ДЖАЛОЛИДДИН РУМИ
(1207 - 1273)
РУМИ ДЖАЛОЛИДДИН (Мавлоно Джалолиддин Мохаммад Балхи Руми - 1207-73), персоязычный поэт-суфий. Лирический диван и суфийско-философские трактаты, поэма “Маснави и манави” содержит толкования основных положений суфизма.
Из "Маснави" |
|
Из "Дивана Шамса Тебризи" |
|
Касыда |
(перевод В. Державина) О БЕДУИНЕ, У
КОТОРОГО СОБАКА О ТОМ, КАК СТАРИК
ЖАЛОВАЛСЯ СПОР МУСУЛЬМАНИНА
С ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ
БОЛЬНОГО О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ
ЧАЛМЕ О ТОМ, КАК ШУТ
ЖЕНИЛСЯ НА |
Прислушайся к
голосу флейты – о чем она плачет,
скорбит. |
О БЕДУИНЕ, У КОТОРОГО СОБАКА ПОДОХЛА ОТ ГОЛОДА
У бедуина пес
околевал, Над ним хозяин слезы проливал. Спросил его прохожий: “Ты о чем, О муж могучий, слезы льешь ключом?” Ответил: “При смерти мой верный пес. Так жаль его... Не удержать мне слез. Он на охоте дичь мне выгонял, Не спал ночами, стадо охранял”. Спросил прохожий: “Что у пса болит? Не ранен он? Хребет не перебит?” А тот: “О нет! Он только изнурен. От голода околевает он!” “Будь терпелив, – сказал прохожий тот, – Бог за терпенье благом воздает”. Потом спросил: “А что в большом мошке, Который крепко держишь ты в руке?” “В мешке? Хлеб, мясо... много там всего Для пропитанья тела моего”. |
|
“О человек,
– спросил прохожий, – что ж Собаке ты ни корки не даешь?” Ответил: “Не могу ни крошки дать, – В пути без денег хлеба не достать; Хоть не могу над псом я слез не лить... А слезы – что ж... за слезы не платить...” И тут прохожий в гневе закричал: “Да будь ты проклят, чтобы ты пропал! Набитый ветром ты пустой бурдюк! Ведь этот пес тебе был верный друг! А ты в сто раз презреннее, чем пес. Тебе кусок еды дороже слез! Но слезы – кровь, пролитая бедой, Кровь, от страданья ставшая водой. Пыль под ногой – цена твоим слезам, И не дороже стоишь весь ты сам!” |
Вот как
непонимание порой Способно дружбу подменить враждой, Как может злобу породить в сердцах Одно и то ж на разных языках. Шли вместе тюрок, перс, араб и грек. И вот какой-то добрый человек Приятелям монету подарил И тем раздор меж ними заварил Вот перс тогда другим сказал: “Пойдем На рынок и ангур* приобретем!” “Врешь, плут, – в сердцах прервал его араб, – Я не хочу ангур! Хочу эйнаб!” А тюрок перебил их: “Что за шум, Друзья мои? Не лучше ли узум!” “Что вы за люди! – грек воскликнул им – Стафиль давайте купим и съедим!” |
|
И так они в
решении сошлись, Но, не поняв друг друга, подрались. Не знали, называя виноград, Что об одном и том же говорят. Невежество в них злобу разожгло, Ущерб зубам и ребрам нанесло. О, если б стоязычный с ними был, Он их одним бы словом помирил. “На ваши деньги, – он сказал бы им, – Куплю, что нужно всем вам четвертым. Монету вашу я учетверю И снова мир меж вами водворю! Учетверю, хоть и не разделю, Желаемое полностью куплю! Слова несведущих несут войну, Мои ж – единство, мир и тишину. |
* - Ангур (тадж.), эйнаб (араб.), узум (тюрк.), стафиль (греч.) - виноград |
О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ
Старик
сказал врачу: “Я заболел! Слезотеченье... Насморк одолел”. “От старости твои насморк”, – врач сказал. Старик ему: “Я плохо видеть стал”. “От старости, почтенный человек, И слабость глаз, и покрасненье век”. Старик: “Болит и ноет вся спина!” А врач: “И в этом старости вина”. Старик: “Мне в пользу не идет еда”. А врач: “От старости твоя беда”. Старик: “Я кашляю, дышу с трудом”. |
|
А врач:
“Повинна старость в том и в
том. Ведь если старость в гости к нам придет, В подарок сто болезней принесет”. “Ах ты, дурак! – сказал старик врачу. – Я у тебя лечиться не хочу! Чему тебя учили, о глупец? Лекарствами сумел бы врач-мудрец Помочь в недомогании любом, А ты – осел, оставшийся ослом!..” А врач: “И раздражительность твоя – От старости, тебе ручаюсь я!” |
Какой-то
человек дрозда поймал. “О муж почтенный, – дрозд ему сказал, Владелец ты отар и косяков. Ты много съел баранов и быков, Но пищей столь обильною мясной Не пресыщен – насытишься ли мной? Ты отпусти меня летать, а там Тебе я три совета мудрых дам. Один в твоей руке прощебечу, Другой, когда на крышу я взлечу; А третий – с ветки дерева того, Что служит сенью крова твоего. Моим советам вняв, – пока ты жив, – Во всем удачлив будешь и счастлив. Вот первый мой совет в твоих руках: Бессмыслице не верь ни в чьих устах”. Свободу птице человек вернул, И дрозд на кровлю весело вспорхнул. Пропел: “О невозвратном не жалей! Когда пора прошла – не плачь о ней И за потери не кляни судьбу! Бесценный, редкий перл в моем зобу. |
|
Дирхемов
верных десять весит он. Им был навеки б ты обогащен! Такого перла больше не сыскать, Да не тебе богатством обладать!” Как женщина в мучениях родов, Стонал, кричал несчастный птицелов. А дрозд: “Ведь я давал тебе совет – Не плачь о том, чему возврата нет! Глухой ты, что ли, раз не внял тому Разумному совету моему? Совет мой первый вспомни ты теперь: Ни в чьих устах бессмыслице не верь. Как десять я дирхемов мог бы несть, Когда дирхема три я вешу весь”. А человек, с трудом в себя пришед, Просил: “Ну, дай мне третий твой совет”. А дрозд: “Ты следовал советам двум, Пусть третий озарит теперь твой ум: Когда болвана учат мудрецы, Они посев бросают в солонцы, И как ни штопай – шире, чем вчера, Назавтра будет глупости дыра!” |
СПОР МУСУЛЬМАНИНА
С Огнепоклоннику
сказал имам:* |
|
СПОР ГРАММАТИКА С
КОРМЧИМ Однажды на корабль
грамматик сел ученый, |
* - Имам - глава мусульманской общины |
ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ БОЛЬНОГО СОСЕДА
“Зазнался
ты!—глухому говорят. – Сосед твой болен много дней подряд!” Глухой подумал: “Глух я! Как пойму Болящего? Что я скажу ему? Нет выхода... Не знаю, как и быть, Но я его обязан навестить, Пусть я глухой, но сведущ и неглуп: Его пойму я по движенью губ. “Как здравие?” – спрошу его сперва. “Мне лучше!” – воспоследуют слова. “И слава богу! – я скажу в ответ. – Что ел ты?” Молвит: “Кашу иль шербет”. Скажу: “Ешь пищу эту! Польза в ней! А кто к тебе приходит из врачей?” Тут он врача мне имя назовет. Скажу: “Благословляй его приход! Как за тебя я радуюсь, мой друг! Сей лекарь уврачует твой недуг”. Так подготовив дома разговор, Глухой пришел к болящему во двор. С улыбкой он шагнул к нему в жилье, Спросил: “Ну, друг, как здравие твое?” |
|
“Я умираю...”
– простонал больной. “И слава богу!” – отвечал глухой. Похолодел больной от этих слов, Сказал: “Он – худший из моих врагов!” Глухой движенье губ его следил, По-своему все понял и спросил: “Что кушал ты?” Больной ответил: “Яд!” “Полезно это! Ешь побольше, брат! Ну, расскажи мне о твоих врачах”. “Уйди, мучитель, – Азраил в дверях!”* Глухой воскликнул: “Радуйся, мой друг! Сей лекарь уврачует твой недуг!” Ушел глухой и весело сказал: “Его я добрым словом поддержал. От умиленья плакал человек: Он будет благодарен мне весь век”. Больной сказал: “Он мой смертельный враг, В его душе бездонный адский мрак!” Вот как обрел душевный мир глухой, Уверенный, что долг исполнил свой. |
* - Азраил - ангел смерти |
При караване
караульщик был, |
|
Барана
горожанин за собой |
ЗОЛОТЫХ ДЕЛ
МАСТЕР И ЕГО ВЕСЫ Раз, к золотому
мастеру пришед, |
|
О НАБОЖНОМ ВОРЕ И
САДОВНИКЕ Бродяга некий,
забредя в сады, |
* - Вассалам - выражение, произносимое в конце речи, обозначающее конец разговора |
О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ
ЧАЛМЕ Факих
какой-то (бог судья ему) |
|
О ТОМ, КАК ШУТ
ЖЕНИЛСЯ НА РАСПУТНИЦЕ Сказал сеид* шуту: “Ну что ж ты,
брат! О ТОМ, КАК ШАХ
ТЕРМЕЗА ПОЛУЧИЛ Шах в шахматы
с шутом своим играл, |
* - Факих - мусульманский
правовед * - Медресе - мусульманское учебное заведение * - Сейид - потомок пророка Мухаммада |
В пыли
верблюд араба-степняка Нес на себе огромных два мешка. Хозяин дюжий сам поверх всего Уселся на верблюда своего. Спросил араба некий пешеход, Откуда он, куда и что везет. Ответил: “У меня в мешке одном – Пшеница и степной песок – в другом” “Спаси аллах, зачем тебе песок?” “Для равновесия”, – сказал ездок. А пешеход: “Избавься от песка, Рассыпь свою пшеницу в два мешка, Когда верблюду ношу облегчишь – Ты и дорогу вдвое сократишь”. Араб сказал: “Ты – истинный мудрец! А я-то – недогадливый глупец... Что ж ты – умом великим одарен – Плетешься гол, и пеш, и изнурен? Но мой верблюд еще не стар и дюж, Я подвезу тебя, достойный муж! Беседой сократим мы дальний путь. Поведай о себе мне что-нибудь. По твоему великому уму – Ты царь иль друг халифу самому?” А тот: “Не ходят в рубищах цари. Ты на мои лохмотья посмотри”. Араб: “А сколько у тебя голов Коней, овец, верблюдов и коров?” “Нет ничего”. – “Меня не проведешь. |
|
Ты, вижу я,
заморский торг ведешь. О друг, скажи мне, истину любя, Где на базаре лавка у тебя?” “Нет лавки у меня”, – ответил тот. “Ну, значит, из богатых ты господ. Ты даром сеешь мудрости зерно. Тебе величье знания дано. Я слышал: в злато превращает медь Сумевший эликсиром овладеть”. Ответил тот: “Клянусь аллахом – нет! Я – странник, изнуренный в бездне бед. Подобные мне странники бредут Туда, где корку хлеба им дадут. А мудрость награждается моя Лишь горечью и мукой бытия”. Араб ответил: “Прочь уйди скорей, Прочь со злосчастной мудростью своей, Чтоб тень тебя постигнувшего зла Проказой на меня не перешла! Ты на восход пойдешь, я – на закат, Вперед пойдешь – я поверну назад. Пшеница пусть лежит в мешке одном, Песок останется в мешке другом. Твои никчемны знанья, лжемудрец. Пусть буду я, по-твоему глупец, – Благословенна глупость, коль она На благо от аллаха мне дана!” Как от песка, от мудрости пустой Избавься, чтоб разделаться с бедой. |
Среди
казвинцев жив и посейчас Обычай – удивительный для нас – Накалывать, с вредом для естества, На теле образ тигра или льва. Работают же краской и иглой, Клиента подвергая боли злой. Но боль ему приходится терпеть, Чтоб это украшение иметь. И вот один казвинский человек С нуждою той к цирюльнику прибег. Сказал: “На мне искусство обнаружь! Приятность мне доставь, почтенный муж!” “О богатырь! – цирюльник вопросил. – Что хочешь ты, чтоб я изобразил?” “Льва разъяренного! – ответил тот. – Такого льва, чтоб ахнул весь народ. В созвездье Льва – звезда судьбы моей! А краску ставь погуще, потемней”. “А на какое место, ваша честь, Фигуру льва прикажете навесть?” “Ставь на плечо, – казвинец отвечал, – Чтоб храбрым и решительным я стал, Чтоб под защитой льва моя спина В бою и на пиру была сильна!” Когда ж иглу в плечо ему вонзил Цирюльник, “богатырь” от боли взвыл: “О дорогой! Меня терзаешь ты! Скажи, что там изображаешь ты?” “Как что? – ему цирюльник отвечал. – Льва! Ты ведь сам же льва мне заказал!” “С какого ж места ты решил начать Столь яростного льва изображать?” “С хвоста”. – “Брось хвост! Не надобно хвоста! Что хвост? Тщеславие и суета! |
|
Проклятый
хвост затмил мне солце дня, Закупорил дыханье у меня! О чародей искусства, светоч глаз, Льва без хвоста рисуй на этот раз”. И вновь цирюльник немощную плоть Взялся без милосердия колоть. Без жалости, без передышки он Колол, усердьем к делу вдохновлен. “Что делаешь ты?” – мученик вскричал. “Главу и гриву”,—мастер отвечал. “Не надо гривы мне, повремени! С другого места рисовать начни!” Колоть пошел цирюльник. Снова тот Кричит: “Ай, что ты делаешь?” – “Живот”. Взмолился вновь несчастный простота: “О дорогой, не надо живота! Столь яростному льву зачем живот? Без живота он лучше проживет!” И долго, долго – мрачен, молчалив – Стоял цирюльник, палец прикусив. И, на землю швырнув иглу, сказал: “Такого льва господь не создавал! Где, ваша милость, льва видали вы Без живота, хвоста и головы? Коль ты не терпишь боли, прочь ступай, Иди домой, на льва не притязай!” * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * О друг, умей страдания сносить, Чтоб сердце светом жизни просветить. Тем, чья душа от плотских уз вольна, Покорны звезды, солнце и луна. Тому, кто похоть в сердце победил, Покорны тучи и круги светил. И зноем дня не будет опален Тот, кто в терпенье гордом закален. |
Из Индии
недавно приведен, В сарае темном был поставлен слон, Но тот, кто деньги сторожу платил, В загон к слону в потемках заходил. А в темноте, не видя ничего, Руками люди трогали его. Слонов здесь не бывало до сих пор. И вот пошел средь любопытных спор. Один, коснувшись хобота рукой: “Слон сходен с водосточною трубой!” Другой, пощупав ухо, молвил: “Врешь, На опахало этот зверь похож!” |
|
Потрогал
третий ногу у слона, Сказал: “Он вроде толстого бревна”. Четвертый, спину гладя: “Спор пустой – Бревно, труба... он просто схож с тахтой”. Все представляли это существо По-разному, не видевши его. Их мненья – несуразны, неверны – Неведением были рождены. А были б с ними свечи – при свечах И разногласья не было б в речах. |
Из "Маснави" |
|
Из "Дивана Шамса Тебризи" |
|
Касыда |
© 2000-2001 Jamshed Dodkhoyev
You may use any part presented herein for non-commercial purposes
only, on the condition of giving full credit to the author and to
this home page, including a hyperlink, if you wish to use these
material over the Internet.