любя,
Где на базаре лавка у тебя?”
“Нет лавки у меня”,
ответил тот.
“Ну, значит, из богатых ты господ.
Ты даром сеешь мудрости зерно.
Тебе величье знания дано.
Я слышал: в злато превращает медь
Сумевший эликсиром овладеть”.
Ответил тот: “Клянусь аллахом
нет!
Я
странник, изнуренный в бездне бед.
Подобные мне странники бредут
Туда, где корку хлеба им дадут.
А мудрость награждается моя
Лишь горечью и мукой бытия”.
Араб ответил: “Прочь уйди скорей,
Прочь со злосчастной мудростью своей,
Чтоб тень тебя постигнувшего зла
Проказой на меня не перешла!
Ты на восход пойдешь, я
на закат,
Вперед пойдешь
я поверну назад.
Пшеница пусть лежит в мешке одном,
Песок останется в мешке другом.
Твои никчемны знанья, лжемудрец.
Пусть буду я, по-твоему глупец, –
Благословенна глупость, коль она
На благо от аллаха мне дана!”
Как от песка, от мудрости пустой
Избавься, чтоб разделаться с бедой.

 

О КАЗВИНЦЕ И ЦИРЮЛЬНИКЕ

Среди казвинцев жив и посейчас
Обычай
удивительный для нас
Накалывать, с вредом для естества,
На теле образ тигра или льва.
Работают же краской и иглой,
Клиента подвергая боли злой.
Но боль ему приходится терпеть,
Чтоб это украшение иметь.
И вот один казвинский человек
С нуждою той к цирюльнику прибег.
Сказал: “На мне искусство обнаружь!
Приятность мне доставь, почтенный муж!”
“О богатырь!
цирюльник вопросил.
Что хочешь ты, чтоб я изобразил?”
“Льва разъяренного!
ответил тот. –
Такого льва, чтоб ахнул весь народ.
В созвездье Льва
звезда судьбы моей!
А краску ставь погуще, потемней”.
“А на какое место, ваша честь,
Фигуру льва прикажете навесть?”
“Ставь на плечо, – казвинец отвечал,

Чтоб храбрым и решительным я стал,
Чтоб под защитой льва моя спина
В бою и на пиру была сильна!”
Когда ж иглу в плечо ему вонзил
Цирюльник, “богатырь” от боли взвыл:
“О дорогой! Меня терзаешь ты!
Скажи, что там изображаешь ты?”
“Как что?
ему цирюльник отвечал.
Льва! Ты ведь сам же льва мне заказал!”
“С какого ж места ты решил начать
Столь яростного льва изображать?”
“С хвоста”. – “Брось хвост! Не надобно хвоста!
Что хвост? Тщеславие и суета!

 

 

Проклятый хвост затмил мне солце дня,
Закупорил дыханье у меня!
О чародей искусства, светоч глаз,
Льва без хвоста рисуй на этот раз”.
И вновь цирюльник немощную плоть
Взялся без милосердия колоть.
Без жалости, без передышки он
Колол, усердьем к делу вдохновлен.
“Что делаешь ты?”
мученик вскричал.
“Главу и гриву”,
мастер отвечал.
“Не надо гривы мне, повремени!
С другого места рисовать начни!”
Колоть пошел цирюльник. Снова тот
Кричит: “Ай, что ты делаешь?”
“Живот”.
Взмолился вновь несчастный простота:
“О дорогой, не надо живота!
Столь яростному льву зачем живот?
Без живота он лучше проживет!”
И долго, долго
мрачен, молчалив
Стоял цирюльник, палец прикусив.
И, на землю швырнув иглу, сказал:
“Такого льва господь не создавал!
Где, ваша милость, льва видали вы
Без живота, хвоста и головы?
Коль ты не терпишь боли, прочь ступай,
Иди домой, на льва не притязай!”
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
О друг, умей страдания сносить,
Чтоб сердце светом жизни просветить.
Тем, чья душа от плотских уз вольна,
Покорны звезды, солнце и луна.
Тому, кто похоть в сердце победил,
Покорны тучи и круги светил.
И зноем дня не будет опален
Тот, кто в терпенье гордом закален.

СПОР О СЛОНЕ

Из Индии недавно приведен,
В сарае темном был поставлен слон,
Но тот, кто деньги сторожу платил,
В загон к слону в потемках заходил.
А в темноте, не видя ничего,
Руками люди трогали его.
Слонов здесь не бывало до сих пор.
И вот пошел средь любопытных спор.
Один, коснувшись хобота рукой:
“Слон сходен с водосточною трубой!”
Другой, пощупав ухо, молвил: “Врешь,
На опахало этот зверь похож!”

 

 

Потрогал третий ногу у слона,
Сказал: “Он вроде толстого бревна”.
Четвертый, спину гладя: “Спор пустой

Бревно, труба... он просто схож с тахтой”.
Все представляли это существо
По-разному, не видевши его.
Их мненья – несуразны, неверны

Неведением были рождены.
А были б с ними свечи
при свечах
И разногласья не было б в речах.
         
Из "Маснави"

 

 

Из "Дивана Шамса Тебризи"

 

 

Касыда

home

© 2000-2001 Jamshed Dodkhoyev
You may use any part presented herein for non-commercial purposes only, on the condition of giving full credit to the author and to this home page, including a hyperlink, if you wish to use these material over the Internet.